МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ (ДРОЗДОВ). ТВОРЕНИЯ. Т.1. СЛОВА И ПРОПОВЕДИ
Беседа в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1858 г.[1]
Блюдитеся, како слышите (Лк.8:18)
Блюдитеся, како слышите (Лк.8:18)
Внимательно, рассудительно, осторожно наблюдайте за собою, как слушаете то, что доходит до вашего слуха, как принимаете и должны принимать слышимое. Так наставлял Христос Спаситель Своих учеников. Пречистая Матерь Его, Преблагословенная Дева Мария в совершенстве исполнила сие наставление, когда оно не было еще произнесено.
Христиане! Наставление Христа Спасителя относится и к нам по тому самому, что мы Христиане, то есть ученики и последователи Христа. Пример Пречистой Матери Его может ввести нас в разумение наставления Его.
Праматерь Ева не положила себе правила: Блюстися, како слышит, когда вступал с нею в разговор змий искуситель, хотя самая необычность сего явления должна была внушить осторожность. Чрез отверзтое любопытством ухо словесный яд приник до сердца ее и отравил душу грехом, прежде нежели вкушением запрещенного плода отравлено тело. И праотец Адам не уберег своего слуха от греховного слова жены и чрез нестрегомое ухо допустил смерть войти во весь род человеческий.
Не так Пресвятая Дева Мария. Как предопределенная в служение таинству исцеления человеческого рода от смертоносной заразы греха, Она, при самом вступлении в сие служение, исправляет первоначальную погрешность прародителей. Она слышит приветственный глас Ангела, уже более или менее ведомый Ей со времени воспитания Ее в храме Иерусалимском, и при всем том блюдется, како слышит, не вдруг допускает высокое о Ней слово до смиренного сердца, не отвечает на приветствие, останавливается в заботливом размышлении. Смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29).
Какое это слово, которым произведено смущение в душе чистой и мирной? Это слово Ангела: Радуйся, Благодатная: Господь с Тобою: благословенна Ты в женах. Но что же здесь могло быть причиною смущения? Причиною смущения обыкновенно бывает слово печальное, или строгое, или унижающее, или обидное, или угрожающее. Ничего такого нет в словах Ангела. В них видны: радость, благоговение Ангела к Пресвятой Деве, Ее достоинство, Божие к Ней благоволение. Вникните в дело духовным разумением. Словом печальным, строгим, унижающим, обидным, угрожающим приводится в смущение наша нетерпеливость, наша гордость. Сих качеств не было в Пресвятой Деве, почему и такие тяжкие слова не привели бы Ее в смущение. Но в Ней обитает глубокое смирение, и потому для Нее неудоприемлемо слово, которое возвышает Ее. Смирение не любит оглашающей похвалы, уклоняется от нее, боится, чтобы она не повредила ему, и потому, когда слышит хвалителя, с невольною заботой внутренне вопрошает: действительно ли ты Ангел Света? Таково значение смущения, в которое Пресвятая Дева приведена была приветствием небесного Благовестника.
Но и беспорочное смущение есть состояние неестественное. Душа, ощутив себя в оном, ищет пути, чтобы выйти из оного. Какой же путь открыла для сего Пресвятая Дева? Путь безмолвного размышления. Помышляше, каково будет целование сие [Лк.1:29].
Вслушайтесь пристально в молчание Пресвятой Девы пред благовествующим Ангелом: вы найдете, что сие молчание так же премудро, как премудро слово. Если бы Мариам поспешила отвечать на хвалебное приветствие Ангела без отрицания слышимой похвалы, это было бы утверждение и принятие хвалы, и было бы тяжко для Девы в отношении к Ее смирению. Если же Она отвечала бы с прекословием, это могло быть оскорблением вестнику небесному. И того и другого затруднения избежала Она, скрывшись от слова в молчание и употребив для размышления. Помышляше: каково будет целование сие? Что значит приветствие необычайное? Как поступить с приветствием, которое трудно и страшно принять и так же трудно и страшно отвергнуть? Если от Бога приходит слово, не явит ли Он знамения, прекращающего смущение и страх и разрешающего недоумение? Знамение действительно явилось в том, что на глубокомысленое молчание Пресвятой Девы, как бы на внятное слово, Ангелом дан сообразный ответ: Не бойся, Мариам [Лк.1:30]. Из сего познала Она, что Бог открыл Ангелу Ее внутреннее состояние и послал Ей слово успокоения, и что, следственно, со спокойствием и верою должно внимать дальнейшему провещанию Ангела. Так Она приготовилась и приготовлена была принять благовещение о воплощении в Ней Сына Божия - Спасителя мира - и возмогла из безмерной глубины смирения изнести безмерно высокой веры слово: Се, Раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему [Лк.1:38].
Видишь ли, Христианская душа, хотя отчасти, душу Пресвятыя Девы, ее внутреннее благоустроение, ее бдительность на страже нравственного самосохранения? Учись сокровенной[2] мудрости Ее, подражай бдительной осторожности Ее в собеседовании. Блюдися, како слышиши. Не останавливай себя тем, что Ее путь очень высок и что твой путь инаков. Если обленишься и не поревнуешь хотя издалеча последовать Пресвятой Деве путем восходящим, то легко можешь совратиться на путь Евы, нисходящий и ведущий к падению. Легко может случиться, что к тебе подкрадется какой-нибудь словоохотный змий, мудрейший всех зверей сущих на земли (Быт.3:1), но далекий от мудрости даже просто человеческой, и кольми паче от небесной, который видится обитателем рая, а невидимо принадлежит к жителям ада, которого словеса умякнуша паче елеа, и та суть стрелы (Пс.54:22), который в мечтательных и льстивых словах обоготворит тебя, а в самом деле заразит тебя клеветою и хулою на Бога, который предложит тебе красивый и сладкий плод, и ты в нем вкусишь грех и смерть.
Пример Пресвятыя Девы показывает, что с осторожностию должно слушать даже Ангельское слово. И если такая осторожность нужна была для Нее, то кольми паче нужна для нас. Ибо, как предостерегает Апостол, сам сатана преобразуется во Ангела светла (2Кор.11:14), и потому неосмотрительный может принять блестящую медь за золото, слово лести и обмана - за слово истины. Если твоему внешнему или внутреннему слуху является необычайное слово, представляющее себя посланным свыше, не спеши принимать оное, размысли в безмолвии, испытай, согласно ли оно с достоверно известным словом Божиим и учением Христовым; огради себя смирением, молитвою, и притом, как учат богомудрые, троекратною молитвою, и, поколику возможно, советом имеющих духовную опытность. Истина не оскорбится твоею осторожностию, а ложь и мечта не успеют обаять тебя.
Если и Ангела слышащему нужно блюстися, како слышит, что сказать о собеседованиях человеческих? Сколько в людях ложных и худых мыслей, сколько страстей, сколько пороков! Все они могут обратиться в заразу, более или менее сильную и вредную, приметно и неприметно переходящую чрез слово и собеседование. Много явных и скрытых опасностей, много нужно благоразумия и осторожности.
Слышишь ли слово в похвалу тебе? Остерегись. Похвала нередко скрывает в себе лесть, или может самого тебя сделать льстецом для самого себя, если пленишься ею, может удалить от тебя смирение и поселить в тебе самонадеяние и небрежение о дальнейшем усовершении себя и своих дел. Услышав похвалу, помысли, каков ты должен быть, вспомни свои недостатки и старайся иметь достохвальные мысли, намерения и дела, а не ловить исчезающий звук похвалы.
Слышишь ли слово, тебя оскорбляющее или унижающее? Остерегись, чтобы не воспламениться гневом, который правды Божия не соделывает (Иак.1:20). Скажи лучше себе: вот случай поучить себя терпению и смирению, - и отвечай оскорбляющему и унижающему или молчанием, или, если необходимо, кротким словом правды.
Слышишь ли слово порицающее и осуждающее ближнего? Остерегись, чтобы чрез слух не принять участия в грехе чужого языка. Не прилагай сердца твоего к словам, которые вреднее для осуждающего, нежели для осуждаемого.
Слышишь ли слово, опечаливающее настоящим или угрожающим бедствием? Остерегись, чтобы твоя печаль не сделалась сильнее твоего рассудка и твоей воли. Многи бо печаль уби и несть пользы в ней (Сир.30:25). Раствори печаль твою молитвою и умиротвори себя преданностию в волю Божию и упованием на милосердие Божие.
Что, если услышишь или увидишь в чтении слова неблагонравия, неблагоговения, неверия? Поспеши заградить ухо твое и закрыть око твое от тлетворного ветра. Не прельсти себя мыслию послушать или прочитать из любопытства, или для забавы. Не касайся сажи. Не играй огнем. Не желай узнать вкус яда. Тлят обычаи благи беседы злы (1Кор.15:33).
Не надобно ли, скажет кто-нибудь, - не надобно ли иметь осторожности и при слушании учения духовного и нравственного? Точно надобно иметь осторожность - именно осторожность, чтобы не быть, по выражению Апостола Иакова, слышателем забытливым, подобным человеку, который посмотрел на себя в зеркале, отошел и забыл, каков он. Ибо не слышатель забытливый, но творец дела, сей блажен в делании своем будет (Иак. 1:22-25). Аминь.
Беседа в день Вознесения Господня и обретения мощей Святителя Алексия, 1854 г.[3]
Никто из живущих в теле не видал воскресения Христова в то тайное мгновение ночи или глубокого утра, когда оное совершилось. Так было, может быть, по самому свойству сего действия, в котором и видимое Христово Тело, преобразуясь в духовное и прославленное, выступало за пределы мира видимого. Но притом так устроено было, вероятно, и потому, что еще не созрела вера для сего высокого созерцания, ибо явление небесное и Божественное для приготовленного к нему верою, чистотою, боголюбием, смирением есть свет просвещающий и животворящий, а для неприготовленного и неочищенного есть молния поражающая. Так устроено было, вероятно, и для того, чтобы дать место возвышенному подвигу веры и высшему за него воздаянию по суду Христову: Блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29).
Напротив того, вознесение Господне многие собственными очами видели, когда оно совершалось. Так было, конечно, потому, что теперь уже созрела вера многих для сего Божественного созерцания. Так было, конечно, и для того, чтобы и немощным в вере, каким в день воскресения Христова виден был Фома, дать подкрепление очевидным удостоверениям.
Святой Евангелист Лука свидетельствует, что Господа воскресшего - кажется, и возносящегося - видели не одни одиннадцать Апостолов, но и другие, иже бяху с ними (Лк.24:33,50).
Если сам Господь благоизволил, чтобы так доступно было Его Божественное зрелище, подвигнем и мы нашу мысль вслед очевидцам оного, дабы, по возможности, ближе и яснее видеть то, на что небеса смотрели с таким же удивлением, как и земля. Путем да будет нам Евангельское повествование, и путеводителем - Святый Евангелист Лука.
Он пишет: Извед их вон до Вифании [Лк.24:50]. То есть в четыредесятый из дней, в продолжение которых воскресший Господь являлся Апостолам, и глаголал яже о Царствии Божии [Деян.1:3], Он явился им в Иерусалиме, потом, предшествуя им, вел их по улицам города и вышел из него вратами, чрез которые лежал путь к горе Еленонской.
Что же Иерусалим? Видел ли он в сие время Распятого Воскресшего, и в ожесточении своем не верил глазам своим? Или видел Его, но за неверие не удостоен был узнать Его, как некогда и с верующими, но колеблемыми сомнением на время случилось на пути в Эммаус? Или, в ослеплении неверия, совсем не видал Того, Которого верующие в то же время видели, слышали и осязали? Так или иначе, во всяком случае какое страшное ослепление! Какая жалкая участь! Христос является среди Христоубийственного города еще не как Судия, но как Спаситель; он готов внять покаянию и помиловать, но самоосужденный город не разумевает времене посещения своего (Лк.19:44), и Спаситель проходит по его стогнам, и выходит из его врат только для того, чтобы очевидно исполнить Свое предварительное слово: Се оставляется вам дом ваш пуст (Мф.23:38).
Братия! Да страшимся неверия. Берегитесь невнимательности к благодатным Божиим посещениям, которая может наконец обратиться в бедственное ослепление. Может быть, скажут: к чему сии подозрения и опасения? Разве мы Иудеи? К какому благодатному посещению были мы невнимательны? Правда, мы не ветхозаветные Иудеи, по благодати Божией, мы новый Израиль. Но мы знаем, что древний Израиль, по вере и благодати избранный, за неверие после веры, за грехи после Закона, то более частные, то более общественные, неоднократно был исправительно наказан и, наконец, как не принявший исправления отвержен; кто сказал нам, что новому Израилю не может угрожать ничто подобное? Благодатные же посещения не так редки, как некоторым кажется. Когда вы слышите в церкви чтение Евангелия, тогда не проходит ли Христос Спаситель пред вами? не беседует ли с вами? не чудодействует ли пред вами? И если после сего некоторые выходят из церкви так, как бы ничего такого не видали и не слыхали, продолжают жить по своим страстям и чувственным желаниям, как будто Христос, и Его учение, и Его пример принадлежат к иному миру, а не к тому, в котором они живут, то такие люди не походят ли на оных Иерусалимлян, мимо которых прошел Христос, не постигнутый их вниманием и верою, и оставил им дом их пуст? И кто знает, долго ли еще Он, по милосердию Своему, восхощет сих невнимательных и непослушных благодати Его детей нового Иерусалима собирать, якоже кокош собирает птенцы своя под криле (Мф.23:37), и удержится ли от судного слова: се оставляется вам дом ваш пуст.
Возвратимся к Евангелисту и последуем за ним далее. Извед же их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои и благослови их.
Воскресший Господь являлся ученикам Своим не только в Иерусалиме, но и на пути в Эммаус, и в Галилее на горе и на берегу озера Тивериадского, почему же наконец Он явился им не прямо на месте, которое избрал для Своего вознесения, но в Иерусалиме и вывел их из него вон? Нет сомнения, что как всякое действие Божественной мудрости Его, так и сие исполнено глубокого знаменования. Это значит, что благодать отступает от ветхого Иерусалима, который обетованного ему Христа, во Своя пришедшего, не принял (Ин.1:11), излиянную для спасения мира Кровь Его сам на себя принял к своему осуждению, своим неверием и Христоубийством сам себе приготовил оставление и разрушение. И как Пришедший не погубить души человеков, но спасти из среды погибающих, начал уже избирать Себе спасаемых, взял из ветхого града лучшие камни и художеством небесного архитектонства - словом истины и спасения - очистил и приготовил их для нового здания, то дабы показать, что Он не ветхому, отжившему служит, не к ветхой ризе новый плат приставляет, не в ветхие мехи вино новое вливает, а устрояет новую ризу спасения, новые сосуды благодати, новый живый град Небесного Царствия на земле, Он несет избранные Им живые камни из ветхого града на свободное, чистое, высокое место, дабы здесь благословить новосозидаемую Церковь Свою, подобно как некогда благословил Свое новое райское творение. Извед их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их. Воздвиг руце на небо, и простер их на благословляемых, в знамение, что преподает благословение небесное и пренебесное, и так обширное, как далеко досязают Его руце, в которых вси концы земли (Пс.94:4). Какими словами благословил? Сего не написал Святый Лука, но веруем, что то был поток Божественной благодати, жизни и силы, который не только исполнил предстоявшие сосуды, но простерся и простирается и на всю Церковь Христову до последнего истинного Христианина пред вторым пришествием Христовым. Более нежели вероятно, что к сему благословению принадлежат преданные Святым Матфеем слова Христовы: Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20).
И бысть, егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо [Лк.24:51]. Приметьте, что Евангелист не говорит: егда благослови, когда окончил благословение, но егда благословляше - когда еще продолжал благословлять. Какой чудный образ действия! Господь благословляет, и еще не оканчивает благословения, а продолжает благословлять, и между тем возносится на небо. Что это значит? То, что он не хочет прекратить Своего благословения, но продолжает без конца благословлять Свою Церковь и всех верующих в Него. Помыслим, братия, что аще веруем, и ныне, и над нами простерты руце Его, и взор Его, и благословение Его. Какая радость для любящих Его! Какой стыд и страх для тех, которые в суете мирской забывают Его!
Предел, от которого начинается вознесение Господа, есть гора Елеонская. Почему она избрана для сего, а не иное место? Можно думать, потому, что и прежде она была у Него избранным местом, которое освятил Он многократным Своим пребыванием и молением; особенно же потому, что здесь начались Его спасительные для нас страдания равною смерти скорбию душевною и многотрудною молитвою, простертою до произлияния кровавого пота. Обратив место начавшихся страданий в место совершившегося прославления, Он чрез сие ознаменовал то, что Его страдания и прославление составляют один стройный состав спасительного для нас домостроительства Божия, одну златую цепь, выработанную в горниле премудрости Божией, для возвлечения на Небо падшего из рая человечества.
Христианин! Если судьба приведет и тебя в нощи темных и смутных обстоятельств на место скорби и туги, старайся усмотреть здесь некий след пути Христова. Если Он, безвинный, за наши вины соизволил перенести скорбь и тугу смертную, ты ли не покоришься понести без сравнения меньшую скорбь, без сомнения, за некие вины твои пред Богом, хотя, может быть, и безвинно пред человеками? Последуя, хотя издалеча, Христу, молись молитвою крепкою и в волю Божию преданною и надейся, что не в дали от твоей скорби явится твое спасение, если только удержишься на пути Христовом - на пути непорочности и преданного Богу терпения. Претерпевый до конца, той спасен будет (Мк.13:13).
А где предел, до которого простирается вознесение Господа? Если возможен для слова человеческого некоторый на сие ответ, то его можно найти в сем изречении Апостола: сшедый Той есть и возшедый превыше всех небес, да исполнит всяческая (Еф.4:10). Присоединим к сему слово Евангелиста, что вознесшийся Господь седе одесную Бога (Мк.16:19), причем слышащий не должен представлять в уме ничего телесного и чувственного. Ты слышишь иногда, что человек говорит о другом человеке: он моя правая рука - и не думаешь, чтобы человек сделался рукою, а разумеешь сие так, что он близок к другому, подобно как его собственная рука, и по воле его превосходно действует, подобно как правая рука превосходно действует в сравнении с левою. Кольми паче не должен ты прилагать телесных понятий к Бестелесному и ограничивать местом Невместимого и Вездесущего. Слыша, что Христос седит одесную Бога Отца, помышляй, что он имеет единую с Отцом вседержательную власть, единую с Ним славу, единое царственное промышление о всем мире, и особенно о Церкви спасаемых. Вообще, не устремляй дерзновенно пролета испытующей мысли в сию безмерную высоту: там свет неприступный (1Тим.6:16). Если пред сотворенным светом видимого солнца изнемогает твое око, как не изнеможет неочищенное от брения око ума твоего пред светом вечного Солнца духов, пред Которым и высшие из Ангелов закрывают лица? И Апостольские взоры недалеко могли следовать за возносившимся Господом: облак подъял Его и скрыл от них. И как они в сие время поклонишася Ему, так и ты, после скромного взора веры на небо, пади, сын праха, смиренно в прах и неизреченное величие почти безмолвным благоговением.
Неожиданным показаться может засвидетельствованное Евангелистом действие вознесения Господня на Апостолов: Возвратишася в Иерусалим с радостию великою [Лк.24:52]. Можно бы подумать, что они будут очень опечалены разлучением со своим Божественным Учителем и Спасителем, но они очень радуются. Почему это? Радуются потому, что теперь совершенна вера их, и отверзт ум их к разумению таин Христовых: они веруют и знают, что Христос, как воскресением Своим сокрушил двери ада и открыл верующим исход из него, так вознесением Своим отверзает двери Неба и открывает верующим вход в него. Радуются потому, что совершенна их любовь: сладостно для них то, что возлюбленный Спаситель восходит на Небо в блаженство и славу, хотя сами они остаются на земле для подвигов и страданий. Радуются потому, что совершенна их надежда, они чают и предчувствуют, что вознесшийся Господь, по обещанию Своему, вскоре пошлет им иного Утешителя, Святаго Духа, и что, наконец, по предвестию Ангельскому, сей Иисус вознесыйся на небо, такожде приидет (Деян.1:11), и приидет для того, чтобы исполнить Свое другое обещание: паки прииду и поиму вы к Себе (Ин.14:3).
О блаженные прежде небесного блаженства! Но если, братия, вожделенно и нам подобное блаженство, да ведаем, что в нем не отказано и нам. Послушайте, что говорит Апостол Петр вообще о верующих во Христа и любящих Его: Егоже не видевше любите, и на Негоже ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною (1Пет.1:8). Итак, храните живую веру во Христа, возгревайте в себе к Нему любовь, утверждайтесь в надежде на Него, и вы, по мере верности в сем подвиге, еще на земле будете радоваться радостию неизглаголанною и прославленною.
Наконец не оставим без внимания, но примем к нашему наставлению и к подражанию то, каким образом Апостолы сохраняли и питали благодатное чувство, дарованное им в вознесении Господнем. Они бяху выну в церкви, хвалящее и благословяще Бога [Лк.24:53]. Наследники Неба! Для чего так много скитаются по земле наши помыслы и желания? Да собираем их в преддверие Неба, да будем выну в церкви, неразлучным соединением с нею в вере, прилежным общением в ее молитвах и таинствах, деятельным послушанием ее уставам и учению жизни. Сей есть и нам путь к Небу, и нет иного.
Настави нас, Господи, на путь Твой, и да ходим выну во истине Твоей (Пс.85:11), предводящу нас молитвами своими бессмертному пастырю нашему Святителю Алексию. Аминь.
Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия (о неуклонности на пути к Богу). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июня 1857 г.
Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии. Лк.9:62
Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии. Лк.9:62
Если бы каждого из множества предстоящих здесь спросить, желает ли он быть управлен в Царствие Божие, без сомнения, каждый отвечал бы, что желает. Но если бы далее спросить каждого, находит ли он себя действительно управленным в Царствие Божие, то многие, думаю, затруднились бы дать на сие ответ, а некоторые, более внимательные и менее расположенные льстить себе, признались бы, что находят себя очень неблизкими к Царствию Божию и не довольно твердыми на правом пути.
От чего ж это происходит, что между желанием, которому, естественно, надлежит быть столь же сильным и действительным, сколь оно справедливо и богоугодно, и между исполнением, столь вожделенным, оказывается иногда слишком великое расстояние, а иногда открывается и пропасть? И как могло бы наше направление к Царствию Божию сделаться действительным, верным, упроченным? О сем наставлении можем почерпнуть из притчи Господней: Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии.
Упоминание о рале дает разуметь, что притча заимствована от земледелия. Земледелец, возложив руку свою на рало, то есть предприняв пахать свое поле, должен постоянно смотреть вперед, дабы вести рало или соху правильно и с надлежащим углублением и таким образом приготовить землю к принятию и произращению семени и к принесению плода. Но если он будет оглядываться и смотреть назад, то не приметит, как рало пойдет или без потребного для семени углубления, или без пользы неоднократно по одной и той же борозде или уклонится и оставит часть земли невспаханною, и, таким образом, труд окажется бесплодным.
Что же значит сия притча в отношении к Царствию Божию? Что значит возложить руку на рало? Что значит зреть вспять? Чтобы изъяснить сие несомненно по разуму Христову, надлежит принять в соображение случай, по которому изречена притча. На пути Христа Спасителя в Иерусалим подошел к Нему некий человек и сказал Ему: Иду по тебе, Господи; прежде же повели ми отвещатися, иже суть в дому моем (Лк.9:61)? Ответом на сие была притча, в которой словам: Иду по Тебе, Господи, - соответствуют иносказательные слова: Возложь руку на рало, а словам: Повели ми отвещатися, иже суть в дому моем - слова: Зря вспять. И наконец, о людях, сею последнею чертою ознаменованных, уже без иносказаний произносится суд: Никто же из таковых управлен есть в Царствии Божии.
Итак, под образом возлагающего руку на рало представляется человек, который желает идти во след Христа, жить и поступать по вере в Него, по заповедям Его, по примеру Его, который предприемлет подвиг возделывать землю своего сердца учением Христовым, чтобы насеять ее добрыми помышлениями, святыми молитвенными желаниями, Божественными созерцаниями, дабы она могла приносить плоды добрых духовных дел, питательные для жизни вечной. Доселе сей человек на правом пути. Он направляется к Царствию Божию.
Но сей же человек может принять образ зрящего вспять, когда пристрастно обращается к предметам земным, которые оставил было позади себя ради последования Христу, когда от желаний духовных возвращается к вожделениям плотским, от послушания вере - к своемудрию и своеволию, от заповедей Божиих - к обычаям суетного мира, от спасительного примера Христа и святых Его - к пагубным примерам людей чувственных и грехолюбных и таким образом, развлекая и расстраивая сам себя, лишает землю своего сердца правильного духовного возделывания, а следственно, и спасительного плодоношения. Очевидно, это уже неправый путь, неверное направление к Царствию Божию. Никто же из таковых людей управлен есть в Царствии Божии.
Теперь спрашивайте: отчего у некоторых людей, желающих быть управлеными в Царствие Божие, между сим желанием и исполнением оказывается слишком великое расстояние или даже пропасть? На основании слова Христова ответствуем: оттого, что они, возложив руку на рало, зрят более или менее вспять, не стараются око душевное постоянно и преимущественно иметь обращенным на путь Царствия Божия, к духовным предметам, обязанностям и подвигам, ко Христу и Его учению и примеру, но, взирая иногда к Небу, гораздо чаще обращаются к миру и засматриваются на его прелесть и суету; на духовное смотрят равнодушно, а на плотское и мирское пристрастно; вступают в подвиг для Бога и обленяются и предаются самоугождению.
Что же надобно, чтобы наше направление к Царствию Божию сделалось действительным, верным, упроченным? Опять на основании слова Христова ответствуем: надобно, чтобы возложивший руку на рало не смотрел вспять, чтобы воззревший благочестивым желанием к Богу не пригвождал уже пристрастных взоров к тварям, чтобы вступивший в подвиг для своего спасения не изменил ему разленением и непостоянством. Если же поврежденная природа, не совсем побежденная недобрая привычка, соблазн как бы невольно уклоняют мысль его к небогоугодному, он должен неукоснительно и крепко возтягнуть себя от худшего к лучшему, угрожая себе судом Христовым, что зрящий вспять не будет управлен в Царствие Божие.
Помыслим, братия, каждый о себе, не бываем ли мы в положении оного человека, которого Христос Спаситель обличил как находящегося в противоречии с самим собою и признал не управленным в Царствие Божие.
Скорбно восчувствовал ты свое греховное состояние и тягость оного для совести и прибегнул к покаянию, вследствие которого можешь с утешением рещи Богу словами псалмопевца: Беззаконие мое познах и греха моего не покрых, рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс.31:5). Через сие ты вступил на добрый путь. Ты возложил руку на рало: приближился к Богу и начал благоугождать Ему. Но что потом? Продолжаешь ли идти в предняя? Тщательно ли хранишь приобретенную чистоту души? Не возвращаешься ли небрежно и беззаботно к расположениям и делам, которые ты осудил и отвергнул в покаянии? Если так, то берегись и страшись. Ты зришь вспять, следственно, теперь ты не управлен в Царствии Божии.
Ты уразумел ничтожность земных благ, неудовлетворительность мирских утешений, преимущество жизни удаленной от мира, достоинство целомудрия, потребность самоотвержения, свободу нестяжательности и расторгаешь или уже расторгнул союз с миром, чтобы все свое время и труд употребить на благоустроение своей души и на благоугождение Богу в обществе подобных под руководством сведущих и опытных в сем любомудрии. Прекрасно! Ты возлагаешь или возложил руку на рало с такою полною решительностью и силою, что почти неуместным представляется опасение, чтобы ты не вздумал обращать взоры вспять. Однако же опыт открывает, что и здесь есть место сему опасению. За бегущими от мира бегут мирские помыслы и невольно иногда обращают их взоры вспять, как то случилось с блаженным Иеронимом, который, убегая от суетного мира, удалился из Рима в Святую землю, но который признавался, что и оттуда взоры неукрощенного воображения его возвращались к суетным и страстным зрелищам Рима[4]. Итак, удаляющийся от мира и возлагающий руку на рало духовного подвижнического делания с усиленным вниманием и осторожностью должен блюсти свое око, дабы прилежно возводить оное горе - к Богу, устремлять в предняя - к дальнейшему упражнению и усовершенствованию в благочестии и добродетели и не давать оному свободы обращаться вспять - к видам плоти и мира, по-видимому легко занимающим, но неприметно прельщающим и пленяющим. Что, если озришься на Содом? Можешь превратиться в столп слан. Что, если помыслишь возвратиться в Египет? Можешь умереть в пустыне, не достигнув Земли обетованной.
Маловерие и леность могут приводить нас в уныние мыслию, можно ли так неуклонно взирать к Богу и на путь Царствия Его, чтобы не озираться вспять. Что на сие сказать? Преподобие отче Сергие! Обличи наше маловерие и леность, возбуди нас, вразуми, поощри, укрепи твоим примером и благодатию. Еще младенствующую руку возложил ты на рало подвижнического делания, удерживаясь от млека матернего для поста, и до глубокой старости не ослабил твоих подвигов. Если ты, изъявив, не тотчас исполнил желание пустынножительствовать, это не значило зреть вспять, потому что ты взирал на заповедь Божию: Чти отца и матерь (Мф.15:4). Вступя в пустынножительство, ты не обращался к миру не только для достижения каких-нибудь облегчений и утешений, но и для приобретения необходимого. Во время скудости хлеба в твоей обители ты ожидал его не от людей, а от Бога. В скудости хлеба для тебя самого ты доволен был тем, что своею работою от одного из своей братии приобрел загнивший хлеб. Начальство приял ты потому только, что не мог уклониться от него без нарушения послушания, без вреда для многих душ. И когда начальствовал над обителью, получившею уже знаменитость, твой труд, твоя худая одежда, твое смиренное слово представляли тебя низшим из братии. Так вел ты рало духовного подвига, так сеял слезами, чтобы родились, возросли и созрели плоды духовные и видимые, которыми доныне питаемся.
Богу, дивному во святых Своих, но и всех, усердно ищущих Царствия Его, дивно милующему и спасающему, слава и благодарение вовеки. Аминь.
Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия и Тезоименитства Его Императорского Высочества благоверного Государя и великого князя Сергия Александровича (об истинном покое). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1858 г.
Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Мф.11,29
Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Мф.11,29
Господь наш Иисус Христос призывает к Себе всех труждающихся и обремененных и обещает им успокоение: Обрящете покой душам вашим (Мф.11,29). Аз упокою вы (28).
Кто из нас не нуждается более или менее в покое души? Одни обременены усильным по необходимости трудом, другие стеснены скудостию, иные огорчены и затруднены встречаемым недоброжелательством и несправедливостью, иные страждут от болезней, иные утруждены внутренним противоборством греху и чувством своей виновности пред Богом, иные сами себя лишают душевного покоя и потом тщетно ищут его, предаваясь гневу, зависти, ненависти, корыстолюбию, честолюбию, ненасытимой алчности чувственных удовольствий.
К какому бы кто ни принадлежал роду лишенных покоя, всех призывает к Себе милосердый Господь, всем предлагает верное средство достигнуть покоя. Какое средство? Научитеся, - говорит, - от Мене. Сделайтесь учениками Господа Иисуса, принимайте и исполняйте Его учение и обрящете покой душам вашим. Господь присовокупляет, что Он кроток и смирен сердцем, частию ободряя и поощряя нас, чтобы мы не усомнились приступить к столь высокому Учителю, частию указуя на смирение как на один из важных предметов учения, которое от Него должно принять для обретения покоя душам.
Может быть, скажут: "Как можно нам прийти ко Христу и научиться от Него? Это возможно было апостолам, которые более трех лет были при Нем неотлучно и слушали Его учение, отчасти это возможно было и народу иудейскому, который часто окружал и сопровождал Его и оставался при Нем иногда до трех дней непрерывно. Можем ли мы подобным образом приближиться к Нему и внимать Ему?" - Решаюсь утверждать, что можем. Исследуйте вместе со мною сию возможность.
Когда Христу Спасителю по воскресении Его надлежало оставить землю и вознестись на небо, тогда и человеческая предусмотрительность могла ожидать, кольми паче от всеведения Его не скрыто было, что разлучение с Ним апостолов будет сопровождаться для них не только тяжкою скорбию, но и крайнею опасностью от врагов веры. Благости Его свойственно было предварительно утешить их, подкрепить, обнадежить. Как же Он сие исполнил? Он сказал: Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28,20). Сие обещание не ограничивается одними апостолами - оно простирается и до нас и будущих после нас, потому что простирается до скончания века. Что думаете, по сему обещанию даровал Господь ученикам Своим? Неужели одну мысль Его присутствия? Было ли бы сие достаточно для утешения их, подкрепления, обнадежения? Без сомнения, Он даровал им Свое присутствие в силе и действии, даровал возможность созерцать Его мысленно, сердечно, а при благопотребности и образно, принимать от Него сокровенные внутренние внушения, а при благопотребности и слышать глас Его, утешающий, укрепляющий, наставляющий, как сие особенно ясно открывается в житии апостола Павла.
В другом изречении Господь соединяет обещание присутствия Своего с условиями, при которых оно возможно: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам... и к нему приидема, и обитель у него сотворима (Ин.14,21,23). Видишь, христианин, ученик Христов, что Господь хощет явиться тебе, что ты можешь иметь Его своим гостем, даже сообитателем, если только ты будешь исполнять Его заповеди, если возлюбишь Его. Исполни предлагаемое тебе условие, и приимешь исполнение обещания Его. Когда ты имеешь гостя, ты можешь беседовать с ним, благорасположенно и благонамеренно вопрошать его и получать желаемые ответы. Следственно, когда Господь желает быть твоим гостем, то готовит тебе и то, чтобы ты свободно вопрошал Его о пути и средствах твоего мира и спасения и получал от Него наставление и руководство. С тех пор как Он сказал: Приидите ко Мне (Мф.11,28), научитеся от Мене (29) - Он ожидает, чтобы ты пришел и поучался от Него.
На сие можете вновь возразить, что непосредственное приближение ко Христу и наставление от Него есть жребий учеников Его совершенных, душ облагодатствованных. Не спорю. Скажу, однако, что путь к совершенству и для нас не есть недоведом, по крайней мере начало его не скрыто от нашей совести, вступление на него не заграждено ничем от нашего сердца и воли, кроме нашего невнимания к собственной душе. Сокровища благодати доступны всякому. Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам (Мф.7,7). Повторяю: сокровища благодати доступны всякому. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (8). В сем уверяет, сие обещает Сам богатый в милости (см.: Еф.2,4) Владыка сокровищ благодати. Он, конечно, верен в Своем уверении, готов Свое обещание, данное всякому, исполнить для каждого из нас, только для каждого просящего, ищущего, толцающего.
Что нужно тебе для приближения ко Христу и действительного с Ним общения? Нужна, по собственному Его изречению, любовь к Нему, которая заключается в соблюдении заповедей Его (см.: Ин.14,21,23). А что нужно для соблюдения заповедей? Нужна сила отвергнуть свою греховную волю, свои страсти, свои незаконные вожделения, - нужна сила творить благоугодное Богу. Итак, проси ее прилежною, неотступною молитвою, и, по обещанию Господню, дастся тебе. Тебе нужна истина, которая бы верно показала тебе путь заповедей (см.: Пс.118,35), ведущий ко Христу, и охраняла тебя от распутий заблуждения, порока и самопрельщения. Итак, ищи ее в слове Божием, в учении и примерных для нас деяниях святых, и, по обещанию Господню, обрящешь. Тебе нужно окамененного земными пристрастиями сердца сокрушение, умягчение, оживление, отверзение, дабы с тобою могло совершиться то, что радостно исповедал о себе Богу один из праведных: Путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое (Пс.118,32). Итак с усилием веры, благоговейными желаниями, смиренными воздыханиями толцы в двери милосердия Господня, смиренным в молитве самоуглублением призывая имя Господа Иисуса, толцы в дверь собственного твоего сердца, и, по обещанию Господню, должно уповать, что по мере твоего тщания о своем очищении, по мере веры и любви твоей отверзутся Тебе двери милосердия Господня и Господь снидет, отверзется дверь сердца твоего, и Господь внидет. Тогда можешь не гадательно, а опытно уразуметь, что значит внутренне поучаться от Христа, как удобно и приятно тещи путем заповедей Его, когда он расширяет сердце наше, и как верно чрез Него и в Нем обретается покой душам.
Но слово изнемогает пред благодатным действом в душах истинно верующих и христолюбивых, которое, по апостолу, есть тайна сокровенная, явленная святым, иже есть Христос в вас, упование славы (Кол.1,26-27). Я желал только в труждающихся и обремененных грехами, от нихже первый есмь аз (1Тим.1,15), возбудить деятельное желание истинного покоя души и хотя издали перстом указать на путь к оному.
Господи Иисусе Христе, истинный живот и покой наш! При предстательстве обретшего в Тебе блаженный покой Преподобного отца нашего Сергия молим Тя, Сам невидимым влечением призови и привлеки нас к покою душ наших, обретаемому в вере и любви к Тебе, в умиротворенной благодатию Твоею совести, в уповании вечного блаженного покоя во Царствии Твоем Небесном, да славим Тя со Отцем и Святым Духом вовеки. Аминь.
Беседа в день памяти Преподобного Сергия (об истинном бдении). Говорена в Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1855 г.
Бдите и молитеся, да не выйдете в напасть. Мф.26:41
Бдите и молитеся, да не выйдете в напасть. Мф.26:41
Сие наставление преподал избранным ученикам Своим Христос Спаситель в последнюю ночь жития Своего пред крестною смертию. Он бодрствовал и молился и к тому же побуждал учеников Своих.
Да не внидите в напасть, - сказал Он. То есть "вам угрожает опасность". Враг невидимый и враги видимые приближаются с отчаянными усилиями, чтобы поразить главу новосозидаемой Церкви и разрушить ее основание. Вашей вере предстоит трудное испытание. Вам должно увидеть вашего Учителя в узах, в страданиях, на кресте и для себя ожидать подобного. Если бдением и молитвою укрепите веру, то пройдете сквозь искушение невредимы. А если воздремлете и в дремоте угаснет молитва, опасность превратится в действительное бедствие. Бдите, и молитеся, да не внидите в напасть.
Посему можно думать, что если бы Петр исполнил в точности наставление своего Божественного Учителя и укрепился во бдении и молитве, то во время опасности сохранил бы спокойную неколебимость и не перешел бы от неуместного дерзновения к малодушной робости, не сделал бы нерассудительного и бесполезного покушения ударить ножом раба архиереева и не был бы доведен празднословием рабов и рабынь до отречения от Христа. Но он воздремал, и от сего произошли последствия, которые он должен был оплакивать горько.
Напоминание о потребности молитвы могу почесть ненужным для многих из предстоящих здесь, которые и пришли сюда с молитвою и для молитвы.
Но довольно ли мы помышляем о бдении? Знаем ли его как подвиг и добродетель? Употребляем ли в пользу душевную?
Каждый из нас бодрствует многие часы в каждые сутки, но это не то бдение, которому Христос Спаситель учит для нашего спасения. Каждый из нас в каждые сутки несколько часов отдает сну, но это не есть лишение бдения. Бдение христианина есть отъятие от естественного сна столько времени, сколько можно без расстройства здоровья, и, как в сие, так и во всякое время, возбуждение души к Богомыслию, к молитве, к наблюдению за движениями ума, воли, сердца, чувств, чтобы оные непрестанно направляемы были к истинному и доброму по воле Божией.
Опыт показывает, что возвышенная степень бдения имеет немалое значение и в естественной жизни, в отношении к ее совершенству или усовершению. Во сне светлая жизнь души стесняется и подавляется темною жизнию тела - во бдении жизнь души действует свободно и господственно над жизнию тела. Соответственно сему обыкновенно у много спящих мало раскрываются способности души, а с высшим образованием сих способностей и с приобретением глубоких познаний обыкновенно соединяется усиленная мера бдения. Если, таким образом, усиление бдения требуется для возвышения жизни естественной, которая по соединению души с телом всегда необходимо делится между бдением и сном, то колико должно быть благопотребнее усиленное бдение для раскрытия и возвышения в силе и чистоте жизни духовной и благодатной, стремящейся к сближению и соединению с жизнию бесплотных, которые никогда не спят и не дремлют, а всегда бодрствуют?
Святая Церковь, которая все свои слова и действия направляет к тому, чтобы верно и удобно руководствовать нас к вечному спасению, внятно выразила потребность христианского бдения и открыла общий для всех путь к оному, издревле учредив особенное богослужение, известное под именем всенощного бдения. Устраняя препятствия со стороны внешней жизни, она не взяла для сего дней, о которых сказано в законе: Шесть дний делай и сотвориши в них вся дела твоя (Исх.20:9). И чтобы с легкостью и приятностью ввести в подвиг, она избрала для всенощных бдений дни праздников, особенно великих, в которые чада ее особенно свободно могут приносить в жертву Богу свое время так же, как и свои мысли, чувствования и действия, и в которые духовная радость и другие духовные чувствования без усилий отгоняют сон ленивого тела. Но как пользуемся мы сим учреждением? Немощь, нужда и, может быть, еще причины не столь извинительные сократили всенощное бдение так, что сие имя есть уже более памятник древних молитвенных подвигов, нежели изображение действительных подвигов наших. И немногие часы церковного бдения, в которые мы сократили всенощное бдение, не расхищаются ли у нас то сном или мирскими занятиями, совсем не допускающими до церкви, то легкомыслием, безвременно увлекающим из церкви, то в самой церкви дремотою тела, порабощающего нерадивую душу, и дремотою души, невнимательной к совершаемому богослужению?
Впрочем, важнейшее не то, чтобы от сна, составляющего естественную потребность тела, отсекать более и более. Сему препятствовать могут и особенное состояние здоровья, и законно подъемлемые телесные труды, требующие не краткого сна для возобновления истощенных сил. Но преимущественно и существенно важно то, чтобы мы среди самого бдения тела не погружались в сон душевный.
Ты подвизаешься иметь открытым око ума. Возводишь очи к Живущему на небеси (см.: Пс.122:1), по возможности созерцаешь Его совершенства и их явление в Его качествах Творца, Промыслителя и Спасителя и, предваряя всякое другое дело, возбуждаешь твое сердце к прославлению Его: Востани, слава моя; востану рано (см.: Пс.107:3). Низводишь око ума на сотворенные существа и, сквозь них вновь усматривая Божию Премудрость, Благость и дивный Промысл, вновь возбуждаешь твою душу к хвале Бога: Благослови душе моя Господа. Господи Боже мой, возвеличился еси зело (Пс.103:1). Со светильником Закона Божия испытуешь твои дела, сделанные и предприемлемые, и бодрствуешь над ними, чтобы не управляла ими страсть или прихоть, чтобы не вкралось в них беззаконие и чтобы нечистота их омыта была слезами покаяния. При свете учения Христова ты проникаешь оком ума в твою внутренность и бодрствуешь и здесь, чтобы тайные тьмы в помыслах и желаниях обнаруживать и извергать и чтобы не допускать невидимого врага сеять новые плевелы. Не полагаясь же на свою проницательность, паки обращаешься к испытующему сердца: Искуси мя, Боже, и увеждь сердце мое; ...и виждь, аще путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен (Пс.138:23-24). Радуюсь о тебе, брат мой: ты бодрствуешь духовно - благо и спасительно такое бдение. Такое бдение, сделавшись вседневным, сделается и всенощным, потому что утвержденный во бдении ум и во сне тела будет бодр и не позволит усыпить себя мечтаниями чувственными.
Но если при открытых к свету видимому очах око ума нашего не открыто к свету невидимому, к свету присутствия Божия, к свету Закона Божия, к свету учения Христова, к бдительному наблюдению за непорочностью и чистотою наших дел, желаний и помышлений, если у нас много движения по внешнему человеку для преследования предметов чувственных желаний, для снискания скоро исчезающих благ и нет живого и возбужденного движения по внутреннему человеку, к Богомыслию, к молитве, к подвигам добродетели и человеколюбия, - то горе нам, братия. Дух наш не бодрствует, душа наша дремлет в мечтаниях, наш внутренний человек погружен в опасный сон, и недалеко смертная напасть от невидимого врага, который, если и на бодрствующих рыкает, как лев, кольми паче к спящим легко подкрадется, как змий, и уязвит. О, Христе, могий не точию от сна, но и от смерти возбудить! Просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него (Пс.12:4-5).
В житии Преподобного отца нашего Сергия видим чудные плоды благочестивого бдения. Во время нощного молитвенного бдения имел он светлое видение, и утешительное обещание умножения учеников, достойных сего наставника. В нощном молитвенном бдении сподобился он узреть Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и принять от нее вековое благословение своей обители.
И предосторожность против напасти, и желание спасения, и надежда благодати да соединятся в нас, братия, чтобы непрестанно подвизать нас к деятельному исполнению слова Христова: Бдите и молитеся. Аминь.
Беседа в день памяти Святителя Алексия, 1855 г.[5]
Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и яко же предах вам, предания держите (1Кор.11:2)
Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и яко же предах вам, предания держите (1Кор.11:2)
Пятый век протекает, как блаженный пастырь, Святитель Алексий почил и почивает от видимых дел пастырских, и не престает паства, в срочные и несрочные дни, притекать к нему с благоговением, с верою, с прошениями о помощи в скорбях, в нуждах, в болезнях, в бедах, в искушениях, с утвержденной опытами надеждою невидимых, но тем не менее действительных от него благотворении. В сем видна, с одной стороны, сила благодати, пребывающей во Святых, с другой - постоянство благочестивого предания. Если бы Святитель благоволил отверсть уста, то не удостоил ли бы он ваше настоящее собрание такой же похвалы, какой Апостол Павел удостоил Христиан Коринфских: Хвалю вы, братие, яко вся моя помните, и предания держите? Счастливы были бы мы, если бы явились вполне достойными такого одобрения.
Предания, соблюдение которых Апостол одобряет, и чрез то утверждает, и предполагает к дальнейшему исполнению, суть не одного рода. Есть предания догматов, то есть главнейших истин веры и благочестия. Есть предания церковных правил и чиноположений, для совершения Богослужения, и особенно таинств веры. Соблюдение сих преданий лежит на попечении особенно священноначальствующих и учащих в Церкви, и в свидетели постоянного сохранения сих преданий в Православной Церкви довольно представить неизменный Символ Веры, от Апостолов до Собора Никейского наиболее устный, со времени сего Собора доныне писанный, и чин Божественной литургии, от Апостола Иакова до Василия Великого частью писанный, частью подражательно преемственный, а от времен Василия Великого и Иоанна Златоустого неизменным Писанием огражденный.
Между преданиями, которые Апостол называет своими, есть и такие, которые, исходя от начал Христианских, простираются от Церкви в обыкновенную домашнюю и общественную жизнь Христиан и составляют их обычаи. Так он повелевал Христианам отлучатися от всяка брата безчинно ходящаго, а не по преданию (2Сол.3:6) Апостольскому, то есть удаляться от сообщения с человеком, который ведет жизнь праздную и рассеянную, или обезображенную подражанием обычаям языческим. Так он предписывал, чтобы Христианские жены ходили во украшении лепотном, со стыдением и целомудрием, не в плетениих власов (1Тим.2:9), по подобию жен языческих. Как предания сего рода суть более наставления и советы о приличном и полезном, нежели строгие заповеди о необходимом, то сохранение оных наиболее зависит от внимания, рассудительности, послушания и усердия получивших предания.
Приближая Апостольские наставления к себе и к нашим обстоятельствам, не погрешим, думаю, если скажем, что Апостольской похвалы достойны те, которые чтут, хранят и употребляют к лучшему направлению своих дел и жизни добрые предания добрых предков, и особенно происшедшие от духа благочестия и благоприятствующие сохранению благочестия и чистоты жизни, и которые не увлекаются чуждыми новостями, дающими обманчивый блеск жизни чувственной и неприметно простирающими мглу и мрак на жизнь нравственную и духовную.
Образование способностей и направление жизни, какое кто имеет или может иметь, получается посредством учения и Предания. Но учением, особенно правильным и основательным, пользуются немногие из всего числа народа, и при том из сих немногих едва ли не большая часть употребляют приобретенные познания только как орудия для некоторых особенных дел и занятий, а живут по преданию и подражанию. По сему можно судить, как много значит Предание для жизни и благосостояния человека и народа. Итак, если, по несчастью, дошло до нас предание худое, неблагоприятное для истинного благочестия и добрых нравов, не должно уступать или колебаться, надобно здравым учением и сильным противоположным примером остановить наследственную заразу, уврачевать настоящий род и охранить здравие будущих поколений. Но если добрые предки оставили нам Предание доброе, от истинной веры и благочестия происшедшее и благочестию споспешествующее, благоприятное благонравию и благоустройству семейства и общества, сие наследие душ менее ли ценно, нежели наследие домов и земель? Сие сокровище сердец менее ли достойно сбережения, нежели сокровище сундуков?
В слове Божием видим, как Сам Бог основывает и утверждает родовое и народное благочестивое предание. Он глаголет Аврааму: Авраам бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языцы земнии: вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:18,19). Потомки Авраама составят народ многочисленный, имеющий великое значение между народами. Но как и почему это будет? Авраам оставит своим потомкам благочестивое предание, и они сохранят благочестивое предание.
Удивления достойно, что Бог не только для избранного народа Своего, но некоторым образом и для Себя употребляет человеческое предание. Не довольно ли произнести одно имя Бога, чтобы человек ощутил и благоговение, и любовь, и покорность? Так иногда и говорит Господь: Да убоишися Господа Бога твоего: Аз Господь (Лев.19:14). Но иногда, как бы не довольствуясь Своим именем, Он присоединяет к нему предание имен человеческих. Рече Бог к Моисею: тако речеши сыном Израилевым: Господь Бог отец наших, Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль, посла мя к вам (Исх.3:15). Конечно предвидено, что напоминание благочестивого предания благочестивых предков удобнее отверзет сердца народа Богу и возбудит веру, чтобы принять от Него чудеса и спасение.
Сынове России! Бог Владимира, Бог Александра Невского, Бог Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, Сергия чрез роды и веки предал и сохранил нам чистую, святую, православную веру Христову, и чрез веру посеял и возрастил в жизни предков наших добрые семена, способные взаимно питать веру и простирать ее действие в потомстве. Тщательно ли мы пользуемся сим наследием? Бдительно ли храним сие сокровище? Наши предки по доброй совести могли говорить с Пророком: Господи, возлюбих благолепие дому Твоего (Пс.25:8). Все ли мы можем, довольно ли многие из нас могут сказать о себе сие слово, не опасаясь быть обличены делом? Наши благочестивые предки в праздники и посты участием в церковном вечернем, утреннем и дневном Богослужении благоговейно приносили жертву Богу и находили в оном собственное услаждение. Признаем благословенное наследие сих расположений в тех, которых с утешением видели мы наполнявшими сей храм во все дни сей седмицы поста. Но не много ли между нами и таких, которые часы предпраздничного вечера отдают зрелищам и забавам, а часы праздничного утра сну после ночи, превращенной в день, недостойный солнца? Наши предки, может быть, не всегда умеренно пиршествовали в праздник, но в день непраздничный обыкновенно были воздержанны и трудолюбивы и строго соблюдали пост: ныне можно нередко встретить людей, которые роскошь прославляют, как добродетель, дни работные проводят в игре и праздности и оскорбляют святость поста - одни, покрывая именем поста несколько измененный вид роскоши, другие, нередко совсем забывая о посте. Трудно было бы кончить, если бы решиться исчислять, как много набожного, доброго, невинного, скромного из преданий и обычаев отеческих пренебрежено и утрачено, и как много многие приняли чуждых, очевидно неполезных и неприметно клонящихся к вреду новостей. Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде? Указать ли на страсть к искусству Иродиады, сделавшуюся для многих почти законом? Указать ли на неизвестное природе лакомство прахом и дымом худородного зелия? Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык, как будто некое отличие высшего звания и образованности? Может быть, меня обвинят, что обращаю внимание на мелочи? Обвиняйте, если угодно, вам от сего не будет пользы; полезнее же вам помыслить, можете ли оправдать себя, когда с чужой земли собираете, конечно, не мудростию указанные мелочи и наполняете ими ваше недро, извергая из него доброе, положенное добрыми предками. При сем надобно принять в рассуждение, что кажущееся маловажным имеет иногда немаловажное значение. Если бы вы услышали обличение: Вознесошася дщери Сиони, и ходиша выею высокою, и помазанием очес, и ступанием ног, купно ризы влекущия, и ногами купно играющия - не показалось ли бы вам, что взыскательно преследуется маловажное? Но Пророк сквозь сии легкие черты суеты, конечно, усматривает глубокое повреждение нравов и потому к обличению присовокупляет угрозу: Смирит Господь дщери Сиони (Ис.3:16,17).
Другой Пророк сказал в обличение древних Израильтян: Смесишася во языцех и навыкоша делом их; и поработаша истуканным их, и бысть им в соблазн (Пс.105:35,36). Не надобно ли нам, благочестивые Россияне, взять из сего некоторое наставление для нашей осторожности? Или наше иное дело, когда мы заимствуем некоторые чуждые мысли, некоторые чуждые обычаи, кажется, не языческие, не от языческих народов? На сей вопрос отвечать можно другим вопросом: что в древних народах языческих так опасно было для народа Божия как подражателя, тому подлинно ли нет ничего подобного в нынешних народах, именующихся Христианскими, между тем как мы знаем, что у одного из них противохристианское неверие и безбожие с дерзостию явилось в некоторых умах и в книгах и перешло к другому, а у сего другого не очень давно воцарено было государственным законом, и ныне видим, что сии же народы воздвигли яростную войну против Христиан в защиту врагов Христианства?
Но удержимся от произнесения суда на других. Осудим наши погрешности и грехи, принесем покаяние Вземлющему грехи мира. Утвердим себя в вере отцов наших. Смиримся под крепкую руку Божию, да нас вознесет во время (1Пет.5:6). Аминь.
Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1858 г. [6]
В елико время наследник млад есть, под повелители и приставники есть, даже до нарока отча (Гал.4:1,2)
В елико время наследник млад есть, под повелители и приставники есть, даже до нарока отча (Гал.4:1,2)
Сие Апостольское изображение воспитываемого наследника привел мне на память высокий великого престола наследник, которого имя в нынешний день особенно возбуждает молитвенные чувствования в миллионах православного народа. Под бдительным попечением благочестивейших венчанных родителей Он проходит теперь поприще приготовления к подъятию царственных подвигов, которые предназначает ему право рождения и Божественный и царственный закон. Да утвердит и совершит в нем надежды Отечества Вышний, владеющий царством человеческим [Дан.4:29]! Мудро воспитанный наследник престола есть сокровище, соблюдаемое для грядущих родов царства.
Но что, если мудро воспитанный наследник царства, вступая в царскую деятельность, встретит окрест себя род, воспитанный не мудро и небрежно? Может ли он поддержать или устроить благоденствие царства и народа так же тщательно и разумно? Конечно, нет. И так народ должен благодарить царя, который упрочивает его благоденствие мудрым воспитанием наследника, и с тем вместе должен споспешествовать благонамерению царя и своему будущему благоденствию тем, чтобы каждый отец семейства воспитывал своих детей тщательно и разумно, сообразно со своим состоянием и с их способностями.
В нынешние времена о предметах, правилах и способах воспитания так много рассуждают, пишут, спорят, что это едва ли не уменьшает доверия воспитателям от воспитываемых, которые слышат их, препирающихся между собой, и видят руководительные книги, недавно одобренные, вскоре осуждаемые другими новыми. Может быть, это и неизбежно по причине умножившихся и оразнообразившихся требований жизни общественной и частной, которым воспитание должно удовлетворять. Притом гласность некоторые почитают всеобщим врачевством против общественных зол, хотя иногда она бывает и источником общественных болезней, если слишком неудержимо расширяет уста свои не только для правды, но и для неправды. Впрочем, мне заповедано не словопретися (2Тим.2:14). Мой долг указать, поколику возможно, родителям и воспитателям на то, что бесспорно истинно и для всех их доступно и полезно, и на руководительную книгу, которой не оттесняла бы от них никакая другая.
Библия не дала ли доброго воспитания народу Божию ветхозаветному? Не дала ли еще более совершенного воспитания народу Божию новозаветному? Премудро устрояя воспитание будущих граждан Царствия Небесного, не имела она недостатка в мудрости, чтобы преподать верные правила для образования доброго гражданина царства земного, и имела нужду преподать оные, потому что худой гражданин царства земного и для Небесного Царства не годен.
Итак, стоит труда поискать в Библии учения о воспитании.
Древнейшее о сем учение можно найти в слове Господа к Аврааму: Авраам бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языцы земнии: вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:18,19). Здесь, во-первых, в образе похвалы воспитанию, какое дает Авраам своим детям, преподается главное правило воспитания: Заповедай сынам своим сохранять пути Господни, творить правду и суд - или, чтобы то же сказать по-нынешнему, - давай детям воспитание благочестивое и нравственное, сообразно с Законом Божиим. Во-вторых, здесь показываются и благотворные последствия такого воспитания: Авраам будет в язык велик и мног [Быт.17:5] - отец семейства, дающий детям своим воспитание благочестивое и нравственное, может надеяться от себя потомства многочисленного, уважаемого и благополучного. Не трудно понять, что не может того же ожидать не радящий о таком воспитании, а угрожает ему противное. Далее, прямо высказанные правила воспитания находим в ветхозаветных книгах, по преимуществу учительных, в книге притчей Соломоновых и в книге Иисуса сына Сирахова.
Соломон учит: Наказуй сына твоего, тако бо будет благонадежен; в досаждение же не вземлися душею твоею (Притч.19:18). Наказуй, значит, учи, давай полезные наставления, но также и собственно наказывай за проступки. Но Премудрый поставляет предел суровости наставления и строгости наказания: не действуй с досадою и раздражением, и не возбуждай досады и раздражения. Раздраженный наставник не наставляет, а раздражает. Шумом раздражения заглушается голос истины. Наставляй добродушно, обличай кротко и мирно, наказывай умеренно и с сожалением.
Соломон побуждает к такому действованию, обещая от него добрые плоды. Наказуй сына, и возлюбит тя и даст лепоту твоей души, не послушает языка законопреступна (Притч.28:17).
Учение сына Сирахова более строго. Суть ли ти чада, накажи я и преклони от юности выю их (Сир.7:25). Накажи сына твоего и делай им, да не в безстудии его поткнешися (Сир.30:13). В особенности с горьким словом обращается он к тем родителям, которые любят забавлять своих детей и забавляться ими, а не учить их, дают им излишнюю свободу и легкомысленно смотрят на порывы их легкомыслия: Ласкай чадо, и устрашит тя, играй с ним, и опечалит тя (Сир.30:9).
Наконец, Евангелие, которое вообще вместо духа страха пред законом, господствовавшего в Ветхом Завете, распространяет дух любви и свободы, и в правилах воспитания смягчает древнюю строгость. Св. Апостол Павел пишет: Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитовайте их в наказании и учении Господни (Еф.6:4). И в другом послании: отцы, не раздражайте чад ваших, да не унывают (Кол.3:21).
Таково учение священных книг о воспитании. Оно просто и немногосложно, потому что назначено не только для мудрых, но и для простых. Впрочем, и мудрые не унизят себя, если окажут внимание учеников сим простым урокам, потому что их преподали люди, водимые Духом Божиим. Самое простое воспитание по правилам истинного благочестия и чистой нравственности может образовать доброго гражданина царству земному, способного и к небесному гражданству; воспитание же любомудрое бесспорно может сделать более и совершеннее приспособить воспитываемого к достижению разных общеполезных целей. Но без сих правил самое ученое воспитание есть построение благовидного здания без прочного основания. По сим правилам просто воспитан был отрок Давид, чтобы пасти овец, но в нем открылся муж, способный пасти народ Божий, победоносный воин, царь, Пророк. По сим правилам, вероятно, уже более учительно воспитан сын царев Соломон, и явился царем премудрым, царем Пророком, царем необыкновенно счастливым.
От того, что в ветхозаветном учении о воспитании видно более строгости, а в Евангельском более свободолюбивой кротости, естественно рождается вопрос, должно ли следовать исключительно последнему и совсем отложить первое?
Чтобы разрешить сей вопрос, обращаюсь к изречению св. Апостола Павла, которым начал слово. В елико время наследник млад есть, ничимже лучший есть раба, но под повелители и приставники есть. Видите, он говорит о строгом воспитании как не предосудительном, обыкновенном и должном. Это тем более примечательно, что он строгое воспитание представляет образом того, как Бог воспитывает человечество. Сие видно из непосредственно следующих слов: И мы, егда бехом млади, под стихиами бехом мира порабощени [Гал.4:1,3]. Ветхий Завет есть детство человечества и его начальное воспитание под рабским страхом закона. Христианство есть высший возраст человечества и его совершительное под благодатию воспитание; здесь, соответственно возвысившемуся познанию и силе духа, ему вверяется духовная свобода, и тогда человек внутренне уже не раб, но сын и наследник Божий Иисус Христом. Итак, поелику Апостол в воспитании человечества Богом и в воспитании каждого человека родителями и наставниками признает одинаковый порядок, то ясно, что и из Христианского кроткого воспитания он не совсем исключает древнюю строгость, дабы свобода вверяема была воспитываемому, по мере приобретения им умения пользоваться ею.
Все ли равно, давать обширную свободу умеющему ее употреблять или не умеющему, зрелому в разуме или незрелому? Очевидно, не все равно. Следственно, по мере возраста и образования должно давать свободу детям.
Которое из двух направлений правильнее, приятнее и удовлетворительнее для человека - поступление от расширения свободы к ее ограничению или, напротив, от ее ограничения к расширению? Очевидно, последнее. Итак, надобно вести детей от ограничения свободы к расширению ее. Иначе сделавшийся слишком свободным и слишком рано куда направится далее со своим желанием поступления вперед и возрастающего удовлетворения? Не будет ли он в искушении поколебать справедливые пределы разумной и законной свободы?
Провидением Божиим призванные быть родителями, воспитателями и наставниками детей да не пренебрегут сих напоминаний, да помышляют о них благовременно и предусмотрительно и наипаче, чтобы основанием и душою воспитания было благочестие, да пекутся о сем с искренним усердием ради детей, ради себя, ради Отечества, ради потомства. В чадех своих познан будет муж (Сир.11:28). Аминь.
Беседа в день рождения благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича, 1858 г.[7]
Есть древний обычай, чтобы празднующему день своего рождения сопразднующие присные и ближние приносили дар, знаменующий усердие их и, по возможности, приятный ему. Усердие каждого из нас к благочестивейшему Самодержцу нашему не было ли бы обрадовано, если бы, сопразднуя день его рождения, каждый из нас мог принести ему дар, ему приятный? В сокровищнице премудрого царя нахожу драгоценность, которою все мы можем располагать, и которая, как он уверяет, может составлять дар, приятный не только царю, но и Богу. Какая это драгоценность? Устне праведны, словеса правая. Приятны царю, говорит Соломон в Книге Притчей, устне праведны, словеса же правая любит Господь (Притч.16:13).
Если спросят, как приготовить и принести такой дар царю, на сие ответствую.
Во-первых, если устне праведны, словеса правая еще не сделались твоим достоянием, если ты не постановил себе твердого правила и не приобрел навыка постоянно употреблять слово истинное, честное, правдивое, благонамеренное, то потрудись приобрести сию драгоценность. Для сего не нужно идти к продающим и тратить деньги, ты можешь найти сие сокровище у себя дома, в твоем сердце, если к обретению оного направишь твой ум и твою волю, если примешь решительное намерение и неуклонно будешь приводить оное в действие, если к сему будешь возбуждать себя памятованием о Боге, любящем правду и праведных, и страхом гнева Его за нарушение заповеди Его: Не лжесвидетельствуй.
Во-вторых, если устне праведны, словеса правая уже сделались твоим достоянием, если любовь к правде, одушевляя тебя, движется от сердца твоего, чтобы одушевлять твое слово, - употребляй такое слово верно и неизменно, в делах общественных и частных, без страха и без дерзости, без лицеприятия и без ненависти. Отверзай устне праведны и говори чистую истину и нелицемерную правду начальник подчиненному и подчиненный начальнику, судия подсудимому и подсудимый судии, наставник ученику и ученик наставнику, писатель в книге, торгующий на торжище, собеседник в беседе.
Могут сказать многие: не оспариваем у слова правды его достоинства, но что значит наше малое слово правды, обращающееся в смиренном и тесном кругу? Как может оно достигнуть даже до Царя и составить приятный для него дар? Дадим на сие объяснение.
Земледельцы на деревенских полях, вдали от столиц, сеют семена свои, чтобы собрать от них насущный хлеб, но Бог дает им избыток плода от их семян, и сей избыток проходит селения, питает города и восходит на трапезу цареву. Подобно сему сейте слово истины и правды, кто может, на большом, а другие на малом поле, поощряйте к сему друг друга: посев может сделаться обширным и общественным. От ревностного распространения в обществе слова истины и правды должен произойти плод общественного здравомыслия и правдолюбия. А от сего возрастающее обилие общественного мира и благоустройства, и это будет добрый дар подданых доброму царю, пекущемуся о благе их, или, иначе сказать, их содействие и споспешествование царскому непрерывному подвигу в благоустроении царства для возвышения его благоденствия.
Привычка легкомысленно метать слово на ветер, к сожалению, очень обыкновенная, не дает нам приметить, какое сокровище часто расточаем, без пользы или со вредом, для себя и для ближних. Размышлял ли когда-нибудь ты, словесное творение Божие, - ты глаголивый (Иов.38:14), как назвал тебя праведный Иов, не знаю, в похвалу ли твоей природе или в укоризну твоему многоглаголанию, - размышлял ли, любомудрствовал ли ты о слове, восходил ли мыслию к его началу, созерцал ли его достоинство и силу на высоте его? Где начало слова? На небесах, превыше небес, в вечности, в Боге. В начале бе Слово, и Слово бе к Богу; Сей бе искони к Богу (Ин.1:1-2). Какое достоинство слова? Достоинство Божественное: Бог бе Слово. Сын Божий, для выражения Своих Божественных свойств, не нашел в языке человеческом лучшего наименования, как наименование Слова: Нарицается имя Его Слово Божие (Апок.19:13). Какую силу имеет слово? Силу вседетельную: вся тем быша; словом сотворен видимый мир; Словом Господним небеса утвердишася (Пс.32:6). Скажешь, что это не такое слово, как у тебя и у меня. Так. Слово Божие бесконечно выше слова человеческого. Но поелику ты сотворен по образу Божию, то и в слове твоем должен быть некий образ слова Божия и силы его, если ты не затмеваешь его злоупотреблением слова, если не обессиливаешь слова невниманием и легкомыслием. Слово поставило человека на лестнице творений выше всего земного, и выше луны и солнца; слово соединило людей в общества, создало города и царства; в слове живет и движется знание, мудрость, закон; словом образуется, поощряется и распространяется добродетель; слово в молитве восходит к Богу, беседует с Ним и приемлет от Него просимое. Мир видел, что слово подобострастных нам человеков, в союзе с истиною боговедения и правдою веры, и вследствие сего в союзе со словом и Духом Божиим, владычествовало над природою, исцеляло больных, прогоняло темные силы, воскрешало мертвых. Видите ли, какое сокровище расточает человек, какой высокий дар повергает и попирает, какую могущественную, животворную и благотворную силу делает бездейственною и мертвою, или, напротив, злотворною, когда употребляет слово не для истины, правды и благости, но на празднословие, на срамословие, на ложь, на обман, на клевету, на злоупотребление клятвы, на распространение зломудрия! Не будьте к сему невнимательны или равнодушны, чтущие достоинство словесного существа и общества словесных существ, ревнуйте о достоинстве слова, одушевляйте и вооружайте ваше слово истиною и правдою и, действуя им верно и твердо, не допускайте разлияния глаголов потопных (Пс.51:6)!
Ложь, неправду, клевету и сим подобное, по естественному закону, неизгладимо написанному в сердцах, все порицают и презирают, когда оные обнаруживаются и обличаются, но между тем ложь, неправда, клевета, прикрытая благовидной личиной, не редкость между людьми. Какое странное противоречие человека самому себе, какое унижение самого себя, когда он, что порицает и презирает в других, то допускает в себе, против чего имеет в своей совести непобедимое свидетельство, как против скверны, тем самым теснит и оскверняет свою совесть! Если до такой крайности дойти может человек, то и мнящийся иметь устне праведны должен полагать хранение устом (Пс.140:3) своим прозорливо и осторожно. Бывают уклонения от правды вначале малоприметные, но могущие отвести от нее далеко.
Близ пути слова правды особенно приметны два распутия: на десной стороне лесть, на шуей злоречие. Один говорит: надобно с ближними обращаться приятным для них образом, особенно с высшими, и вследствие сего льстит. Другой говорит: надобно черное называть черным, и под сим предлогом предается злоречию. Ни тот, ни другой не на правом пути: оба на распутиях, которые не ведут к добру.
Если слушающий льстеца не самолюбив и проницателен, то мечтающий льстивыми словами купить себе благорасположение и счастие в самом деле покупает только презрение. А если искушаемый лестию не довольно бдителен и проницателен, то лесть может обаять его, затмить взор его на то, что непременно требует исправления или усовершения, утвердить его в ложном и вредном направлении.
Злоречие, которым некоторые думают исправлять зло, также не есть верное для сего средство. Зло не исправляется злом, а добром. Как загрязненную одежду нельзя чисто вымыть грязною водой, так описаниями порока, столь же нечистыми и смрадными, как он сам, нельзя очистить людей от порока. Умножение пред глазами народа безобразных изображений порока и преступления уменьшает ужас преступления и отвращение от порока, и порочный при виде оных говорит: "Не я один; таких много, не очень стыдно". Укажите на темный образ порока, не терзая чувства и не оскорбляя вкуса чрезмерным обнажением его гнусностей, а с другой стороны, изобразите добродетель в ее неподдельной истине, в ее чистом свете, в ее непоколебимой твердости, в ее небесной красоте; тогда можете надеяться, что пленник порока отвратит от него устыженный взор, придет в сознание достоинства добродетели, прострет умоляющие руки к небу, и взыщет избавления от нравственного плена и порабощения.
Христиане! Еще до Христианства, при меньшем совершенстве духовного учения в Ветхом Завете, осуждено и запрещено было неблагородное употребление слова: Удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс.33:14). Христос Спаситель осудил и легкомысленное употребление слова: Всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф.12:36). И Апостол заповедует, чтобы мы произносили только непорочные слова и назидательные для слышащих. Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших, но точию еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим (Еф.4:29). Не почитайте маловажным нарушения сих наставлений. От обилия доброго слова - обилие добрых плодов для нас, для ближних, для общества. От умножения злого слова - умножение злых плодов для нас, для ближних, для общества. В благословении правых возвысится град, усты же нечестивых раскопается (Притч.11:11).
Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника престола цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1856 г.[8]
День, в который мы торжественною молитвой призываем благоволение Божие Царю и сыну первенцу Цареву, привел мне на мысль пророческую молитву о благоволении Божием к Царю и сыну Цареву. Боже, суд Твой Цареви даждь, и правду Твою Сыну Цареву (Пс.71:1). Молитва Пророка, конечно, достойна призрения Божия. Итак, не полезно ли, не благонадежно ли для нас присвоить себе молитву Пророка?
Не должно умолчать, что псалом царя и Пророка Давида, начинающийся молитвою, теперь произнесенною, представляет изображение царя, которое далеко превышает меру царя земного. Обладает от моря до моря, и от рек до конец вселенныя; поклонятся Ему вси царие земстии: очевидно, это Царь всемирный [Пс.71:8,11]. Будет имя Его благословенно во веки; прежде солнца пребывает имя Его [Пс.71:17]: очевидно, это Царь вечный. Ищите лица, с которым бы вполне сходствовало сие изображение, не найдете, кроме Господа нашего Иисуса Христа, Который есть Царь неба и земли, Царь времен и вечности, как Бог и вместе человек.
Но можно думать, что царь Давид, прежде нежели Дух Святый, восхитил его к сему высокому и беспредельному созерцанию, имел молитвенную мысль о земном царе и сыне царевом. Почему и положил в начале псалма надписание: о Соломоне. Итак, не погрешим, если придержимся и простого, буквального значения молитвы его, и его священною молитвою облечем нашу настоящую молитву: Боже, суд Твой и правду Твою даждь благочестивейшему Царю нашему и Благоверному сыну, первенцу Цареву!
Нашед в молитве Пророка о царе образец для нашей молитвы, мы можем и должны найти в оной также предмет для нашего размышления. Ибо молитва просительная должна быть соединена с правильным понятием о просимом, и с удостоверением о потребности и пользе просимого.
Пророк доброжелательствует царю и желает испросить ему дар Божий. Дары Божии многочисленны и многообразны. Кто не дерзает просить вдруг многого, тот обыкновенно избирает предмет прошения, преимущественно благопотребный. Какой же дар избирает Пророк в предмет прошения для царя? Суд и правду. Боже, суд Твой Цареви даждь, и правду Твою Сыну Цареву. Нет сомнения, что выбор Пророка есть мудрый. Итак, должно признать пророчески верным то, что суд и правда составляют дар Божий, преимущественно благопотребный царю и царству.
Слово правда многознаменательно в Священном Писании, но будучи соединено со словом суд, получает чрез сие определенное значение. Правда значит здесь постоянное расположение справедливо судить и по справедливому суждению действовать, отдавать всякому свое, оправдывать правое, не оправдывать неправого, не позволять себе несправедливого суждения и несправедливого дела и, по возможности, возбранять сие другим. Как действие такой правды, Пророк предвозвещает царю то, что он спасет сыны убогих, и смирит клеветника; от лихвы и от неправды избавит души их, и честно имя его пред ними [Пс.71:4,14].
Если о правде как о вожделенном и преимущественно благопотребном даре Божием царь и Пророк Давид заботился для сына своего Соломона, то что же Соломон? Так же ли о ней мыслил, так же ли заботился и с каким успехом? Когда Соломон, по восшествии на престол отца своего, вследствие усердного жертвоприношения, в ночном видении получил от Бога позволение просить, чего хочет, тогда он просил себе мудрости, и получил сей дар. Но чем открыта мудрость его царству его? Правдою или правосудием. В темном деле двух матерей, которые обе присвояли одного младенца живого и обе отказывались от другого, неосторожностию матери лишенного жизни при недостатке свидетелей и других признаков истины, Соломон с необычайною проницательностию вывел на свет правду посредством притворного повеления рассечь живого младенца и разделить между соперницами. Сильно подвигнутое материнское чувство обнаружило истинную мать, потому что она пожелала лучше отдать младенца в чужие руки живым, нежели видеть его рассеченным. Книга Царств, пересказав сей суд, заключает: И слыша весь Израиль суд сей, имже суди царь, и убояшася от лица царева (3Цар.3:28). Примечайте, как велико значение царственной правды. Одно сильное явление правды царевой распространяет во всем царстве благоговение к царю, укрепляет союз между царем и народом, обеспечивает царю усердное повиновение подданных и подданным надежду безопасности под щитом правды царевой.
Но одному ли царю предлежит забота о правде в царстве? Может ли одна личная правда царя сделать для блага народа все, чего желает царева благость? При всей мудрости, проницательности, деятельности, ревности о благе общем может ли царь один все в царстве видеть, все знать, все исследовать, все сообразить, все предположить и исполнить, озарить светом всякую правду, затмеваемою неправдою, обнажить всякую неправду, покрывающуюся личиною правды? Его верховному, на все простирающемуся действованию не нужны ли частные разных степеней орудия наблюдения, дознания, исследования, управления, суждения, распоряжения, исполнения, орудия правды, одушевляемые и движимые также правдою? Боже правду Твою даждь не только Царю и Сыну Цареву, но и всему царству и всякому сыну царства!
Но поелику Бог дарует свои дары существу свободному не без участия его свободы, то каждый из нас, прося себе правды от Бога, должен и сам подвизаться, чтобы обрести и приобрести правду - чтобы ее познать и исполнить.
Не знаю, рекут ли мне, но не отлагаю рещи сам себе притчу сию: врачу, исцелися сам [Лк.4:23], занятый мыслями о правде для других, не забудь воспользоваться ими для себя. Так, братия служители Олтаря, не слышим ли слова Пророка: священницы Твои, Господи, облекутся правдою (Пс.131:9). Не заповедано ли нам воспоминать сие слово каждый раз, когда облачаемся в священную одежду, дабы мы непрестанно памятовали, что как одеждою облекаются члены тела, так правдою должны быть облечены наши помышления, намерения, деяния, жизнь? Мы призваны быть служителями не только правды, но и милосердия, быть не только священниками, но, когда нужно, и жертвами за спасение ближних. Еще не велико требование, когда от нас требуется правда. Какая правда? Правда в молитве, чтоб она была от сердца, а не по внешнему только обряду; правда в церковном служении, чтоб оно не изменяло общепреданному уставу; правда в учении, чтобы оно верно было истине Божией и не льстило страстям человеческим; правда в попечении о пасомых, чтобы мы имели в виду и в намерении питание и безопасность стада, а не млеко и волну[9] его; правда в жизни, чтобы наша жизнь не была ложью против нашего учения.
Правда моего служения не была бы удовлетворена, если бы и другим званиям и состояниям не предложил я о правде некоторых напоминаний.
Самое обыкновенное требование правды бывает обращено к судиям. И справедливо. Что будет с благоустройством общества, что будет с безопасностию частной и общественной, если ищущие суда и там, куда прибегают от неправды, вновь будут впадать в руки неправды, если и там, где надеются найти спасение от грабительства, будут подвергаться новому грабительству? Посему Богопросвещенные мудрецы крепко взывают к судиям, чтобы они или возлюбили правду, или отказались от сего звания. Возлюбите правду, судящии землю (Прем.1:1). Не ищи, да будеши судия, егда не возможеши отъяти неправды (Сир.7:6).
Но с требованием правды не надобно ли обратиться и к тем, которые требуют ее от судей? Вы жалуетесь на неправду судей, но вы для чего приносите в суд явную неправду вместо того, что в обществе, в котором владычествует правда, надлежало бы в суде искать только разрешения недоумений о правде, происходящих от неясности и столкновения прав? Вы вопиете против мздоимства судей, но для чего вы сами прельщаете их мздою? Для чего усиливаетесь затмить в суде непозлащенную правду вашею позлащенною неправдою? Праведно Пророк велит учиться правде не судиям только, но всем. Правде научитеся, живущии на земли (Ис.26:9).
Начальствующим есть о правде напоминание Соломона: С правдою уготовляется престол начальства (Притч.16:12). Если правда приседит начальствующему, то она, по свойству своему, располагает его действовать ко благу начальствуемых: с забвением своего покоя и удовольствия, с устранением всяких посторонних видов правда неутомимо бодрствует над охранением общественного порядка и благоустройства и спокойствия, не попускает неблагонравия, в подчиненные должности и служения избирает людей способных, сведущих, благонамеренных, не позволяя пристрастию или человекоугодию унижать достоинство избрания. Так благотворное действие правды от начальствующего простирается на весь круг его действования, и если остаются сынове неправды и беззакония, то они скрываются, как ночные птицы, не смея показаться и искать себе добычи при господствующем свете правды. Так с правдою уготовляется престол начальства, то есть начальство является твердым и удовлетворяет своему назначению в обществе.
В соответствии правде начальствующих, правда подчиненных действователей власти должна проявлять себя наипаче верностию в исполнении обязанностей и поручаемых им дел, прямодушием пред начальством, представлением начальству точных сведений о состоянии людей и дел, стремлением к общей пользе, без уклонения к своекорыстию. Желание представить начальству в блеске свою деятельность и закрыть от него темную сторону дел ослабляет истинный благотворный свет и увеличивает вредную силу мрака. Своекорыстие есть червь в плоде общественной пользы: червь скрытно точит, и плод увядает, и падает на землю.
Чтобы не длить слова, некоторым состояниям общества, более простым, свойственную им правду поспешно укажем перстом Апостольским.
Господие, правду и уравнение рабом подавайте, ведяще, яко и вы имате Господа на небесех (Кол.4:1).
Елицы суть под игом раби, своих господий веяния чести да сподобляют, да имя Божие не хулится и учение (1Тим.6:1).
Чада, послушайте своих родителей: сие бо есть праведно (Еф.6:1).
Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в наказании и учении Господни (Еф.6:4).
Для всех и каждого доступное прямое мерило правды есть совесть, выпрямляемая словом Божиим. Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им (Мф.7:12). Вот правда Христова, всякому понятная, для всех благотворная!
Сейте себе - заключаю с Пророком - сейте себе в правду, и вследствие того соберите плод живота. Просветите себе свет ведения, дондеже время. Взыщите Господа, дондеже приидут вам жита правды (Ос.10:12). Жатва обильно посеянной частным и общественным трудом правды есть истинный мир, прочное благоденствие и спасение вечное. Аминь.
Беседа в день тезоименитства благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны, 1855 г. [10]
Святые, живущие во славе небесной, в высокой и вечной славе, яже от Бога, без сомнения, не имеют нужды в славе земной, в ничтожной славе от человеков. Для чего же святая Церковь узаконила церковные воспоминания Святых и празднования их памяти? Разрешение сего вопроса можно почерпнуть из самых чиноположений церковных для сих памятей и празднований. Состав сих чиноположений наполняют главным образом два предмета: во-первых, воспоминание жития, подвигов и добродетелей Святых, во-вторых, призывание их молитв о нас к Богу. Очевидно, что Матерь Церковь воспоминанием их жития, подвигов и добродетелей желает дать нам наставление и побуждение к Богоугодному житию и к душеспасительным подвигам, а призыванием их молитв о нас поставляет их небесную молитву как бы лестницей для удобнейшего восхождения наших земных, немощных, недостойных молитв к пренебесному мысленному жертвеннику Божию.
Последуем, чада Церкви, матернему ее мановению и воспользуемся совершаемою ныне памятию Святыя равноапостольныя Марии Магдалины, собирая поучительные черты жизни ее из Евангельских сказаний.
Из первой части жития Марии Магдалины ничего неизвестно нам, кроме того, что она была подвержена тяжкому и страшному недугу, в котором обыкновенные врачи тем менее умеют подавать помощь, чем менее понимают его начала. И если бы кто, как некогда Апостолы о слепорожденном, спросил о ней: Сия ли согреши или родители ея, да тако страждет, не знаем, можно ли было бы, подобно как о том, сказать и о ней: Ни сия согреши, ни родители ея, но да явятся дела Божия на ней [Ин.9:2-3]. Но, как бы то ни было, за грехи ли, или не за грехи подверглась она страданиям, мы, не колеблясь, можем утверждать, что сие допущено было Провидением Божиим для того, чтобы над нею совершилось спасительное дело Божие. Если бы она не подверглась страданиям и не испытала беспомощности в них, то, вероятно, жила бы в родной стране Магдальской, в неведении о чудесах Иисуса Христа и о учении Его, или слух о них приняла бы только с любопытством, с удивлением, с недоверием и не возвысилась бы до живой веры и до крепкой, яко смерть [Песн.8:6], любви к Спасителю. Но страждущая и беспомощная в страдании не могла быть равнодушна к слуху о Чудотворце, исцеляющем всяк недуг и всяку язю в людех (Мф.9:35); она поспешила найти Его, сделалась самовидицей чудес Его, уверовала в Божественную силу Его, по вере получила исцеление и из порабощения силе тьмы перешла в свободу света, таким образом недорогою ценою временного бедствия купила вечно блаженную жизнь.
Братия! Кто из нас не испытал в жизни каких-либо бед, страданий, скорбей? Кто не страдал сердцем, видя страждущих родных, друзей, благодетелей, иногда и целое общество? Из представившегося теперь примера научимся смотреть на все сие с истинной точки зрения, усматривать в сем пути Провидения Божия благие и спасительные и тесным прискорбным путем достигать истинного блага и спасения.
Лучше ли было бы для Марии Магдалины, если бы она не подверглась страданиям, но провела в стране Магдальской обыкновенную мирскую жизнь и перешла в страну загробную, не познав Христа Спасителя и не причастившись благодати Его? Конечно, не лучше, а хуже. Так верьте, что и для нас не лучше, а хуже было бы, если бы мы могли уклониться от бед и скорбей, которыми нас посещает непостижимая, но достоверно премудрая и благая судьба Божия.
Отец Небесный хочет образовать в тебе Своего благодатного сына, и для сего назначает тебе трудные уроки, строгие испытания, сильно вразумляющие наказания, и, по уверению Апостола, аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог; всяко бо наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль: последи же плод мирен правды наученным тем воздает (Евр.12:7,11). Тяжки тебе уроки, испытания, наказания, но разве лучше было бы тебе облегчену быть от них, и оставаться без плодов правды, и не достигнуть достоинства благодатного сына Божия?
Небесный Врач подаст тебе горькое врачевство против болезни, может быть, самим тобою не примечаемой, но не скрытой от Его всепроникающего всеведения. Тебе не хочется горечи, но разве лучше тебе не вкусить горечи и носить в душе болезнь и семя смерти вечной?
Небесный Подвигоположник выводит тебя на поприще нравственных и духовных подвигов, чтобы ты видимому и невидимому злу противопоставил веру, мужество, терпение и чтобы ты не побежден был от зла, но победив благим злое (Рим.12:21), получил нетленный венец. Тебе кажется, что это значит поставлять тебя, как Давида против Голиафа, как Иова против диавола? Что же? Разве Давид не низложил Голиафа, разве Иов не победил диавола? Но ты, отступающий пред трудностью подвига, чего хочешь? Неужели хочешь отказаться и от победы, и от венца?
Случается от впадшего в несчастье слышать жалобу: за что я так стражду? Ответ близок: ты страждешь за этот самый вопрос. Ибо в вопросе, за что я так стражду? - заключается решительная мысль: я не заслуживаю того, чтобы так страдать, или, что то же, я стражду несправедливо. Но кто послал или попустил на тебя страдание? Не Бог ли и Его Провидение? Итак, не видишь ли, что твоим вопросом ты в сердце величаешь себя и укоряешь Бога, если и не ропщешь на Него явно? Не думаешь ли оправдаться тем, что сия несчастная мысль родилась после несчастия и от самого несчастия? Нет. Ты в несчастии тот же, который был прежде несчастия. Несмиренная и непокорная Богу мысль спала у тебя в сердце прежде несчастия, но не имела случая пробудиться, несчастие пробудило ее и вызвало наружу. Итак, поспеши сам себе отвечать праведно на неправедный вопрос: я стражду за грехи мои, потому что аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1Ин.1:8), и, если не усматриваю явных грехов, явно привлекших наказание, от тайных моих очисти мя, Боже (Пс.18:13)! Можешь еще о том же предмете предложить вопрос, более рассудительный: для чего я стражду? И на сие можешь иметь утешительный ответ: по намерению Божию, ты страждешь для твоего спасения. Господь рек: Претерпевый до конца той спасен будет (Мф.24:13). Где же было бы место терпению, если бы не было ничего неприятного, если бы не от чего было скорбеть и страдать? Но скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование (Рим.5:3,4), и таким образом исполняется обетование Господне: Претерпевый до конца той спасен будет.
Возвратимся к житию Марии Магдалины и посмотрим, как наказание, со смиренною покорностию судьбе Божией понесенное в первой части оного, во второй части принесло мирный плод правды [Евр.12:11].
Когда Христос Спаситель освободил ее от мучительства темных сил и исцелил от тяжкого недуга, тогда в душе ее к силе веры присоединились сила благодарности и любви к Избавителю, чтобы дать жизни ее новое сильное направление. Обновленную Христом жизнь Мария совершенно посвятила на служение Христу.
Когда Он прохождаше сквозе грады и веси, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, тогда за Ним, после Апостолов, следовали многие жены яже служаху Ему от имений своих, и в числе их первую именует Святой Евангелист Лука Марию Магдалину (Лк.8:1-3). Поэтому должно полагать, что или она первая вступила в сие служение и подала пример другим, или преимуществовала пред прочими усердием и деятельностию в сем служении.
В грозные часы страданий и смерти Христа Спасителя, когда почти все Апостолы, после обещания умереть с Ним, побеждены были страхом и скрылись, Магдалина любовию победила страх, она стояла при кресте Иисуса, она была при Его погребении.
Наипаче же, как молния в ночи, просияла крепкая, как смерть, любовь Магдалины в том подвиге, который дал ей, с некоторыми другими женами, наименование Мироносицы. И здесь два Евангелиста поставляют ее первою между ними, а Святой Иоанн одну только ее именует: Во едину от суббот Мария Магдалина прииде еще сущи тме, на гроб Иисусов, с благоуханным миром (Ин.20:1). Это значит, что предприятие принадлежало ей, а другие следовали ее предводительству. Рассмотрите сие предприятие. Господь Иисус умер на кресте и погребен. Близкие к Нему в опасности, потому что враги Его и воскрешенного Им Лазаря решились убить, и на Апостолов готовы были наложить руки, если бы не воспрепятствовало и в самом страдании владычественное слово: Оставите сих ити (Ин.18:8). В высшей степени вероятно, что предречение Иисуса о Его воскресении известно было Магдалине если не непосредственно, то чрез Апостолов, но видно, и сей луч света угас в ее уме среди мрачных событий. Ибо в чаянии воскресения не нашла бы она нужным помазывать миром тело Иисуса, как обыкновенного мертвого, и не произнесла бы сих, отнюдь не воскресных, слов: Взяша Господа от гроба, и не вем, где положиша Его (Ин.20:13). Итак, угрожаемая опасностью, не подкрепляемая надеждою, как дерзнула Магдалина идти, еще сущи тме на гроб Иисуса? На пути представилось мыслям ее непреодолимое препятствие. Она вспомнила, что Гроб Иисуса закрыт таким тяжелым камнем, которого не в силах отвалить ни она, ни спутницы ее. Как же и непреодолимое препятствие не остановило ее? Какая всепревозмогающая сила одушевляла и влекла ее? Сила любви и благодарности к Божественному Спасителю, сила святого сострадания к Святому безвинно пострадавшему.
И какая за высокий подвиг высокая награда! Магдалина первая узрела Господа воскресшего и сделалась Христовым Апостолом для самих Апостолов, ибо она первая возвестила им воскресение Христово. Душа Христианская! Разумевай из сего примера силу, животворность, благотворность, блаженство любви к Господу Иисусу, твоему Спасителю и Богу. Разумевай высокое даже пред очами Божиими достоинство человеколюбия и сострадания к бедствующим и страждущим и особенно страждущим безвинно - за истину Божию, за правду, за добродетель. И если скорбь, опасность, бедствие, частное или общественное, призывают тебя на дело человеколюбия, не колеблись, не ослабевай пред затруднениями, не медли, пробуждай себя рано, спеши с возможною от тебя помощию туда, где она благопотребна, - в доме ли надобно тебе искать предмета твоего человеколюбия, или в хижине, или в больнице, или в темнице, или на краю гроба.
Тот, который рек: Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф.25:40), в самые тяжкие для тебя минуты даст тебе услышать глас Своего Божественного утешения и твой временный подвиг любви Христианской увенчает вечною наградою Своей благости.
Переходя мыслию от церковного к отечественному значению настоящего дня, с утешением усматриваю новое умилительное зрелище Христианского и отечественного человеколюбия. Тезоименитая ныне, благочестивейшая Государыня Императрица Мария Александровна еще прежде, в звании цесаревны, приняла на себя постоянный подвиг человеколюбия, даровав свое покровительство и материнское попечение многим смиренным дщерям служителей Олтаря, дабы усовершенствованным воспитанием их усовершить внутренне устройство священнослужительских семейств и чрез то благотворно действовать и на семейный быт народа. Потом, уже с высоты Престола, она простерла сострадательный взор на подвизающихся ныне в брани за Веру, Царя и Отечество, на их особенные, при трудных подвигах, нужды, на их раны, на их семейства и в собственном доме открыла для них источник благотворении, дав с тем вместе верное направление и притокам народного человеколюбия. Нельзя при сем не воспомянуть и подвигов благочестивейшей Царицы-матери, а также и Великой княгини Елены Павловны, которые чрез избранных, приготовленных, найденных и посланных ими служительниц человеколюбия ежедневно и ежечасно посещают страждущих от ран и болезней подвижников Отечества и подают им всякую благопотребную помощь и Христианское утешение.
Христе Боже, благословивый послуживших Тебе верою и любовию во дни Твоего Истощания! Благослови и ныне служащих Тебе в лице меньших братий Твоих, которые во имя Твое, и за имя Твое подвизаются!
Христе Царю! Призри на Твое достояние. Благословен еси, посещаяй жезлом беззакония наши (Пс.88:33). Благословен еси, не разоряяй милости Своея от нас (Пс.88:34), даяй крепость Царю нашему (1Цар.2:10) и верному воинству его. Но доколе грешницы, Господи, доколе грешницы восхвалятся, провещают и возглаголют неправду (Пс.93:3,4)? Доколе вознесется враг (Пс.12:3) преисподний? Уже он не чрез неверных восстает на Твоих верных, но Твое имя на себе носящих сделал друзьями врагам Твоим и врагами Твоему православному народу, и тогда как необычайно напряженные действия военного искусства и военных сил не доставляют им торжества, он внушил им причислить к военным средствам разбой, грабительство, зажигательство, убиение безоружных, истребление мирной собственности граждан и поселян, святотатство, поругание святыни. Воскресни, Боже, суди земли: яко Ты наследиши во всех языцех (Пс.81:8). Но, Господи, да не яростию Твоею обличиши нас, ниже гневом Твоим накажеши нас (Пс.6:1). Аминь.
Беседа к сердобольным вдовам, избранным для попечения о раненых и больных воинах действующей армии, 1854 г.[11]
К вам слово Церкви, сестры Христианского сердоболия о болящих, которые царским человеколюбием призываетесь ныне особенному подвигу Христианского попечения о болящих от ран, полученных на брани за Веру, Царя и Отечество. Подвиг, сколь необыкновенный для вас и трудный, столь же благословенный и способный возбудить неослабевающее усердие.
Война - страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившейся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих.
Но война - священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, Отечества. Подвизающийся в сей брани оружием совершает подвиг веры и правды, который Христианские Мученики совершали исповеданием веры и правды, страданием и смертью за сие исповедание, и приемля раны, и полагая живот свой в сей брани, он идет вслед Мучеников к нетленному венцу.
Кто начал нынешнюю войну? Народ неверный, который не знает правды, который живет угнетением Христиан и Христианства. Кто еще против нас? Два народа, которые признали нас правыми в споре и потом присоединились к нашим врагам, - два народа Христианские, которые соединились с врагами Христианства и приняли участие в угнетении Православных Христиан. Против таких врагов идет наш воин по мановению благочестивейшего Царя, сильным, но миролюбивым царским словом защищавшего единоверных востока, не начавшего, но в уповании на Бога принявшего нанесенную неправедно войну.
Итак, рассуждайте, к кому относиться будет служение, в которое вы призываетесь. Не почли ли бы вы особенным для себя благословением провидения Божия, если бы вам дано было послужить Мученику к облегчению его страданий? Подобное благословение ожидает вас в верном исполнении служения, вам предлежащего. Рана верного воина, которую вы облегчаете обязанием и врачевством, светит доблестию теперь и будет сиять в вечности. Если при попечении вашем он возвратится с пути смерти, вы заслужите благодарность не только его, но и Отечества, которому возвращаете драгоценного сына. Если же суждено ему окончить земной путь и прийти в Отечество Небесное, вы будете иметь на небесах благодарного вам и призывающего на вас благословение Отца Небесного. Так размышляя, вы можете с благоговением смотреть на предмет вашего подвига и тем умерять скорбь и страх, естественно производимые зрелищем страданий.
Может встретить вас и страх от происходящей невдалеке брани, и от звука оружий, и от разных нечаянностей, потому что нельзя требовать, чтобы безопасность постоянно жила в соседстве с войною. Предавая себя в покров провидения Божия, укрепляйте вашу немощь, поминая дни древния (Пс.142:5) и помышляя, как некогда упование на Бога и любовь к народу Божию давали и женам мужескую крепость духа. Деввора вместе с Вараком предводительствовала войском. Юдифь одна без оружия вошла в стан врагов, чтобы сразить Олоферна и его войско, и действительно ударом вражеского меча сразила всю силу врагов, отразив с тем вместе опасное оружие соблазна. От вас не так много требуется, не требуется участие в деле брани, требуется только довольно твердости духа, чтобы вы не смущались мыслию о брани, делая дело мира и человеколюбия. Указуем вам еще между многими более близкий образ предлежащего вам подвига: помяните и призовите в помощь Святую Анастасию Узорешительницу, которая находящихся в подвиге мученичества посещала среди опасности впасть самой в руки мучителей, омывала и перевязывала их раны, подавала им пищу, питие, врачевства, доставляла всякое возможное облегчение и утешение.
Возбудив и по возможности укрепив себя к начатию подвига, наблюдайте и в продолжение оного, чтобы как насущный хлеб, как предохранительное врачевство, не оскудевала у вас никогда благочестивая мысль и доброе намерение. Возведите очи ваши к Живущему на небеси и с верою помышляйте, что Он взирает на ваш подвиг, что над вами простерта Его благословляющая рука - но благословляющая только нелицемерную верность в подвиге и чистоту деятельности.
Христу, Врачу душ и телес, мысленно предлагайте язвы поручаемых вашему попечению болящих и могущие случиться ваши собственные скорби и с упованием все предавайте Тому, Который язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша, и Которого язвою мы исцелехом (Ис.53:5).
Матери Господней, Радости всех скорбящих, вы представлены в особенное покровительство: имейте постоянную веру в действительность, близость, всегдашнюю готовность сего покровительства. От сего должно произойти то, что и вы со своей стороны будете близки к Ней, с детскою простотою будете простирать руки к невидимой Матери, и по благопотребности Она будет вам подавать тайное вразумление, подкрепление, утешение, помощь.
Внутреннею молитвою вашею при самом одре болящих, а по мере потребности и удобности - и словом кроткого напоминания старайтесь споспешествовать и им в том, чтобы они взирали к Врачу душ и телес. Обращайте их внимание как на испытанное дело на то, что в молитвенном воздыхании болящего может заключаться прием врачевства из небесной врачебницы, небесное же без сомнения сильнее земного.
О всех болящих имейте равномерное нелицеприятное попечение, особенно же бдительный труд употребляйте по особенному требованию болезни, а не по предпочтению лица. Для больного, для требующего помощи будьте как родные, но для лица оставайтесь чужими, чтобы чистота Христианской любви не была затемнена пристрастием, чтобы предпочтение одного не было неправдою в отношении к другому.
Радуемся, что на путь и подвиг вы пожелали приять и прияли ныне Божественное напутствие - приобщились Тела и Крови Христовых. Идите в мире: Господь с вами. Не забывайте во вверяемых вашему попечению видеть меньшую братию Господа Иисуса, да слышится в сердцах ваших Его слово: болен бых, и посетисте Мене (Мф.25:36), и да сподобитесь услышать от Него сие с радостью и тогда, егда приидет во славе воздати комуждо по делом его. Аминь.
Беседа на обновление храма на месте погребения усопших, 1857 г.[12]
Господь сказал устами Пророка: Дом Мой дом молитвы наречется (Ис.56:7). Какие утешительные мысли о храме дает нам сие изречение Господне!
Храм есть дом молитвы. Молитва живет в нем. В иных местах она странствует, иные посещает, иные с трудом ищут ее, от иных и призванную удаляют житейская молва и суета; здесь, в храме, она живет, здесь всякий может обрести ее, и если та молитва вожделенна, которая доходит до Бога, то молитва в храме преимущественно вожделенна, потому что здесь преимущественно приближается она к Богу, поелику дом молитвы есть вместе и дом Божий.
Если помыслим, что Бог живет в вышних, превыше небес, то придем в недоумение, возможен ли для Него дом на сей униженной пред небом земле. Если помыслим о величии Творца мира и о Его вездесущии, то найдем непонятным, как мог бы для Него быть возможен где-либо какой-либо дом. Но нет места сомнениям, когда Господь Сам глаголет: дом Мой.
Веруем, Господи, слову Твоему, ибо слово Твое истина есть (Ин.17:17). Веруем, что и сей храм, по Преданию и чину Тобою наставленных Апостолов и преемников их освященный и невидимо Твоего вшествия и благодатного присутствия сподобившийся, воистину есть Твой дом, Твое жилище, Твое на земле небо, и не только сему веруем, но можем и видеть сие отчасти, поелику здесь тайнодействуется и очевидно присутствует Божественное Тело единородного Сына Твоего, Господа нашего Иисуса Христа, которое есть Тело живое и животворящее, с которым, следственно, и дух Бога и человека Христа присутствует.
Что при сих размышлениях должна чувствовать верующая душа?
Патриарх Иаков, когда, ночуя в пустынном месте, увидел во сне Господа, стоящего на верху лествицы, соединяющей небо с землею, услышал от Него благословение и обещание покровительства и по сему Богоявлению нарек сие место домом Божиим, - с сим вместе чувствовал страх. Убояся и рече: яко страшно место сие (Быт.28:17,19). Но Пророк Псалмопевец, при мысли о посещении скинии Божией, или храма Божия, чувствовал радость. Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем (Пс.121:1). Которое из двух противоположных чувствований правильно? Правильны оба, хотя и противоположны. Страшен храм Божий, по величию Бога, в нем присутствующего, радостотворен храм Божий, по благодати Бога, в нем живущего. Со страхом входит в храм человек, смиряющийся пред Богом, с радостию входит в храм человек, одушевляемый любовию к Богу. Особенно да страшится, входя в храм, человек, обремененный грехами, поелику здесь присутствует Бог, праведный Судия, и кто знает, не поразит ли Он грешника мгновенно, как некогда Надава и Авиуда, Дафана и Авирона? Однако страх да не удаляет грешника от храма, ибо это значило бы идти от спасения к погибели, но да побуждает его к покаянию и исправлению жизни, дабы он мог войти в храм с надеждою обрести в нем Бога милующего, прощающего и спасающего. Храм Божий есть надежное прибежище для грешника, желающего избежать пагубы греха.
Бог вездесущий, над всем превознесенный, какую имел бы нужду в земном для Себя доме, если бы его не требовало Божие снисхождение к земнородным? По благости и снисхождению, Бог устрояет на земле дом Свой и отверзает его человеку, дабы сей находил в нем для своей молитвы удобовосходную к Богу лествицу, дабы приимал здесь от Бога благословение и наставление к истине Его чрез Его служителей, дабы пользовался здесь Божественными таинствами как средствами духовного возрождения, питания, возрастания, укрепления, врачевания, напутствия к жизни небесной.
От сей потребности храма для человеков естественно происходит то, что храмы должны быть устрояемы и устрояются среди обитателей, которые ими должны пользоваться. Но почему же некоторые храмы, как и сей, воздвигаются не посреди живущих, а посреди усопших? Почивающие сном смертным восстанут ли теперь и скажут ли, с восставшим от сна в Вефиле Патриархом Иаковом и с нами: Страшно место сие? Несть сие, но дом Божий [Быт.28:17]? Или с Псалмопевцем и с нами: возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем [Пс.121:1]!
На сие должно сказать, что храмы, созидаемые на месте покоя усопших, благопотребны и полезны живущим, чтобы они приходили сюда не только печалиться и плакать над почивающими здесь, но и приносить о них молитву преимущественно благодатную в храме, при тайнодействии Тела и Крови Господней, когда имена и память усопших священнослужитель приближает к Агнцу Божию, вземлющему грехи мира, и погружает в животворящую Кровь Христову (посвященные знают, что не по воображению говорю сие, но указываю на действие глубоко знаменательное). Таким образом, и для усопших воздвигнутый над ними храм может быть полезен посредством живущих.
Но только ли посредством живущих? Не могут ли усопшие и сами непосредственно пользоваться святынею храма? Смерть тела не разлучила их с Церковию Христовою, которая, подобно виденной Иаковом лествице, стоит между небом и землею, простирается из видимого в невидимое, от нижних на земле степеней досязает до выспренней на небесах степени лицезрения Божия, призывая к вожделенному восхождению и допуская благословное нисхождение. Не видели ли, например, Преподобного Сергия, по восхождении его в небесные обители нисходящего в свою земную обитель и стоявшего в храме с поющими, без сомнения, для того, чтобы братия обители паче слуха видением получили наставление о благоговении к церковному богослужению? Но не ограничимся избранными. Где теперь души усопших в вере, совершенных и несовершенных? В каком состоянии? Далеко ли они? Сообразно с тем, к чему приготовили себя в земной жизни, они, по слову Божию, в руце Божией (Прем.3:1), на лоне Авраама (Лк.16:23), в покое (Прем.4:7), - а иные не умиротворенные и в сетовании, как некогда предвещал себе Иаков: Сниду к сыну моему сетуя во ад (Быт.37:35). Не говорим о подобных богачу Евангельской притчи, который жил и умер без веры и добродетели и потому низвержен в глубину ада, откуда не доступны ни обители небесные, ни святыни сего видимого мира. Предание и опыты показывают, что души усопших, хотя разрешены от уз плоти, однако и по разлучении от нее по особенному устроению Провидения, а иные, может быть, и по влечению навыка и воспоминаний земных, являются нередко в местах пребывания своего на земле, и в близости к телам, с которыми проходили временную жизнь и которые приимут паки для жизни вечной. Ибо каким образом чудодействуют и особенно каким образом на душевное состояние благотворно действуют мощи Святых, если не благодатною силою душ святых, чрез оные проявляемою? Вспомним происшествие, бывшее со святителем Спиридоном Тримифунтским, когда ему нужно было узнать от усопшей дочери его, где скрыто вверенное ей сокровище, не открытое прежде кончины ее. Он пришел на ее могилу, спросил усопшую, и она услышала, и произнесла желаемый ответ. Почему же и нам не позволить себе утешительной мысли, что души почивающих близ храма сего, по крайней мере некоторые, непосредственно услышат глас здешних славословий и молитвословий, ощутят духовное благоухание тайнодействий и получат или приращение своего покоя, или облегчение своего сетования?
Благословенны да будут усердие, щедрость, попечение, труд, явленные в благоустроении и благоукрашении святаго храма сего, которыми принесена жертва Богу и оказано благодеяние живым и усопшим. Бог утешения и щедрот да возмерит оные Своими дарами, благоприятными жизни временной и вечной. Аминь.
Беседа на празднество Успения и в третий день явления Божией Матери Апостолам, 1852 г.[13]
После усопших обыкновенно бывает время плача, потом время утешения печальных, и далее того и другого продолжается время, в которое дети и присные пользуются праведным наследием отшедших.
И успению Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы надлежало сопровождаться подобными последствиями, по сродному с нами естеству Ее естественными, по обилию данной Ей благодати обильно благодатными.
Плакали Апостолы, когда жизнь Матери Света, как тихая заря после Божественного Солнца Христа сиявшая для Церкви, угасла пред их очами. Плакали горькими слезами естественной печали, но вместе и сладкими слезами благодатного умиления, потому что вера в неумирающую благодать Матери Господней и чувство благоговейной любви к Ней господствовали над чувством лишения.
Полное же и совершенное утешение получили они, конечно, тогда, когда, в третий день по Ее успении ради опоздавшего к Ее погребению Фомы отверзши гроб Ее, не обрели пречистого тела Ее, и вслед за тем увидели Ее в славе воскресения, и от Ней самой услышали слово утешения: Радуйтеся, яко с вами есмь во вся дни.
Если радость, которую подает воскресшая Матерь Божия, имеет своим источником присутствие Матери Божией с нами во вся дни, то очевидно, что и радость, как поток из сего источника, должна протекать по всем временам, до впадения в море вечного блаженства. И вот прекрасное и неиждиваемое наследие, которое Матерь Божия в успении Своем не только оставила, но определительно назначила и преподала Своим по благодати чадам и присным. Радуйтеся, яко с вами есмь во вся дни [Мф.28:20].
И Церковь Христова прияла от Матери Божией сие наследие и хранит, и от дней до дней, от лета до лета, от века до века не престает разделять оное. Для чего и ныне собрала Она сей собор, как не для того, чтобы, если можно, каждый приял некую долю святой и благотворной радости от благодатного сокровища Царицы Небесной?
Правда, не всем без различия завещала Она сию радость, но преимущественно Апостолам, однако поелику обещала и продолжить оную вместе с присутствием Своим в Церкви во вся дни, то чрез сие простерла Свое обещание и на живущих после дней Апостольских, если они усвояют себя Ей в чада и присные Апостольскою верою в Ее неумирающую благодать и Апостольскою благоговейною к Ней любовию.
Итак, радуйтесь, души, подвизающиеся в вере, по образу Петра, который ускорил прежде других исповедать Христа Сына Божия и, по вере в Него, и по водам ходить отваживался! Матерь Начальника и Совершителя веры с вами есть, и как Она блаженна веровавшая, так и вам споспешествовать будет сквозь искушения и опасности достигнуть блаженства.
Радуйтесь, души, стремящиеся к совершенству любви, по подобию возлюбленного Ученика, который и Бога созерцал преимущественно в Его качестве любви, оком любви, и в любви же заключал все учение жизни! Нареченная Матерь возлюбленного Ученика с вами есть и не отречется быть материю и для вас, чтобы покровительствовать духовному воспитанию вашему от рабского страха до совершенной любви, изгоняющей страх (1Ин.4:18).
Радуйтесь, ревнители слова истины! Матерь вечного Слова с вами есть и неотступно предстательствует пред Ним о вас, да даст вам уста и премудрость, ейже не возмогут противитися или отвещати вси противляющиеся вам (Лк.21:15).
Радуйтесь, хранящие девство и целомудрие! Приснодева с вами есть, и как девство приблизило к Ней Иоанна, так оно приблизит Ее к вам. Дознают сие благодетельными опытами, особенно те, которые в удалении от мира благорассудно целомудрствуют духом и телом, а от некоторых из таковых и в мире сие известно, как, например, от Преподобных: Антония Печерского, Сергия Радонежского.
Радуйтесь, и благословенно супружествующие! Обрученная Дева и неневестная Матерь, Которая не только удостоила посетить жениха и невесту в Кане Галилейской, но и первое открытое чудо для них от Божественного Сына Своего испросила, не чуждается вас; Она любит девство, но не унижает и супружества, и вас, молящихся Ей, не лишит благопотребной помощи, если взираете на супружество, как на союз не только естественный, но и духовный, имея высокий таинственный образ его в союзе Христа с Церковию.
Радуйтесь, благочестивые родители и во благочестии воспитываемые чада! Дщерь молитвы праведных Иоакима и Анны, воспитанная в доме Божием, Матерь Сына, от Которого всякое сыновство на небеси и на земле имеет начало, признает вас по духу Своими присными и чадами и простирает на вас свой благодатный покров от дома Божия небесного и земного.
Радуйтесь, хотя сквозь слезы, испытуемые различными скорбями, но крепящиеся в терпении и уповании на Бога! Та, Которая более всех на земле, кроме только Единородного Сына Ее, испытана была скорбями, Которой душу прошло крестное оружие, по Своим опытам знает, что вы чувствуете, и состраждет вам, и может и хочет облегчать вас, почему и нареклась радостию всех скорбящих.
Но нельзя не приметить, что в назначаемый нами раздел благодатного наследия Царицы Небесной не входят многие. Что же останется таковым? Чего могут ожидать те, которые не подвизаются в вере, не стремятся к совершенству духовной любви, не ревнуют о истине и правде, не чтят девства, не освящают супружества, чадородия и детоводительства, не благословляют Бога в счастии, ропщут в несчастии? Должно сказать правду: не им воскресшая Божия Матерь изрекла свое бессмертное: Радуйтеся, не им обещала Свое благодатное присутствие. Однако не оставила ли Она чего-либо и для сих, подобно как благодетельные завещатели не только ущедряют достойных наследников, но и недостойным оставляют нечто по избытку милости? В книге Соломона есть запись о некоей доле наследства, которое оставляет по себе праведник. Очень естественно, чтобы и Первенствующая между всеми праведными оставила по себе то наследство, которое оставляет каждый праведник. Какое же это наследство? Раскаяние. Умираяй праведник остави раскаяние (Притч.11:3). Тем, которые не приблизились к Матери Божией подвигом веры, усердием любви, не подражали примеру Ее добродетелей и потому не приобрели права наследовать от нее благодатную радость, она оставила, как последнюю милость, раскаяние - наследие несладкое вначале, но спасительное впоследствии, если направлено будет к исправлению жизни.
Если мы не умели, или, справедливее сказать, не потрудились стяжать, по примеру Пресвятыя Девы, радость духа о Бозе Спасе (Лк.1:47), то поспешим восприять печаль, яже по Бозе, которая покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2Кор.7:10) и чрез которую, следственно, и радость спасения, наконец, обретена быть может. Аминь.
Беседа на сырной неделе против невоздержания
Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк. 21,34).
Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк. 21,34).
Приближающееся время поста призывает нас к воздержанию: и святая Церковь сии приготовительные к оному дни расположила как степени, дабы по малу отъемля тучность пищи, и увеличивая труд молитвенный, возвести нас к совершенству поста и к протяженным подвигам покаяния и молитвы. Но в сие преддверие святого поста, которое мы проходим, безрассудный обычай как много вносит противного воздержанию и трезвости телесной и духовной! Мне кажется, сие должно возбуждать в нас жалость и ревность, подобную ревности Дома Божия, по которой Господь наш бичом из вервий изгнал из преддверия храма продающих и покупающих, превращающих его в дом купли и в вертеп разбойников. О, если бы Он помог и нам малым бичом, сплетенным из словес истины и целомудрия, если не совсем изгнать, то хотя несколько укротить невоздержание, особенно неистовствующее при входе во святилище поста, и кроме сего нередко угнетающее тела, опустошающее души, истощающее стяжения, расхищающее добродетели, поглощающее способности!
Внемлите себе, глаголет Господь, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством. Не излишним ли теперь покажется некоторым сие предостережение, и не обидным ли предлагаемое оным подозрение в таких грубых пороках? — Не желаем никого подозревать, ни обижать, но напоминаем вам, люди, по собственному мнению, довольно умеренные и трезвые, что сказанное предостережение первоначально дал Господь избранным ученикам Своим. Наставление которое Петру, Иакову, Иоанну, Андрею, не обидно было слышать, не может быть для кого-нибудь из нас ни оскорбительным, ни излишним.
То ли одно ест объядение когда тело не вмещает пищи? То ли одно пиянство, когда ум потоплен в вине, и отягченной головы не может носить тело? Если, в чем не трудно удостовериться, настоящее назначение пищи и пития есть поддержание и возобновление телесного состава, который неприметным образом непрестанно снедает тление, а вкус пище и приятность питию даны, как средства для сей цели: то каждый кусок пищи, сверх утоления глада, снедаемый для вкуса, есть доля объядения, каждый глоток пития, после угашения жажды и после ободрения сил, употребляемый для приятности, принадлежит к чаше пиянства.
Что же суть наши столы, на которых трудно перечесть различные роды пищи, трудно угадать их состав, трудно упомнить названия различных родов пития? Не хитросплетенные ли сети, которые мы расставляем друг другу, чтобы уловить в объядение, хотя иногда тонкое, и в пиянство, хотя по-видимому трезвое? И не приметишь, как перейдешь от ядения к объядению, как простое употребление пития превратится в пиянство. Надобно прилежно смотреть за собою. Внемлите себе.
Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек, для того, чтобы наполнить малое и несмысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрево, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад?
Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг выше себя вознести твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на самом тебе закон против раболепства чреву? Не видишь ли, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь? что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающий истину, разум мыслящий о вероятностях, что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево, не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницания, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, в порабощении, в презрении? Если, напротив, ты стараешься более и более угождать чреву в том, чего оно слепо требует, для него желаешь, для него вымышляешь: то берегись, чтобы оно не сделалось у тебя сильнее и выше головы, и своею безобразною тяжестию не стало стеснять и подавлять благороднейших действий ума и сердца. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством.
Под именем сердца Господь разумеет вообще внутренность человека, что можно видеть из Его собственного другого изречения, в котором Он сии слова соединяет, изъясняя одно другим: извнутрь бо, глаголет, от сердца человека помышления злые исходят. Итак, под именем сердца, как внутренности вообще, в изречении Господнем разуметь должно духовные силы человека с их действиями и совершенствами, в особенности разум, силу хотеть и способность познавать. Смотрите, на что наконец может обрушиться подавляющая тяжесть пресыщенного чрева. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца, ваша.
Мы не примечаем, — скажут, может быть, — чтобы люди менее других воздержные в пище и питии, менее потому пользовались способностию разума и силою воли. Не спорю, что некоторые из них даже лучше других пользуются способностию разума, чтобы понимать и изобретать тонкости удовольствий для чувств и воображения, и сильнее других влекутся к оным желаниями. Дух таких людей носится как пар над теплыми явствами, или немного выше. Но когда надобно вознести мысль и сердце горе, выше сих видимых небес, которые хотя и тонки, но суть телесны и потому еще ниже области свойственной духу чистому? когда надобно устремить желание к Богу? тогда оказывается, что пресыщением отягченное чрево, как гиря висит под крылами духа, и тянет его к земле, так что при всех усилиях. он более бьется о землю, нежели возлетает к небу. Животные многопищные и тучные не могут бегать так скоро, как малопищный елень: подобно сему чревоугодник не может быть так деятелен и благопоспешен в подвигах, как воздержный.
Вы знаете, что человек пал: но как? Не отягченное ли запрещенным плодом чрево низринуло его из блаженного рая на несчастную землю? Отягчай оное более, и оно низвлечет тебя с земли в глубину ада. Подлинно, что ниспровергнуло Содому столь ужасным образом? — Гордость, ответствует Пророк, в сытости хлеба, и в изобилии вина? и сластолюбствоваша та, и дщери ея: сие бяше ей и дщерем ея (Иез. 16, 49).
Подобным, но еще более ужасным, бедствием угрожает Господь чревоугодникам. Найдет говорит, на вы внезапу день той. Какой день? — День, которого только малый образ, только предвещание показано было в грозный день Содомы, — день, который угрожает не одному, или нескольким роскошным и сладострастным городам, но целой вселенной, который заставит издыхать человеков от страха и чаяния грядущих на вселенную, в который придет Господь во тьмах святых Ангел Своих, сотворить суд о всех делах нечестия их, имиже нечествоваша (Иуд. 14, 15). Господь неоднократно внушает нам, что сей страшный день особенно нечаянно постигнет тех, которые преданы невоздержанию, роскоши, попечениям о выгодностях и приятностях жизни. Якоже бо, говорит, беху во дни прежде потопа, ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, до негоже дне вниде Ное в ковчег? и не уведеща, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына человеческаго (Мф. 24, 38, 39). И еще говорит: якоже бысть во дни Лотовы: ядяху, пияху, куповаху, продаяху, саждаху, здаху? в оньже день изыде Лот от Содомлян, одожди камен горящь и огнь с небесе, и погуби вся: по томуже будет и в день, в оньже Сын человеческий явится (Лк. 17, 28, 30).
Поистине, людям, которых гортань отверзается не для того, чтобы воспевать славу Божию, или изрекать пред Богом желания сердца, но для того, чтобы подобно гробу, поглощать и обращать в тление все, что лучшего живет и растет на земле? которые проводят половину жизни в труде обременять свое чрево, а другую в труде влачить сие бремя, у которых вино волнует кровь и отуманивают голову: где им помышлять о делах небесных, прозирать в сокровенные судьбы Божии, вникать в словеса пророческие, примечать знамения времен, стоять на страже в ожидании грядущего царствия Божия, которое совсем не по них, поелику оно не есть брашно и питие?
Но вот что еще особенно страшно: сия преобладающая роскошь, сие не помнящее Бога и себя невоздержание, не только могут быть внезапно постигнуты судом и поражены правосудием Божиим, но и составляют, по словам Господним, одно из предваряющих обстоятельств, и как бы преддверие его страшного суда. Отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапно день. Что же должны мы подумать, когда видим, что и богатый и бедный, дома, в корчемнице, рано и поздно, наперерыв работают чреву, что чрево поглощает обширные стяжания и наследия? что люди, которые с трудом приобретают насущный хлеб, необильные плоды своего труда и пота истощают на излишества и невоздержание, грубое или утонченное, на прихоти не требуемые и не знаемые природою? что провозглашение праздника, даже предварение о посте, сии, по намерению Церкви, орудия к возвышению благоговения, превращаются в орудия к усилению роскоши, подобно священным сосудам, употребленным для украшения Вавилонского пиршества? — О как опасно, да не найдет на ны внезапу день той!
Попечемся, братия, как бы нам ясти и пити во славу Божию, а не во вред себе и в оскорбление Подателю Благ Богу. Уступите гладу и жажде, но не вооружайтесь против воздержания и поста. Пусть хлеб насущный укрепляет сердце человека? пусть вино в меру возвеселит сердце печального, или ободрит немощного? ядите, — скажем, если угодно, и сие с Неемиею и Ездрою, — ядите тучная и пийте сладкая, но в знамение того, яко свят есть день Господеви нашему (Неем. 8, 10), а не безвременно и без меры, по образу тех, ихже бог — чрево. Во всякое же время внемлите слову Господню и внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапу день суда, но да будут сердца наши светильниками мудрых дев, полными елея благодати, горящими любовию, светлыми верою, да будут готовы сретить Судию, яко жениха, и праздновать с Ним в небесном чертоге Его во веки! Аминь.
Беседа о благодарности к Богу. 1842 год
Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. (2Кор.6:1)
Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. (2Кор.6:1)
Апостол Павел, указав Коринфским ученикам своим на величайшее из благодеяний Божиих человеческому роду - на избавление от области греха чрез нисхождение в оную Единородного Сына Божия, дабы злотворную и смертоносную силу греха разрушить всепроникающей и всепобеждающей, животворной и благотворной силой Божией: неведевшего 6о греха по нас грех, то есть жертву за грех, сотвори Бог Отец, да мы будем правда Божия о Нем, - указав, говорю, на сие величайшее из благодеяний Божиих, святой Апостол тотчас присовокупляет увещание, которому, по любви к увещеваемым и по сильному желанию, чтобы оное было принято, дает вид просьбы: Молим, не вотще благодать Божию прияти вам.
Указанной апостолом благодати Божией не все ли мы участники, братия христиане? Посему долг имеем и мы повторить вам слово апостольское: Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. Просим вас, чтобы благодеяния, которые получили и получаете вы от Бога, получаемы были не напрасно. Окажите себя верными Его благодати, достойными Его благодеяний. Изъяснимся о сем несколько подробнее.
Человек живет непрерывными благодеяниями Божиими, он весь составлен из даров и благодеяний Божиих, он погружен в благодеяниях Божиих, как в бездне.
Бытие и жизнь человека, в своем начале, есть свободное даяние Творца - дар, которого никто не мог у Него вынудить, никто не имел права истребовать, следовательно, и продолжение бытия и жизни есть непрерывное продолжение того же даяния Божия. Жизнь временная есть ежеминутное благодеяние Божие. Безсмертие человека есть безсмертное, безконечное благодеяние Божие.
Разберем состав наш. Душа, основание жизни, есть дыхание Бога Творца. Тело, жилище и орудие души, - дело рук Божиих. Ум, без которого не существовали бы для тебя ни истина, ни мудрость; сердце, без которого не было бы для тебя ни блага, ни блаженства; чувства, без которых вселенная, тебя окружающая, была бы для тебя закрыта и недоступна, - все сие не также ли Божие дело, Божий дары тебе - ничтожеству? Точно, ты весь составлен из даров и благодеяний Божиих.
Осмотримся во вселенной. Кто положил под нами землю, которая нас держит над бездной, дает нам жилище, одежду, пищу? Кто пролил на земле воду, которая нас поит и омывает? Кто засветил в небесах светила, которые дают нам возможность видеть вселенную с ее чудесами, которые из мертвой земли вызывают для нас жизнь, красоту, благоухание, сладость, пищу, лекарство и которые нашу собственную земную жизнь питают тонкой, но не менее земной существенной пищей? Чей это воздух, которым мы дышим? Кто учредил нам день, который возбуждает нас к деятельности, и ночь, которая благоприятствует нашему покою? Кто дал злаку благодетельный для нас закон - сверх немногого числа семян, нужного для продолжения рода, производить преизбыточествующее множество на хлеб нам? Кто заповедал древу, сверх нужного ему семенного зерна, приносить плод, нам, а не ему надобный? Кто велел гордому коню смиряться под нашей тяжестью и смиренной овце, даже малому червю - прясть из своего тела нашу одежду? Кто на случай скупости солнца приготовил нам сокровища света и огня в кремне и стали, в дереве и масле? Не все ли сие и прочее неисчислимое - Божие устроение, Божия собственность и, когда предоставлено в пользу нашу, Божие нам благодеяние? Точно, мы погружены в благодеяниях Божиих, как в бездне.
Может быть, невнимательный к благодеяниям Божиим скажет: я пользуюсь тем, что в моей и в окружающей меня природе, посредством собственных моих усилий, либо при содействии других людей, обработал, изыскал, произвел, приобрел. Таковому ответствуем с апостолом: Ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1Кор.3:7). Сие обличение ничтожности человеческих действий в сравнении с благотворным содействием Божиим столько же справедливо буквально, в отношении к обрабатыванию видимой природы, сколько иносказательно - в отношении к образованию духовного естества в человеке. Ты провел грубую борозду или вырыл яму, бросил зерно или посадил корень и, может быть, еще брызнул водой, если это в небольшом саду. Какие ограниченные, мертвые, ничтожные дела! Но что делает между тем Небесный Земледелец? В зерне или корне Он уже приготовил неприметно, и тем более удивительно, все будущее растение и весь плод, которого ты алчешь, в земле, в которую ты бросаешь семя, как в могилу. Он также приготовил для него матернюю утробу, далее, Он повелевает солнцу Своему сквозь темные и холодные глыбы, пробиваться светом и теплотой и извлекать из погребенного семени росток, из ростка стебель, из стебля цвет и плод. Для споспешествования сему Он опять посылает поочередно теплоту и холод, влажность и сухость, дожди и росы, ветры и тишину. И, конечно, не насаждающий и напояющий человек, но возращающий Бог из одних и тех же - земли, воды, воздуха, света - производит в пшеничном колосе хлеб, а в виноградной ягоде - вино. Мы примечаем наши ничтожные дела по тому самому, что они ограничены и малы, потому что начинаем их и оканчиваем, усиливаемся для них и устаем от них и, напротив, не примечаем иногда благодеяний Божиих по тому самому, что они велики, потому что готовы без усилий, повсеместны, всегдашни. Надобно иногда временное и местное отъятие благотворной руки Божией, чтобы люди справедливее оценили благодеяние Божие, которым долго без внимания пользовались. Голод изъясняет Божие благодеяние хлеба, тлетворное поветрие - благодеяние воздуха, засуха - благодеяние дождя, безведрие - благодеяние солнца, сияние которого не дорого потому, что всеблагий Бог каждый день сияет им на злых и благих.
При рассмотрении человеческих обществ мысль о благодеющей руке Божией затеняется нередко мыслью о свободной воле человеческой. Но Бог, благодетельный Творец мира и человека, может ли не быть также благодетельным Творцом общества человеческого? Ибо независимое от Него и неуправляемое Им общество человеческое препятствовало бы Ему исполнять благодетельные намерения о мире и человеке, ограничивало бы Бога, что противоречит коренному понятию о Божестве.
Никто, признающий Бога Творца и Промыслителя, не станет спорить, что общество пчел или муравьев есть устроение Божие в природе, потому что никакие избранные члены улья не составляли для него постановления общественного и никакой философ муравейника не вымышлял басни общественного договора. Что ж? Общество человеков менее ли достойно быть устроением премудрого Бога и всегдашним предметом Его благодетельного управления? Существует над человеками человеческое правление - и сие нимало не противоречит тому, что каждый из них имеет, по естеству, свободную волю. Равным образом существование сей свободы нимало не противоречит существованию верховного правления Божия и над родом человеческим: и над семейством, и над государством. Сие правление Божие не бездейственно от того, что невидимо, и средствами достигать своих целей оно, без сомнения, богатое всякого правления человеческого. Как же скоро верим, что мы и в общественном, так же как в естественном состоянии находимся под всеблагим и премудрым управлением Божиим, то все доброе и благотворное в общежитии - добрые родители, благоразумные воспитатели, просвещенные наставники, правдивые судьи, попечительные начальники, и наипаче мудрый и благодетельный Государь и его благословенные успехи в благих для государства намерениях, победа над врагом, уничтожение крамол, достижение, сохрание, утверждение мира, возвышение или ограждение общественного внутреннего благоустройства, - все сие умножает никогда нескончаемый счет даров и благодеяний Царя царствующих, Господа господствующих, Отца, из Негоже всяко отечество на небесех и на земли именуется. Милости Твоя, Господи, во век воспою (Еф.3:15; Пс.88:2), взывает Псалмопевец, и воспевает завет Божий Давиду, как царю и родоначальнику, благотворный для царства и народа, и молит о возобновлении сих древних милостей Господних. Если кто думает при сем, что это было у иудеев, то я говорю с апостолом: Или иудеев Бог токмо, а не и языков? ей, и языков (Рим.3:29). Неужели Бог есть Бог царственно благодетельный только для иудеев? Право, и для христиан, право, и для россиян.
Сколь, впрочем, ни многи и велики благодеяния Божии человеку в жизни естественной и гражданственной, но преимущественно велики, важны, неисчислимы, неописанны благодеяния Божии, относящиеся к жизни человека духовной и вечной. Первые два рода благодеяний можно почесть только предуготовительными и споспешествующими для последнего. Там даруется ничтожеству бытие и бытию благоустройство, здесь подается грешнику непорочность, осужденному - прощение, духовно умершему - жизнь, погибшему-спасение и блаженство. Там сотворенное уготовляется и употребляется в пользу сотворенного, здесь Творец Сам приходит на помощь твари, служит ей, предает ей Самого Себя, Сын Божий не щадится, но за нас всех предается, плоть и кровь Богочеловека предлагается как пища и питие, как врачевство, как источник жизни, сердце Божие отверзается, любовь Божия изливается в сердца наши, Дух Святой подается, обители многи на небесах земнородным отверзаются, и в сердце человека обитель Божия сотворяется. Кто понимает, что душа человеческая может истинно жить только Богом, подобно как тело живет душой, но что Бог не может жить в душе нечистой. Кто имеет довольно самопознания, чтобы примечать, как несчастно и как почти неизбежно обман змия и прельщение Евы повторяются в нас гордостью разума и похотью плоти, как всякое неправедное дело, даже всякое нечистое желание и лукавый помысл изгоняют душу из рая мирной совести, как, наконец, недостаточны одни собственные усилия, чтобы возникнуть из ада совести раздраженной, - тот может несколько понимать, как велико благодеяние благодатного искупления, очищения и прощения, как дивно также благодеяние сохранения человека в состоянии благодатном. Кто же касается до высших даров благодати: просвещения, освящения, соединения с Богом, - о сем и познавший прочие благодеяния Божии так мало может сказать, как видевший только мелкую милостыню, подаваемую нищим на крыльце, не может сказать о том, как щедрые, драгоценные, сладкие дары во внутренности чертогов раздает Царь своим приближенным, домовладыка - друзьям своим, исполненный любви отец - своим присным чадам.
Останавливаюсь в изложении благодеяний Божиих не потому, чтобы уже довольно сказал, но потому, что никогда нельзя сказать довольно. Останавливаюсь и слушаю, что мне ответствует ваша совесть, что говорит ваше сердце?
Есть ли какое особенное отношение человека к Богу Благодетелю? Требуется ли какое соответствие благодеяниям Его? Или совсем никакого нет и не нужно? Не думаю, чтобы кто решился сказать сие последнее. И если бы нашелся таковой, то я усомнился бы, сердце ли у него в груди, а не твердый ли и холодный камень, либо какая-нибудь губка, жадно пьющая чужую влагу, без жажды, без вкуса и без насыщения; и разум ли у него в голове, или нечто худшее скотского инстинкта, потому что позна вол стяжавшаго его, и осел ясли господина своего (Ис.1:3) - безсловесные познают человека по благодеяниям и оказывают им соответствие.
Но если должно быть соответствие благодеяниям Божиим со стороны человека, то в чем оно состоять может? Заслуга, просьба, благодарность: вот три возможные соответствия благодеяниям. Заслуга возможна между человеками, из которых один имеет нужду в услугах другого, а другой может усердно представить первому свои услуги. Но самодостаточный Бог ни в чем не имеет нужды, и человек не имеет ничего представить Богу, что не было бы от Бога же полученным благодеянием, следовательно, здесь нет места заслуге. Просить от Бога благодеяний можно, и хорошо, если человек сие делает с доверием и со смирением. Но большая часть благодеяний Божиих бывает прежде нашего прошения, лучше нашего прошения и выше нашего понятия. Нельзя просить того, что уже сделано, нельзя просить того, чего нет и в мысли. Посему остается самым употребительным способом соответствия благодеяниям Божиим - благодарность, истинная, как истинны благодеяния Божии, деятельная, как деятельно благотворит нам Бог.
И посему молим, не вотще благодать Божию прияти вам. Окажите себя верными благодати Божией в сердце, достойными благодати Его на самом деле. Сотворил ли с тобой Господь знамение во благо избавлением от беды или опасности, памятуй бывшее, положись на Господа в будущем, употребляй во благо настоящее. Простирает ли тебе Бог благодеющую руку в земных благах, простри благодарную твою руку на помощь нуждающемуся ближнему. Является ли над нами благодеющий промысл Божий в добром Государе, в правлении, споспешествующем тихому и безмолвному житию, - вознесем нашу благодарность к Царю царствующих в радостных славословиях и в усердной молитве за помазанника Его и явим плоды благодарности в ревностном исполнении всякой верноподданической обязанности.
Обретаешь ли ты в сердце твоем дар благодати Божией - прощение грехов, мир совести, радость спасения - благодари бога твердой и непрестанно возобновляемой решимостью убегать от грехов, глубоким внутренним вниманием к сохранению мира совести, скромным, но не леностным споспешествованием спасению ближних.
Почтил ли кого небесный Подвигоположник отличием креста, подвигами искушений, скорби, страданий, да помышляет и сей, что и наказание от всеблагого Отца есть благодеяние, и даже избранный дар на пользу, да причастимся святыни Его (Евр.12:10), и потому да учится не только не роптать, не малодушествовать, не сетовать, но и благословлять имя Господне с Иовом, или благодарственно взывать с Псалмопевцем: Благо мне, яко смирил мя еси, да научуся оправданием Твоим (Пс.118:71).
О всем благодарите: Сия 6о есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1Сол. 5:18). Аминь.
Беседа о благом иге Христовом. 1828 год
Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть. (Мф.11:30)
Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть. (Мф.11:30)
Господь Иисус призывает к Себе труждающихся и обременных: Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии, обещает им душевное успокоение: Аз упокою вы, - обрящете покой душам вашим. Какой приятный зов! Какое вожделенное обещание! Но какое средство употребит Он для успокоения труждающихся и для облегчения обремененных? Снимет ли с них бремя, которое их удручало? Избавит ли их от трудов, которые их изнуряли? Без сомнения, Он сие сделает, но на первый раз Он имеет в намерении совсем другое. Он хочет, чтобы они приняли на себя новое иго: Возмите, - говорит, - иго Мое на себе. О милосердный Господи! Утружденных ли посылать на новый труд? На обременных ли налагать новое бремя? Таковы ли у Тебя средства покоя? - Не смущайтесь. Господь ведает, что творит, и несообразные с нашим мудрованием средства Его сообразны с намерениями Его премудрости. Утружденные делами плоти и мира найдут покой, если примут на себя новый труд духовный, обременные игом диавола, связанные злыми привычками, отягченные в совести грехами, гонимые и удручаемые бичами страстей найдут облегчение и свободу, если подклонят выю под иго Христово: Иго бо Мое благо, у бремя Мое легко есть.
Христиане! Когда Сам Иисус Христос, который есть Вечное Слово и Вечная Истина, нашел нужным сказать, что иго Его благо и бремя Его легко есть, то сие, во-первых, удостоверяет нас, что учение жизни христианской, к исполнению которого мы призываемся, воистину есть благотворно и удобно к исполнению; во-вторых, сие показывает, что действительно нужно приступающих работати Господеви удостоверять в удобоисполнимости учения христианского.
Слышим еще и ныне жалобу, на которую так давно уже ответствовал Божественный Учитель и Спаситель душ, - жалобу на тягость ига Его, на строгость Его учения, на трудность исполнять заповеди Его. На чем же основывается сия жалоба? В чем состоит сия трудность? - Без сомнения, в том наиболее, что учение Христово повелевает человеку идти против некоторых естественных склонностей, преодолевать их, умерщвлять, приносить в жертву и что требует от христианина строго очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений, не только дел и слов, но и желаний и помышлений. Разберем сии обвинения человеческие против Божественной Истины.
Истина не запирается, что она дает людям заповеди, не так легкие, как детские игрушки, но так тяжелые, как иго, коим обременяют работный скот. Возьмите иго. Жалующиеся на Истину должны быть довольны сим откровенным признанием Истины. Но чем более откровенно ее признание в том, что ее заповеди суть иго, тем более убедительно должно быть ее уверение, что иго сие благо и бремя сие легко. Иго 6о Мое благо, и бремя Мое легко есть.
Люди сколько-нибудь благоразумные и не совсем низкие в чувствованиях, конечно, не решатся объявить требование на то, чтобы всегда быть и оставаться только детьми, вечно заниматься только игрушками. Но если вы помышляете восходить выше сего состояния, то надобно перейти к занятиям дельным, к трудам, к подвигам - принять на себя иго.
На что иго? - скажут непокорливые, - человек не то, что работный скот, человек одарен разумом, для чего ж бы не вести его из состояния детства к возрасту совершенства путями разума, правилами, понятными разуму, легкими воле, приятными чувствам? На что бы отягчать его игом - правилами, часто непонятными разуму, трудными воле, неприятными чувствам?
Хорошо, разумные почитатели разума, откройте мне сии простые, легкие и приятные правила, посредством которых мог бы человек без труда, как будто в некую игру, выиграть совершенство и благополучие. Только я боюсь, чтобы правила сии не были слишком легки, или, яснее сказать, легкомысленны. Ибо, вопреки сему самонадеянному разуму, неоспоримый опыт свидетельствует, что в сей земной жизни человека никакая способность его не образуется, никакое знание не приобретается, никакой успех не достигается без того, чтобы он не впряг себя в какое-нибудь ярмо, не понес какого-нибудь бремени. Чтобы научить отрока грамоте, не впрягаете ли в его в жестокое для него ярмо учебных часов, не отягчаете ли бременем непонятных для него книг, не принуждаете ли целый день твердить безсмысленные и безвкусные буквы? Что сказать о высшем образовании сего самого разума, который хочет быть законодателем легкой нравственности? Чтобы сделаться достойным своего имени, не преклоняется ли он под иго наставников, не силится ли поднять веками собранные бремена учености и, чтобы понести оные, не мучит ли тела бессоницей, не утомляет ли головы напряженными размышлениями? Чтобы сделаться богатым, не отказывает ли себе человек надолго в приятностях роскоши, не связывает ли себя строгим законом бережливости? Чтобы получить жатву, не приобщает ли земледелец и самого себя к ярму пашущего скота, и жнецы не наклоняют ли хребта своего перед малым колосом, прежде нежели он послужит им в пищу? Чтобы сделать одежду для прикрытия и защищения от воздушных перемен тела человеческого, сколько нужно разных искусств, разных трудов, разных орудий? Вот обыкновенные опыты человеческой жизни! Как же люди, которые по природе думают быть умнее и могущественнее природы, хотят легче научить человека добредетели, нежели грамоте? Легче сделать его совершенным духовно, нежели как он делается образованным по-мирски? Легче доставить ему вечное блаженство, нежели как приобретается тленное богатство? Легче достать живую пищу для безсмертной души, нежели как приготовляется безжизненная пища для смертного тела? Легче устроить нерукотворимую ризу правды и славы, нежели как устрояют рукодельную одежду нужды и стыда?
Если свидетельств природы не довольно для людей, которые хотели бы лучше слушаться природы, нежели Евангелия, буду отважнее, сошлюсь на свидетельство сих самых людей в том, что не легкость и приятность, но трудность и пожертвование ознаменовывают истинную и возвышенную добродетель или совершенство в человеках. Пускай сии люди, которым христианские подвиги потому только не нравятся, что трудны, - пускай они скажут, удивляются ли они делам, которые никакого труда не стоят, не требуют никакой победы над собой, никакого пожертвования? Великое ли дело, когда богатый не грабит и не мздоимствует? Не гораздо ли важнее то, когда не имеющий насущного хлеба не хочет приобрести его неправдой? Когда обиженный отмщает, что тут важного? И звери то же делают. Но когда он щадит низложенного врага, тогда не только любомудрые, но и зрелищные ценители дел более превозносят победителя за победу над собственным гневом, нежели над силой врага. Что так в общепринятом мнении возвышает над многими другими подвигами подвиги военные и смерть за Отечество, если не пожертвование собственной безопасностью за безопасность Отечества? Итак, если от добродетели требуются подвиг и пожертвование, чтобы она была достойна мира и его мнения, можно ли менее требовать для того, чтобы она была достойна Бога и Его праведного избрания? И если надобность подвига и закон пожертвования не делают неудобоисполнимой добродетель мирскую, то как можно неудобоисполнимой почитать добродетель христианскую потому только, что она соединена в тою же надобностью подвига, подчинена тому же закону пожертвования?
Но чтобы прямее ответствовать, почему Иисус Христос налагает на Своих последователей некое иго и бремя, и как иго сие оказывается благим и бремя легким, приведем на память знающим и приемлющим свидетельства Священных Писаний, что человек, некогда в чести сый, не разуме превосходства своего Ангелоподобного состояния и, обманутый прельщением искусителя, добровольно приложися скотом несмысленным, и уподобися им (Пс.48:13), потому что прилепился к чувственной природе преимущественно пред духовной. Сколько по естественному последствию сего действия, столько же по праведному наказанию сего преступления он, естественно, находится ныне под игом чувственности, так что и старания сделать приятным иго плоти крушат дух его, и усилия вырваться из-под ига сего другим образом удручают его, поскольку грубое иго крепко залегло на него, приросло к нему, и он, как впряженный скот, не имеет орудий сам себя разрешить от оного. Таким образом, человек, по апостольскому выражению, естеством чадо гнева, всегда труждается без успокоения, всегда обременяется без облегчения. В сем состоянии обретает его Христос: и - примечайте, как напрасно труждающийся и обремененный жалуется на Облегчителя и Успокоителя - не теперь впервые налагает, но только переменяет иго его. Переменяет иго злое и тяжкое на благое и легкое, иго похотей и страстей погибельных на иго заповедей спасительных. И Христовы заповеди суть иго, потому что скотские похоти надлежит обуздать, зверские страсти укротить, и даже заклать чувственное удовольствие, и принести в жертву закону духовному. Но иго Христовых заповедей есть иго благое, потому что находящийся под сим игом ведется от состояния более или менее скотоподобного в состояние истинно человеческое, ангелоподобное, даже Богоподобное; есть бремя легкое, потому что Господь, возлагающий оное, в то же время благодатно подает соразмерную силу нести оное. Иго Христово благо и бремя легко, потому что чем охотнее человек несет оное, тем более сам становится благим, а чем более сам становится благим, тем легче для него становится исполнять благие заповеди, так что, наконец, он творит волю Господню с большей легкостью и удовольствием, нежели собственную, и таким образом иго на раменах его совсем исчезает или превращается в крылья, которые непрестанно несут его на небо.
В сих размышлениях уже заключается оправдание истины христианской и против другого обвинения, будто она слишком строга, когда требует от своего последователя очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений. Подлинно, строгость заповедей Христовых преследует и слова праздные, и взоры нецеломудренные, и желания нечистые, и помышления суетные, ко как сему и быть иначе, когда прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности его (Быт.8:31), а намерение Христово есть возвести сего человека к Богу, Которому никакое зло, никакая нечистота, никакая суета приблизиться не может?
Кто желал бы, чтобы закон Христов снисходительно взирал на безпорядочные блуждания человеческих желаний и помышлений, того можно спросить, согласится ли он, чтобы по сему снисходительному закону поступали с ним его дети или его друзья? - Отцу было ли бы приятно узнать, что его сын, видимо почтительный, втайне жаждет его наследства и ждет дня, в который оно ему достанется? Какой друг был бы доволен ласками и услугами своего друга, если бы узнал, что в душе его нет любви и усердия, которых оные кажутся выражением? Если человек, который не видит мыслей и не знает желаний своего ближнего, не удовлетворяется, когда не видит в нем внутреннего к себе расположения, то сколько необходимее, чтобы чистоты желаний и мыслей требовал от человека Бог, испытующий сердца и утробы?
А что сия строгость Евангельской нравственности не жестока, и ее требования, при содействии благодати, в данной каждому мере удобоисполнимы, в том да уверят нас, новоначальных учеников Христовых, благословенные, веками оправданные опыты учеников Его совершенных, из которых многие, конечно, живо чувствовали благодатную легкость, когда не только носили всецелое иго необходимых заповедей, но и добровольно приложили к нему иго советов Евангельских, отреклись не только от любостяжания, но и от самого стяжания, не только в наслаждении отказывали плоти своей, но и необходимые требования тела ограничивали, чтобы тем удобнее распространять свою деятельность в области духа.
Упокоенные и прославленные игоносцы Христовы! Вашими оставленными нам примерами, наставлениями, молитвами вспомоществуйте нам, труждаюшимся и обремененным бременами плоти и мира, и с верою воспринимать, и с любовью нести благое иго Христово, и в нем обретать покой душам нашим. Аминь.
Беседа о благословенном рождении детей. 1828 год
Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки и цари языков из него будут. (Быт.17:16)
Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки и цари языков из него будут. (Быт.17:16)
Как счастливы наконец Авраам и Сарра! Долго безчадствовали они, зато и чадо иметь будут, и прежде рождения его уже знают, что оно будет благословенно.
Кто из желающих сделаться или уже сделавшихся родителями не пожелал бы иметь детей добрых, благословенных? Но как не все дети соответствуют желаниям родителей, то, естественно, рождается вопрос, как достаются дети добрые, благословенные?
Поскольку добрые дети бывают не только у добрых, но иногда и у худых родителей, так как и, напротив, у добрых родителей бывают не только добрые, но иногда и худые дети; то неглубокие наблюдатели, в изъяснение сих разнообразных явлений, говорят, что это так случается. Просил бы я сих людей истолковать сие таинственное для меня изречение "так случается". Когда пшеница родится на поле, где пшеница посеяна, вы не говорите, что это так случается. Но когда видите пшеничный колос, выросший на лугу, где пшеница не сеяна, вы говорите, что это так случилось. Что же хотите вы сказать? Без сомнения, не то, что колос родился без семенного зерна, или что семенное зерно само собой сделалось из земли, или что-нибудь подобное, но разве то, что вам неизвестно, как семенное зерно занесено сюда ветром или уронено здесь прохожим. Посему изречение "так случается" есть только легкое средство уклониться от разрешения трудного вопроса или благовидный способ без стыда объявить свое незнание. Следовательно, мысль, что добрые или худые дети достаются родителям, как случится, - мысль, которая могла бы приводить в уныние особенно добрых родителей и даже выражала бы некую несправедливость судьбы против них, по счастью, неосновательна и совсем ничтожна, - это слова, которые выражают не более как отсутствие мысли, способной изъяснить событие.
Как же достаются добрые дети? - Недолго искать на сие закона, если видим добрых детей у родителей также добрых, благоразумных и попечительных о воспитании. Вопрос разрешается, если скажем, что сие так же естественно, как то, когда на поле, где посеяна пшеница, пшеница же и родится, а не плевелы.
Врачи не признают ли за несомненное, что некоторые болезни переходят от родителей к детям? А то еще менее может подлежать спору, что здоровье родителей есть наследственно для детей, если особенные причины не похитят у них сего естественного наследия. Также смотря на лицо детей, не ищем ли мы обыкновенно сходства с лицом родителей? Итак, если мы находим, что родители себе самим обязаны за некоторые телесные совершенства или недостатки своих детей, что препятствует то же в некоторой степени заключить и о высших свойствах душевных, о предварительных склонностях и расположениях?
Может быть, спросят, каким образом что-нибудь душевное может сообщаться от родителей к детям через рождение, когда душа есть существо неделимое и потому ничего не может отделить от себя для сообщения другой душе? - На сие ответствую, во-первых, что утверждаемое мною сообщение некоторых нравственных склонностей и благих расположений от родителей к детям совершается не чрез одно рождение, но с помощью благоразумного воспитания; во-вторых, вопрошаю взаимно: как может что-нибудь телесное переходить от родителей к детям и оказываться в их жизни, когда тело их совершенно вновь образовалось из вещества, заимствованного от тела родителей, управляется собственной душой, непрестанно изменяется посредством питания и разрешения? Но недоумение о том, как сие бывает, не уничтожает опыта, что сие подлинно бывает. Осмелюсь сказать более, не есть ли даже удобопонятнее открытие чего-нибудь наследственного в душе, которая, как существо цельное, все свои способности и силы раскрывает из себя самой, из внутреннего корня бытия, полученного с рождением, нежели в теле, которого устроение так много зависит от внешней, стихийной природы?
Но дабы не поставить истину в зависимость от помышлений человеческих, которые все без исключения суть суетны пред ведением Господним, призываю вас пред суд сего вечно непреложного ведения и вопрошаю: кому дано сие благословение Божие: раститеся и множитеся, телу ли человека, которое без души и не понимает сего благословения, и не может исполнить оного, или целому человеку, и особенно душе его? К телу ли относятся слова Писания: Сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его (Быт.1:27)? Бог безтелесен, следовательно, человек сотворен по образу Божию в душе. После сего еще один вопрос, и мы получим разрешение на многое. Что значит написанное о Адаме: Роди сына по виду своему и по образу своему (Быт.5:3). То ли, что между Адамом и Сифом было сходство в чертах лица и в строении тела? Стоило ли труда вносить столь мелочное замечание в повествование столь священное и, притом, столь краткое? И сличение представляемого теперь "образа Адамова" с недавно указанным "образом Божиим" не ясно ли дает разуметь, что Священный писатель говорит о внутреннем образе, духовном и нравственном? Творческое слово: раститеся и множитеся, насадило в Адаме способность рождать благословенных чад и передавать им в наследие образ Божий, по которому он сам сотворен. Но когда грехом поврежден сей образ в нем, тогда, хотя по силе первоначального творческого слова и мог он родить сына, но не мог сообщить ему более того, что в самом оставалось; роди сына не по образу Божию полному и совершенному, но по виду своему и по образу своему, то есть, с некими чертами образа Божия и с неким примешением греха и повреждения Адамова. Вот и первоначальный Божественный, и последовательный естественный закон рождения человеческого! Будучи внесен в книгу Бытия по случаю рождения Сифова, он никогда не уничтожен. И теперь естественно, чтобы родители рождали детей по виду своему и по образу своему, - чтобы от грешников рождались грешники, подобно как от чахотных родятся чахотные, но чтобы от тех, которые свободным упражнением в покаянии, молитве и делании добра, при помощи благодати Божией, ослабили в себе греховные и усилили добрые склонности, рождались и дети с некоей предварительной помощью к добру против силы греха, впрочем, всегда преодолимой свободой и наипаче благодатию.
Примечательное указание на сей закон рождения представляет Священная история в лице жены Маноевой: Ангел является ей и предсказывает, что она, быв дотоле неплодна, родит сына и что назорей Богови будет сие отроча от чрева (Суд.13:5). И с сим вместе он велит ей с сего времени начать и продолжать во время беременности назореям свойственный образ воздержания: От всего, еже исходит из винограда, да не яст, и вина и сикера да не пиет (Суд.13:3-5,14). Это почти то же, как если бы он сказал ей: сын твой должен быть назореем, но чтобы сие вернее могло сделаться, приготовь его к сему образу жизни, когда будешь носить его во чреве твоем, веди образ жизни, свойственный назореям; и таким образом приготовь в нем способнось и склонность к назорейскому образу жизни.
Чтобы общий закон рождения согласить с особенными случаями, которые, по-видимому, составляют исключение из оного и даже противоречат оному, когда, например, от добрых родителей родятся дети, их недостойные, или добрые дети от родителей недостойных, или от родителей обыкновенных дети необыкновенные - для сего надлежит вспомнить, что Бог есть сколь всемогущий и неизменный в судьбах Своих Законодатель мира, столь же премудрый и всесвободный Правитель оного, и всеправедный Судия не только видимых дел, но и сокровеннейших расположений человеческих. Чтобы избежать долгих рассуждений, объяснимся скорее примерами.
Один и тот же Адам каких разнообразных рождает детей - Каина, Авеля, Сифа! Где же тут один общий закон рождения? Будьте внимательны и примечайте. Адам, свежим, так сказать, ядом недавно сделанного греха напоенный и недавним обетованием избавления поставивший себя в некую еще незрело обдуманную дерзость надежды, рождает Каина, дерзкого грешника. Адам, в несчастном рождении Каина испытавший тягость проклятия, привлеченного грехом, обманутый надеждой, уничиженный суетой, рождает Авеля, кроткого, но непрочного. Наконец, Адам, продолжением скорбей глубже укоренившийся в смирении, терпением утвержденный в надежде и надеждой в терпении, рождает Сифа, надежное основание своего потомства.
От одного Авраама рождается Исмаил - дикий осел, по выражению предсказания о нем, и Исаак - благословение всех народов. Отчего такая разность? - Оттого, что мятежная рабыня Агарь повредила в Исмаиле благословению Авраамову, а добродетельная и смиренная Сарра с благословением Авраама самым чистым и совершенным образом сочетала в Исааке и свое благословение, по реченному о ней к Аврааму: Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки, и цари языков из него будут.
Еще страннее казаться может, от Исаака и Ревекки, одним разрешением утробы рождение столь непохожих один на другого сынов, как Исав и Иаков. Что же можно сказать в изъяснение сего необычайного явления? - То, что сказано Богом самой Ревекке: Два языка во утробе твоей суть. Два противоположные начала в одно время действовали во чреве ее - прирожденный грех Адамов и Божие благословение; одно усилилось в Исаве, другое превозмогло в Иакове.
Возьмем еще один пример превратного нравственного хода рождений из истории царей иудейских. Сын идолопоклонника Ахаза был благочестивый Езекия, а сын Езекии Манассия, опять идолопоклонник, хотя, впрочем, не нераскаянный. Сия превратность изъяснилась бы, может быть, очень просто, если бы мы имели достаточные сведения о воспитании сих царей: ибо у людей знаменитых и богатых судьба детей много иногда зависит от детоводителей и наставников, из коих добрые становятся благотворными орудиями Провидения, а худые орудиями наказания за пороки родителей и за небрежение о воспитании. Но кроме сего надлежит принять в рассуждение, что Божеские благословения и наказания в родах не всегда идут следом за добродетелями и пороками каждого лица в роде; но иногда ускоряют, чтобы пресекать зло и усиливать благо в человечестве вообще, а иногда отстают, чтобы дать место долготерпению или чтобы сберечь доброе на время, когда оно наиболее нужно. Господь, - как взывает Он Сам о Себе, - Господь Бог щедр и милостив, долготерпелив и многомилостив, и истинен, и правду храняй, и творяй милость в тысящи, отъемляй беззакония, и неправды, и грехи, и повиннаго не очистит, наводяй грехи отцев на чада, и на чада чад, до третияго и четвертаго рода (Исх.34:6-7). Если бы кто стал жаловаться на строгость, наводящую грехи отцев на чада до третияго и четвертаго рода, всеблагий Бог с избытком оправдывает суды свои милостию, которую простирает не на четыре только рода, но на тысящи оных.
Мне кажется, сии размышления и примеры показывают, что супружество и звание родителей не суть такие предметы, которые бы можно ненаказанно предавать в жертву страстям и в игралище легкомыслию, и что желающие иметь достойных детей благоразумно поступят, если предварительно самих себя сделают достойными родителями. Аминь.
Беседа о милосердии к бедным. 1848 год
И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы. (Лк.16:9)
И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы. (Лк.16:9)
Не много ли уже говорено и говорится о милосердии к бедным? Будем ли говорить и еще?
Кому любезно милосердие, тому не будет сие в тягость, потому что не скучают разговором о том, что любят. А если кто не расположен часто слышать о милосердии, таковой, по справедливости, может усомниться, довольно ли он любит милосердие, и в сем случае напомнить и не раз о милосердии не лишнее.
Как богатеет мир бедствиями и скорбями! Надобно, чтобы не меньше богатели чада Божии чувствами и делами милосердия.
Кто хочет обогатиться, тот часто размышляет о способах приобретения. И тот, кто хочет обогатиться милосердием, также имеет нужду часто размышлять о приобретении сего сокровища нетленного и некрадомого.
В сей мысли может утвердить нас Евангелие. Известно, как тесна сия книга для множества предметов, которые принадлежали бы ей, если бы могли вместиться в ней. Суть, - говорит Евангелист, - много, яже сотвори Иисус, яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Ин.21:25). Посему можно бы подумать, что немного найдется места в Евангелии для учения о милосердии, по-видимому, довольно простого и обыкновенного. Но Евангелие, или лучше, Сам Христос Спаситель говорит о милосердии многократно и многообразно, и это, без сомнения, соответственно с потребностью поучаемых.
Он видит людей, только начинающих искать пути спасения и блаженства и, пользуясь возбудившимся желанием спасения и блаженства, на сем грунте сеет семя учения о милосердии. Блажени милостивии: яко тии помилованы будут (Мф.5:7).
Видит души, способные к возвышенным чувствам и, чтобы научить их милосердию и благотворению безкорыстному, великодушному, простираемому даже на врагов, указует им высочайший образец. Будите милосерди, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть (Лк.6:36). Яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя (Мф.5:45).
Входит в дом к человеку, любящему гостеприимство, и угощение обращает в учение милосердия. Егда твориши пир, зови нищия, маломощныя, хромыя, слепыя; и блажен будеши, яко не имут ти, что воздати, воздаст же ти ся в воскрешение праведных (Лк.14:13-14).
Видит людей, которым некогда подумать о делах милосердия, потому что их время слишком занято многодельной праздностью и праздной деятельностью, строгим исполнением законов современной роскоши в одежде и убранстве, пиршествами, увеселениями, которые тем глубже дремлют духовно, чем более возвышена деятельность их чувственной жизни, для пробуждения которых, следовательно, надобно сильное средство, и таким средством употребляет притчу, в которой представляет для них зеркало настоящего и будущего. Человек некий бе богат, и облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло (Лк.16:19), и потому некогда ему приметить, что у ворот его лежит нищий и болящий Лазарь. Вот настоящее! А вот и будущее! Немилосердный богач, в адских огненных муках, не может достать капли воды для прохлаждения того языка, который так тонко чувствовал изящество избранного ястия и пития.
Видит Небесный Учитель законника, не отрицающего заповеди человеколюбия, но покушающегося стеснить и запутать ее холодным исследованием: Кто есть ближний мой? (Лк.10:29). И дабы показать, что сие мнимое недоумение совсем не требует умственного исследования и разрешается просто сердцем, притчей представляет в предмет человеколюбия странника, поверженного на дороге, обнаженного и израненного разбойниками.
Видит священников и левитов, не довольно готовых, не довольно поспешных ,да помощь бедствующему, и, чтобы хотя стыдом расположить их к милосердию, показывает в притче о впадшем в разбойники священника и левита, прошедших мимо, а самарянина, по обыкновенному понятию человека презренного, помогающего безпомощному, как слуга и как родной.
Божественный Учитель милосердия не оставляет без особого наставления приближавшихся послушати Его (Лк.15:1) и таких учеников (Лк.16:1), как мытари и грешницы, которые как в приобретении, так и в употреблении богатства руководствовались только мирской мудростью, полагаемой в том, чтобы ловко приобресть, пожертвовать только для большей выгоды, обезпечить себя от недостатка. От их мудрования, подобно как и прежде в доме угостителя от угощения, заимствует Он для них образ учения, и предлагает притчу о неправедном приставнике имения, и сопровождает ее наставлением: Сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы.
Видно, слышавшие сие наставление догадались понять оное не в смысле мирского мудрования, которому никогда не учил Божественный Наставник, но в разуме чистой духовной мудрости, потому что Наставник Сердцеведец не нашел нужным прибавить что-либо для ограждения Своего наставления от неправого истолкования. Вероятно ли посему, что некоторые из христиан не так легко войдут в истинный разум учения Христова, как некогда мытари? Желалось бы почесть сие даже невозможным, но случается слышать вопросы: что значит притча о неверном приставнике? Что значит: сотворить себе други от мамоны неправды? Неужели собравший богатство неправдой, подав милостыню из неправедно приобретенного, может тем приготовить себе добрую обитель в вечности?
Полагаю, что надобно устранить сие недоумение, а для сего нужно яснее иметь в виду содержание притчи.
Некто имел приставника сельского имения, и, узнав, что он расточает вверенное, вознамерился отнять у него должность, и для того потребовал отчета в управлении. Управитель, видя, что должен остаться без места и без содержания, призвал людей, которым из управляемого имения хлеб и масло были отпущены в долг, и, велев переписать долговые записи с уменьшением долга, подарил таким образом одному пятьдесят мер масла, другому двадцать мер пшеницы, в той надежде, что, лишась места и содержания, из благодарности будет ими принят в их дома. И похвали Господь дому строителя неправедного, яко мудре сотвори. Примечайте, что неправедный строитель похвален не за неправду, которая не может быть предметом похвалы и за которую он уже осужден прежде, и осужден на отрешение от должности, но за то, что мудре сотвори, что искусно распорядился.
Для правильного разумения сей притчи надлежит взять в соображение общее правило, что как видимый предмет притчи, по свойству вещей, не во всем может быть сходен с предметом, означаемым притчей, то не все, что принадлежит к повествованию притчи, может принадлежать к ее уподобительному значению и толкованию. Например, в притче о судии неправедном, Бога не боящемся и человек не срамляющемся (Лк.18:2), который вдове, долго, ежедневно неотступно просившей защиты, оказывает, наконец, просимую справедливость, к уподобительному толкованию принадлежит, во-первых, самое имя судии, во-вторых, последняя часть повествования. И сим иносказанием означается, что Бог усердную и неотступную молитву, наконец, приемлет и исполняет, а подробные черты первой части повествования, изображающие судию неправедным, Бога не боящемся и человек не срамляющемся, не принадлежит к уподобительному толкованию притчи, потому что в сих чертах являются человеческие свойства, очевидно, не сообразные со святостью Судии Бога. Подобно сему и в притче о неправедном приставнике неправда и неверность входят только в повествование притчи для его полноты, а к уподобительному значению притчи не принадлежат, как черты, несовместимые с духом учения Христова.
Истинное же значение притчи определяется следующими чертами. Приставник управляет чужим имением, подобно сему всякий человек в настоящей жизни пользуется богатством и другими дарами Божия творения и провидения не как независимый обладатель, никому не обязанный отчетом, но как приставник, обязанный отчетом Богу, Которому единому первоначально и существенно все принадлежит. Приставник, наконец, должен оставить управление и дать в нем отчет, подобно и всякий человек с окончанием земной жизни должен оставить то, чем распоряжался на земле, и дать в своих действиях отчет пред судом Божиим. Оставляемый приставник видит, что останется скудным и бездомным, подобно сему представляемые от земной жизни иные благовременно в смиренном самопознании открывают, а иные поздно усматривают, что они скудны подвигами и добродетелями, что не стяжали довольно веры и любви к Богу, не довольно укрепились в молитве, не совершили достаточных подвигов воздержания и самоотвержения или страдания за истину, которые отверзли бы для них одну из обителей небесных. Что делать бедному приставнику? Что делать скудной душе? - Приставник имеет надежду быть принят в домы тех, которым он от избытка вверенного ему управления сделал одолжение. Душа, при недостатке совершенства, имеет надежду, что бедствующие и скорбящие, которым она от своего земного благосостояния подавала помощь и утешение, благодарной молитвой веры помогут и ей отворить дверь вечного крова, которую себе отверзают верностью в подвиге терпения.
Конечное слово притчи ясно показывает, что она, употребляя мирское мудрование в подобие духовной мудрости, отнюдь их не смешивает: Сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем суть. То есть, как жаль, что чада мудрости мирской имеют довольно искусства среди самого разрушения темными средствами устроить свое временное благосостояние, а чада света, ученики мудрости Божественной, часто не употребляют довольно тщания, чтобы при ее свете, с ее силой уравнять и управить свой путь в вечные кровы!
Остается изъяснить выражение: мамона неправды, чтобы неясно понимаемые слова не закрывали чистоты учения.
У сириян был идол, который назывался "мамона" и суеверно почитался покровителем богатства. От сего и к самому богатству перенесено то же название "мамона". Господь, конечно, не без причины вместо простого названия богатства употребил слово мамона, в котором с понятием "богатства" соединяется понятие "идолослужения". И причину сего не иную можно предположить, как ту, что хотел означить не просто богатство, но богатство, с пристрастием собираемое, с пристрастием обладаемое, делающееся идолом сердца.
Таким образом определяется смысл и целого выражения: мамона неправды. Это значит богатство, которое чрез пристрастие к нему сделалось неправедным, или порочным, ибо в священном языке неправда может означать вообще порок, подобно как и правда - вообще добродетель.
Что же посему значит наставление: Сотворите себе други от мамоны неправды? Это значит - богатство, которое чрез пристрастие легко становится у вас мамоной неправды, веществом порока, идолом, обратите в доброе стяжание чрез благотворение бедным и приобретите в них духовных друзей и молитвенников за вас.
Что касается до тех богатых, которые не только не свободны от неправды пристрастия к богатству, но и отягчены неправдой злоприобретения, они напрасно ищут легкого способа прикрыть свою неправду в притче о неправедном приставнике. Но если хотите истинного, собственно к ним относящегося наставления, то найдут оное в истории мытаря Закхея. Тогда как он неправду пристрастия к богатству очищает милостыней: Се пол имения моего, Господи, дам нищим, - другую, более тяжкую неправду злоприобретения заглаждает справедливым удовлетворением обиженных: аще кого чем обидех, возвращу четверицею (Лк.19:8).
Премудрый сын Сирахов приписывает милостыне достоинство жертвы и Богослужения. Творяй милостыню, аки жряй жертву хваления (Сир.35:2). Но приношение Богу должно быть чисто не только от гнусности, но и от низости. Да не принесеши, - говорит закон, - цены песии в дом Господа Бога твоего (Втор.23:18). Посему можно судить, как нужно заботиться о том, чтобы подаваемое в милостыню было почерпаемо из чистого источника.
При сем приходит на мысль спросить: очень ли хорошо поступают, когда говорят: дай деньги на зрелище или на другое суетное увеселение, половина их издержится для твоего удовольствия, а другая обратится в милостыню. Что тут будет? Милостыня ли очистит суету? Или суета лишит чистоты милостыню? Найдется ли на сие ответ, который был бы приятнее вопроса? Но, конечно, не подлежит сомнению то, что если бы назначаемые на благотворительное увеселение деньги, с устранением увеселения и на него издержек, сполна были отданы на милостыню, то милостыня была бы вдвое больше и несравненно чище. Апостол учит нас плакати с плачущими (Рим.12:15), а не ликовать с мыслью о несчастных и не переполнять чашу веселия, чтобы дрождие досталось плачущим.
Надеюсь, впрочем, что никто не оскорбится нашей заботой, чтобы изобретательное искусство благотворительности, доброе в намерении, сколь можно более имело достоинства в средствах и способах действования.
Успокоим движение мысли и слова в безпрекословно верном общем правиле: Чти Господа от праведных твоих трудов (Притч.3:9), как делами благочестия, так и делами благотворения ближнему. Аминь.
Беседа о прикосновении веры ко Христу. 1825 год
И весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся. (Лк.6:19)
И весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся. (Лк.6:19)
Чудное зрелище показывает нам святой евангелист Лука. Господь Иисус, после всенощной молитвы на горе и по избрании Себе утром двенадцати апостолов, сходит на равнину, апостолы следуют за Ним. Собор прочих учеников Его встречает и принимает Его, великое множество людей не только из многолюдного Иерусалима, но из всей земли Иудейской и даже из приморских мест Тирских и Сидонских окружает Его. Хотят слышать Его учение, хотят получить от Него исцеления; но как обыкновенно многолюдство затрудняет само себя, то что делает народ? Он теснится к Учителю и Целителю уже не для того, чтобы просить исцелений и ожидать или возложения рук, или слова, разрешающего грехи, но бросается к Нему как кому случится, только чтобы достигнуть до Него и прикоснуться или к живоносному телу Его, или к освященным так сказать, напоенным текущей из Него спасительной силой одеждам Его. Весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся.
Зрелище поистине чудное и достойное не просто удивления но и благоговейного размышления, и не только размышления, но и поревнования. Кто не возжелал бы спасительного прикосновения к Господу, от Которого исходит сила, исцеляющая все? Посмотрим же в Евангелии, как достигали сего желавшие, и увидим, как и нам достигать сего должно.
Дабы желавшие спасительного прикосновения к Иисусу Христу могли самым делом сего достигнуть, для сего нужно было со стороны Его снисхождение, и снисхождение крайнее. Когда Он был на горе, они не могли прикасаться к Нему, ибо, вероятно, даже не знали, где найти Его и как приблизиться к Нему. Надобно было, чтобы Он сошел с горы на место ровное, где ожидал Его народ. И сие сошествие было только малый, чувственный образ Его великого и многоразличного снисхождения. Подумайте, что надлежало Ему оставить на горе - сладкое и блаженное молитвенное собеседование с Отцом Своим Небесным, однако же, Он нисходит. А что найдет Он внизу? - Смешанное многолюдство, в котором иные хотят слушать Его, а иные, может быть, уловить Его в слове, в котором каждый готов приступить к Нему со своим требованием, но, вероятно, есть и не ведающие, чего просят; во множестве ищущих прикоснуться к Нему, вероятно, есть и такие больные, к которым мы, подверженные подобным немощам, не захотели бы приблизиться, есть и такие грешники, от которых мы, будучи также грешниками, удалились бы, если бы видели сердца их, как Он видит. Однако же Он нисходит, Он приближается. И что еще? Сии несчастные и погибающие, которые имеют в Нем нужду, как в Помощнике и Спасителе, поступают с Ним, по-видимому, с нарушением должного к Божественному Чудотворцу благоговения и, очевидно, с нарушением обыкновенного человеческого уважения и приличия. Они, как в другом случае о подобном действии народа изъяснился один из самих апостолов, одержат Его и гнетут, обезображенные болезнями, покрытые ранами, вергутся на Него без разбора, беснуемых влекут и повергают к Нему другие, все терпит Он, всему снисходит. Как чистая и глубокая река приемлет всех почерпающих из нее, не возмущаясь и не истощаясь, так безконечная спасительная сила Его допускает всех приступающих к Нему, не истощаясь множеством их, не возмущаясь их недостоинством, Сила от Него исхождаше, и исцеляше вся.
Христиане! Если нужно снисхождение Божественного Спасителя как и без сомнения оно нужно, дабы и мы могли спасительно прикасаться к Нему, то со стороны Его не будет в сем недостатка. Не с горы только сошел Он на место ровное для нескольких тысяч народа иудейского и соседственного с Иудеей: Он сошел с высоты небес для всех миллионов людей, живших, живущих и когда бы то ни было имеющих жить на земле. Поскольку Божественная сила Его, будучи выше самих небес, недостижима была низкому и недостойному естеству человеческому, Он низвел ее в самое человечество, влил ее в сосуд плоти, подобострастной нам, кроме греха, для исцеления от коего и потребна нам особенно сия сила. По избытку милосердия Своего к нам. Он, так сказать, переполнил сосуд пречистой плоти Своей Своей Божественной силой, так что ею оросилась самая одежда Его и уврачевала кровоточивую, а когда по воскресении дадеся Ему всяка власть на небеси и на земли (Мф.28:18), когда воспринятую Им плоть нашу вознес Он с Собой и посадил одесную Бога Отца, тогда сшедый и возшедый превыше всех небес, исполнил всяческая (Еф.4:10), следовательно, и всю землю на все времена Своей Божественной, спасительной, не только телесно, но и наипаче духовно вся исцеляющею силою. Желаете ли и ныне даже чувственного доказательства близости и снисхождения к нам Иисус Христова? - Мы имеем оное каждый день на сем алтаре, где Он всегда ту же, как и прежде, Божественную и спасительную силу Свою, сие исполнение Божества живущее в Нем телесне (Кол.2:9) покрывает видом хлеба и вина и допускает нас не только прикасаться к Нему, но Плоть Его ясти и Кровь Его пити во исцеление и жизнь вечную.
Но мы видим далее в Евангелии, что для достижения спасительного прикосновения к Господу Иисусу нужно было не только со стороны Его снисхождение, но и взаимно со стороны желающих сего блага - искание и приближение. Весь народ искаше прикасатися Ему. Искание же не должно разуметь здесь просто и приближение не должно воображать только телесно. Были ищущие, которые искали Иисуса - убити; были приближающиеся Нему - чтобы ударить Его в ланиту: без сомнения, не для так людей исходила от Него всеисцеляющая сила. Сам Христос ясно различает приближение ко всеисцеляющей Его силе от всякого другого к Нему приближения, когда, теснимый множеством окружающего народа, не чувствует ничьего приближения, кроме приближения одного человека: Прикоснуся, - говорит, - Мне некто; Аз 6о чух (чувствовал) силу изшедшую из Мене (Лк.8:46). В чем же состоит сей особенный образ приближения ко Христу, сопровождаемый не мертвым приражением, но живым прикосновением, извлекающим из Него спасительную силу? - Сие также ясно показывает Господь в лице кровоточивой, которая из множества теснящегося к Нему народа одна умела к Нему приблизиться и прикоснуться и чрез прикосновение получила исцеление. Ибо что говорит Он ей? - Дерзай дщи, вера твоя спасе тя (48). Итак, то, что пред очами телесными было приближение и прикосновение, по созерцанию духовному Господь называет верою. Так должно разуметь и то искание, приближение, прикосновение, вследствие которого над множеством народа ознаменовалась сила Господня, исцеляющая всех. По вере искали Его, с верою приближались к Нему, верою духовно прикасались к Его силе, прикасаясь телесно к Его пречистому телу или ризам. Так весь народ искаше прикасатися Ему, или, по крайней мере, те из народа, которые по вере своей послужили образцом для других. И какая вера видна в сих людях! Не та малая и как бы неприметная, которой бы нужно было доискиваться, как и подлинно Господь Сам искал ее в двух слепцах, просивших зрения, вопрошая их: Веруета ли, яко могу сие сотворити? (Мф.9:28). Не та вера, слабая и колеблющаяся, с которой отец отрока беснуемого и просил от Господа помощи, и в то же время не надеялся: Аще что можеши, помози, которую он и признавал в себе, и в то же время не верил собственному признанию: Верую, Господи, помози моему неверию (Мк.9:22,24). Не та вера медленная и полумертвая, которая в слепце Вифсаидском, после живоносного брения Господня, возложенного на очи его, по двукратном возложении рук Его, едва пробудилась к принятию совершенного исцеления. Вера искавших прикасатися Иисусу не ожидает себе возбуждения от Него, не колеблется сомнением о Его силе, не смущается мыслью о своем недостоинстве, не требует от Него никакого действия или слова, прямо, твердо и свободно идет она к Источнику благодати и почерпает из него, как будто силой похищает она всеисцеляющую силу Спасителя. Сила от Него исхождаше и исцеляше вся. Но что в таком чрезвычайном избытке открывало сию целебную силу? - Не иное что, как чрезвычайное дерзновение веры народной: Народ искаше прикасатися Ему.
После сего, христианин, если скажешь, что и ты желал бы сподобиться спасительного прикосновения ко Господу, ответ на сие нетруден. Ищи, приближайся, прикасайся, только по вере ищи, с верою приближайся, верою прикасайся. Где мне, скажешь, искать Господа? Как приближаться и прикасаться к Нему? Ищи Его мыслью - на небесах, любовью - в сердце, благоговением - в храме, везде ищи Его - делами, для Него предприемлемыми и совершаемыми. Приближайся к Нему, как оный верующий народ, желанием послушать Его и желанием исцелитися, то есть поучением в слове Его и молитвой к Нему. Прикасайся к Нему в священных знамениях и таинствах, которыми Он, как ризою, облекает в Церкви Свою Божественную и спасительную силу, наипаче же прикасайся Ему в таинстве Тела и Крови Его. От тебя самого зависит более или менее успевать в таковом искании, в твоей воле более или менее воспользоваться таковым приближением и прикосновением ко Господу для твоего спасения и блаженства. Каковы бы ни были твои душевные недуги, чем совершеннее уверуешь, тем совершеннее получишь от них исцеление силой Христовой, которая и слепотствующее око ума твоего просветит познанием истины, и расслабленные силы духа твоего укрепит для добродетели, и от духов искусителей тебя избавит, и от мертвых дел воскресит в жизнь духовную и святую. Но если ищешь Его невнимательно, приближаешься к Нему только устами, прикасаешься святыне Его только наружно, без живой веры и усердия, то ты уподобляешься тому народу, который только угнетал идущего Иисуса, но не достигал Его спасительной силы.
Горький упрек сделал Сам Господь некоторым, неправильно, то есть не по вере, искавшим Его: Аминь, аминь глаголю вам, ищете Мене, не яко видесте знамение, но яко яли есте хлебы и насытистеся (Ин.6:26). О, если бы никто из пришедших ныне взыскать Господа в храме сем не заслужил подобного упрека невниманием к сокровищу веры и благодати, исканием только видимых и временных благ и чувственных утешений! Присоединим к воспоминанию Господня обличения Господне и наставление: Делайте брашно не гиблющее: дедайте дела Божия; се есть дело Божие, да веруете в Того, Егоже посла Он (27-29). Аминь.
Беседа по освящении храма Святого Александра Невского при Покровской богадельне Московского мещанского общества, 1858 г.
Пророки Аггей и Захария имели особенное от Бога назначение, чтобы побуждать Иудеев к созиданию храма в Иерусалиме, после возвращения их из плена Вавилонского.
Дело сие было начато, но враги веры и народа Иудейского препятствовали оному. Иудеи остановились в унынии, которое потом перешло в охлаждение, извиняющее себя мыслию, что время еще не благоприятствует делу. В сие время явился Пророк Аггей и побуждал приняться за созидание храма: Созиждите храм, и благоволю в нем и прославлюся, рече Господь (Агг.1:8). Вслед за ним явился Захария и к тому же поощрял удостоверением о благоволении Божием и надеждою успеха: Сице глаголет Господь: обращуся ко Иерусалиму щедротами, и храм Мой созиждется в нем (Зах.1:16). Вследствие сего храм создан, и благоденствие Иерусалима возвысилось.
Мы здесь не в Иерусалиме. Не для града и народа создан сей храм. Никто не препятствовал его созиданию, и никто не понуждал к сему, и никогда к подобному делу не требует понуждения сей град, издревле доныне любитель храмов Божиих. Добрая воля, благочестивое усердие, человеколюбие общества граждан создали сей храм в соединении с сим домом, для того чтобы Лазарь убогий, истощенный в силах, беспомощный, не лежал у ворот богатого [Лк.16:20] или в полуразрушенной хижине другого, почти так же беспомощного, чтобы здесь общественно исполняемо было то, что призывается к благословению на суде Христовом, - призрение странных, немощных, беспомощных, питание алчущих, одеяние нагих. Но сего не довольно, человеколюбие Христианское возжелало еще, чтобы призреваемые здесь пользовались не только покойным для них жилищем, но и домом Божиим, чтобы им близко было находить духовную пищу и духовное врачевство душевных болезней в священнослужении и таинствах святаго храма. И сие желание ныне исполняется. Благословен Бог! Благословенно Христианское человеколюбие!
После сего можете спросить: для чего же напомнил я здесь обстоятельства Иерусалимского храмоздательства? Ответствую: для того, что из сих обстоятельств можно почерпнуть мысли утешительные для храмоздателей и полезные для всех посетителей храма.
В Иерусалиме видим, что когда люди не оказывали усердия к созиданию храма Богу, тогда Сам Бог послал Своих чрезвычайных посланников, чтобы побудить к сему. Из сего можно усмотреть, как желает Бог, чтобы создан был храм имени Его. А сие подает создателям храма Божия радостную мысль, что, созидая и украшая храм, они исполняют то, чего особенно желает Бог. И если счастливы были те, которые успешно потрудились в созидании храма, быв настоятельно побуждены к тому Божиими посланниками, менее ли счастливы те, которые приемлют участие в храмоздательстве, не быв никем понуждаемы, по чистому свободному усердию к Богу и по любви к святыне Его?
Не для храмоздателей только, но и для всех верующих в Бога и желающих спасения души глубокого внимания достойно то, что Бог Сам желает и требует Себе храма.
Первый на земле храм истинного Бога у Израильтян, по исходе их из Египта, при горе Синае, подвижный соответственно тогдашнему их странствованию, был устроен и освящен единственно по повелению Божию и по непосредственному предначертанию Божию, без предварительного желания человеческого.
После того чрез несколько веков, когда царь Давид пожелал вместо подвижного храма создать неподвижный, Господь Бог и сие храмоздательство принял в Свое особенное смотрение и, устранив от оного Давида как пролившего много крови в бранях, предоставил оное сыну его, мирно царствовавшему Соломону.
Попущено было сему первому в Иерусалиме храму, за грехи народа, быть разрушену Вавилонянами, но еще прежде, нежели над ним совершился сей суд, правосудный и вместе милосердный Господь предопределил и чрез Исаию Пророка предвозвестил создание второго Иерусалимского храма, и для начатия сего дела избрал царя Кира, еще не родившегося.
И далее, когда созидание второго Иерусалимского храма, начатое под покровительством Кира, остановлено было при преемниках его, Господь вновь принял сие дело в Свои руки и Своим рвением великим (Зах. 1:14) совершил оное, послав облеченных Божественною Его силою побудителей, Пророков Аггея и Захарию.
Наконец и второй храм Иерусалимский окончательно разрушен Римлянами, по правосудию Божию, за беспримерно тяжкий грех Иудеев - за убиение Начальника жизни (Деян.3:15), Господа нашего Иисуса Христа - и вместе, по премудрой судьбе Божией, чтобы ветхозаветное богослужение уступило место совершеннейшему, новозаветному, Христианскому. И в сие время, когда с распространением Христианства по всей вселенной надлежало распространить и храмы Христианские по всей вселенной, паки Сам Бог явился творцом храмов, ибо воплощенный единородный Сын Божий по вознесении Своем на небо, облече Своя ученики и Апостолы силою свыше, яже есть Дух Святый; и они по действию в них Святаго Духа, быша сильнии делом и словом, крещение предаша сыноположения, церкви воздвигоша, утвердиша жертвенники, священства положиша правила и законы, которых и мы держим предание (Молитва в освящение Храма).
И о первенствующем храме сего царствующего града не Бог ли сказал Великому князю устами Святителя Петра почти то же, что некогда Иерусалиму устами Захарии: созижди храм Богоматери, и обращуся к Москве щедротами? И вот, пять веков свидетельствуют, что то было верное слово Божие в устах угодника Божия.
Усматривая таковые издревле судьбы Божии над храмами Божиими, что должны мы помыслить, братия? Каждый основательно размышляющий найдет в оных следующие поучительные истины.
1. Храм истинного Бога, с Его святынею, чиноположениями и таинствами, есть не человеческое их изобретение, а собственное Божие устроение.
2. Устроение храма Божия и в нем его священнодействий не должно зависеть от произвола человеческого, а должно быть основано на правилах и законах священства, которые положили Апостолы, облеченные Духом Святым, сильные делом и словом.
3. Премудрость Божия устроение святого храма признала не только полезным, но и необходимым пособием для спасения человеков, ибо Премудрости Божией не свойственно делать что-либо излишнее и не полезное.
4. Посему всякий человек, желающий себе спасения, прилежно должен притекать во храм Божий, со вниманием и по мере возможности с разумением участвовать в его молитвах и славословиях, внимать и последовать слышимому в нем слову Божию и учению жизни и освящать себя его таинствами, согласно с правилами и законами, которые положили, и предали нам богодухновенные Апостолы и Богомудрые отцы.
Что посему должно думать о тех, которые, услышав нерассудительную или неблагонамеренную клевету на Православную Церковь, удаляются от освященного по Богопреданному чину храма и от его благодатных таинств, остаются без дома молитвы, или самочинно устрояют себе молитвенницы неблагословенные и покушаются составить некие призраки раздробленных церковных обществ? Самочиние дерзновенное, и притом не только бесплодное, но и душевредное! Они сами себя отсекают от единства живого и живоносного Тела Христова, то есть от единой, истинной, святой Церкви Христовой. Но член, отсеченный от тела, не имеет жизни. Так и они не имеют животворящей благодати Христовой и благодатного освящения. От таковых предостерегает вас, братия, слово Апостольское: Блюдитеся от злых делателей, блюдитеся от сечения (Флп.3:2).
Что скажем и о тех из нас, которых не удаляет от святого храма ложное мудрование, но которых часто не допускает в него нерадение и суета мира? Строго мы осудим за сие сами себя, если только рассудим о сем здраво. Близ себя или невдалеке имеем храм, по воле Божией созданный, по Богопреданному чину освященный, исполненный присутствия Божия и таинственной благодати, по собственному изречению Господа: И будут очи Мои и сердце Мое ту вся дни (2Пар.7:16) - готовый одушевлять нашу молитву дыханием Духа Святаго, просвещать нас словом Божиим, питать нас Телом и Кровию Христовой. Толикие духовные и Божественные сокровища Господь для нас в Храме Своем приготовил, открыл, предложил, чтобы мы пользовались ими для нашего вечного блага и вместе для исполнения воли Его, вечно нам благодетельной, и при всем том, когда наступает день, особенно посвященный Богу, и час, присвоенный храму Его, иные спешат не во храм, а ов убо на село свое, ов же на купли своя (Мф.22:5), или на увеселения суетные, излишние, даже иногда противные благонравию, приятные только духам лестчим, врагам нашего спасения, ищущим вовлещи нас в свою погибель. Какое неблагоразумие! Какое порабощение суете! Какое невнимание к нашему собственному истинному и вечному благу! Какая неблагодарность пред Богом Благодетелем! Какое отсутствие страха Божия! Ибо как милосердию Божию свойственно открывать для нас, даже и недостойных, сокровища благодати Своея в ожидании нашего покаяния и исправления, так равно и правосудию Его свойственно отнимать Божественные дары, оскорбляемые пренебрежением, и наказывать неблагодарность.
Лучшего желаем вам, братия. Как некогда создание Иерусалимского храма соединено было с щедротами Божиими к самому Иерусалиму, так и ныне благодать святаго храма, по вашей вере и благочестивому усердию, да будет вам в благословение, освящение и спасение души, и во умножение щедрот Божиих ко всему житию вашему временному, в уповании блаженныя жизни вечныя. Аминь.
Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания. - М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2003. С.520-524.
Из слова о молитве за усопших
Есть в христианстве люди, которые сами себя лишают утешения молиться за усопших. Какие это люди? — Без сомнения те, которые, приметным или неприметным для себя образом, больше любят умствовать, нежели веровать. Почему не приемлют они молитв за усопших? — Не видно другой тому причины, кроме той, что не понятно, как действие молитвы простираться может так далеко, — даже из одного мира в другой, из видимого в невидимый.
Человека, рассуждающего таким образом спросил бы я: понятно ли обыкновенному разуму действие молитвы человека живущего, — за другого живущего, — особенно если молитва приносится за отсутствующего, или же и за присутствующего, но приносится для испрошения чего-либо нравственного и духовного, как-то: прощения грехов, исправления от пороков, укрощения страстей, просвещения, утверждения в добродетелях? Две души, каждая с своим собственным умом, волею, склонностями, свободою, не суть ли одна для другой два отдельные мира, — отдельные тем более, что преграждены телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую?
Если возьмутся изъяснить, как отдельность существа и свободы не мешает действовать молитве за живых: сим самым изъяснится, как та же отдельность не мешает молитве за усопших. Если скажут, что действие молитвы за живых возможно, хотя неизъяснимо разумом? то я скажу: не отвергайте же и действия молитвы за усопших потому только, что оно неизъяснимо, или таковым кажется.
А по моему мнению, в предметах веры безопаснее меньше умствовать, а более верить, и утверждаться не на мудровании собственном, а на Слове Божием. Слово же Божие говорит: о чесом помолимся, якоже подобает, не вемы (Рим. 8, 26). Следственно по разуму, без благодати, не знаем, можно ли молиться за кого-нибудь. Но сам Дух, — продолжает апостольское слово, — ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными, в молитве каждого, по его состоянию особенной: и тот же Дух, для общего руководства в молитвах, наипаче общественных, явственно изрекает, о чесом подобает молитися. Например: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки (1 Тим. 2, 1). Еще, аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти? не о том, глаголю, да молится. (1 Иоан. 5,16). И еще: молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Много бо может молитва праведного поспешествуема (Иак. 5, 16). Послушаем еще, как святой апостол Павел и молится за других, и требует молитвы других. Молимся всегда о вас, пишет он к Солунянам, да бы сподобит званию Бог наш и исполнит всяко благоволение благости, и дело веры в силе, яко да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас и вы в Нем, по благодати Бога намего и Господа Иисуса Христа (2 Сол. 1, 11, 12). И далее в том же послании: прочее, молитеся о нас, да слово Господне течет и славится, якоже и в вас (3, 1). И в другом послании: всякою молитвою и молением молящеся во всяко время Духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих, с дерзновением сказати тайну благовествования, о немже посольствую во узах (Еф. 6, 18, 19).
Не собирая более свидетельств Священного Писания о молитве вообще, как о деле известном, приложим к особенному предмету настоящего размышления те свидетельства, которые доселе приведены.
Если мы не знаем, о чем молиться, а для вразумления нашего незнания дано нам Священное Писание, могущее умудрити во спасение, даже до того, что совершен будет Божий человек на всякое дело благое уготован (2 Тим. 3, 15, 17): то от премудрости благости Духа Божия, изглаголавшего сие Писание, надлежит ожидать, что оно не только удовлетворительно наставит нас о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы не угодна Богу. Чаяние сие оправдывается самым делом. Теперь же видели мы, как Священное Писание, заповедуя и молитву за вся человеки, от молитвы, Богу неугодной и человекам не полезной, предохраняет верующего запрещением: есть грех к смерти, не о том, глаголю, да молится. Из сего следует, что если о молении за усопших и нет в Священном Писании особенной, определительной заповеди, а выводится оное только из понятий и заповедей о молитве, более общих? но если притом нет против сего моления в Священном Писании никакого запрещения, как и действительно нет: то самое сие незапрещение, самое молчание Священного Писания есть уже доказательство того, что моление за усопших Богу не противно, и человекам небесполезно.
Охотник до сомнений спросит: не излишне ли молиться о тех, которые умерли с верою и упованием? Ответствую: не излишне ли, по-видимому, молиться о святых? Однако святый Павел велит молиться о всех святых. Не излишне ли молиться об апостолах, которые суть распространители благодати на всех прочих, и первые из святых в Церкви: положи Бог в Церкви первее Апостолов (1 Кор. 12, 28)? Однако апостол Павел требует, чтобы молились о нем и не апостолы, и притом тогда, как он уже приближался к венцу за подвиги апостольства. Есть молитва в пользу самого Евангелия: да слово Господне течет и славится, хотя Евангелие само есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим. 1) Но — можно ли бояться излишества в молитве за верующих?
Или, спросят, — не тщетна ли молитва за умерших во грехе? Ответствую: тщетна — за умерших во грехе смертном, смертию духовною, и в сем состоянии постигнутых смертию телесною, — за тех, которые внутренно отпали от духовного тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностию решительным и конечным противлением благодати Божией. Где просвещенному и беспристрастному оку явны признаки сей горькой смерти? там нет места утешению молитвы: есть грех к смерти? не о том, глаголю, да молится. — Но что может сделать молитва о брате, согрешающем грех не к смерти? Может дать ему живот. Неужели и умершему телесно? — Святый Иоанн, которого словами теперь мы руководствуемся, не говорит: да? но не говорит и — нет. Он не запрещает молиться об умершем, тогда как запрещает молиться о грешнике отчаянном и безнадежном.
Всепроницательная премудрость Божия, в Божественном Писании, не провозглашает довольно громко заповеди молиться за усопших, может быть для того, чтобы в надежде на сие пособие, не обленились живущие, ранее телесной смерти со страхом свое спасение соделовать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв: не то ли сие значит, что еще позволяет бросать, хотя не всегда решительно надежную, но иногда, и может быть часто, благопомощную вервь, отторгшимся от брега жизни временной, но не достигшим вечного пристанища душам, которые между смертию телесною и последним всемирным судом Христовым, зыблются над бездною, то возвышаясь благодатию, то низводясь останками поврежденной природы, то восторгаясь Божественным желанием, то запутываясь в грубой, еще не совсем совлеченной, одежде земных помышлений?
И вот, может быть, почему моление за усопших издревле существовало и существует в Церкви, не как торжественно возвещенный, существенный член веры и строгая заповедь? но как благочестивое предание и обычай, всегда поддерживаемый свободным послушанием веры, и частными духовными опытами. Приведем на сие некоторые свидетельства.
Благодать даяния, пишет Сын Сирахов, пред всяким живым да будет, и над мертвецом не возбрани благодати. Что значит здесь благодать даяния? Если это дар алтарю, то слова: над мертвецом не возбрани благодати, очевидно значит: принеси жертву по усопшем, или, что то же, молись за усопшего. Если же кто хочет признать более вероятным, что благодать даяния значит благотворение бедному? то слова: над мертвецом, не возбрани благодати, будут значить: подай милостыню в память усопшего. Ту ли, другую ли мысль имел сын Сирахов: они обе предполагают одно, им общее основание, — то, что живущий может и должен делать добрые и душеполезные дела ради усопшего.
В истории Маккавеев находим именно жертву и молитву за усопших. Иуда принес оную за воинов, умерших во грехе взятия военной добычи от даров идольских, которыми благочестивый не должен был осквернять рук своих (2 Мак. 12, 39—46).
С тех пор, как образовалось общественное Богослужение христианское, моление за усопших вошло в оное, как часть, постоянно к составу оного принадлежащая. Свидетельствуют о сем все древние чиноположения Божественной литургии, начиная от литургии святого Иакова, брата Господня.
Посему нет никакого сомнения, что моление за усопших есть предание апостольское.
Аще и грешен отъиде — говорит святый Златоуст, — елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но Да отсюду будет им некая утеха (на 1 посл. к Кор. бесед. 41). И далее говорит: не ленимся убо отшедшим помогающе, и приносяще о них молитвы. Ибо общее лежит вселенные очищение. И возможно есть отвсюду прощение им собрати яко то от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых.
Не должно отрицать, — говорит блаженный Августин, — что души усопших от благочестия ближних живущих получают отраду, когда за оных приносится жертва Ходатая, или творима бывает милостыня в церкви? но сие полезно только тем, которые в жизни заслужили то, чтобы им сие после было полезно (О вер. над. и люб. гл. 110).
Святый Григорий Двоеслов представляет примечательный опыт действия молитвы и жертвоприношений за усопшего, обета нестяжания, случившийся в его монастыре. Один брат за нарушение обета нестяжания, в страх другим, лишен был по смерти церковного погребения и молитвы в продолжение тридцати дней, а потом из сострадания к его душе тридцать дней приносима была бескровная жертва с молитвою за него. В последний из сих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему и сказал: доселе худо было мне, а теперь уже я благополучен, ибо сегодня получил приобщение (Бесед. кн. 4, гл. 55).
Но остережемся, чтоб после некраткого священнослужения, не продлить слова до утомления. Для внимательных довольно сказанного, чтобы каждый подтвердил себе следующие, не незнакомые, но нередко забываемые правила.
Первое: молись за усопших с верою и надеждою милосердия Божия.
Второе: не живи сам небрежно, а старайся чистою верою и неотлагательным исправлением от грехов упрочить себе надежду, что и за себя по твоей кончине молитвы принесут душе твоей отраду и помогут ей в достижении вечного покоя и блаженства в Боге, присно блаженном и препрославленном во веки. Аминь.
Оригинал на сайте Библиотека святоотеческой литературы
Об одежде христианина
"И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них" (Мф. 6, 28-29).
Можно уже предугадать, что разговор пойдет об излишнем попечении об одежде и уборах; и, может быть, некоторые уже думают, что тема эта настолько незначительна, что и внимание уделять ей и время, предназначенное для спасительного учения, не стоит. Но излишества и в малых, казалось бы, незначительных вещах, не есть малость. Так как вред суетного попечения об одежде простирается до души. Да и мог бы величайший под солнцем Учитель учить малостям?
Что значит для нас одежда?
Это и средство защиты от непогоды, и необходимость с нравственной точки зрения, и некое свидетельство об общественном положении нашем, да и о достатке. Но для того, чтобы разобраться, что есть одежда по сути своей, посмотрим на ее происхождение и первоначальное назначение, данное ей Творцом. С этого места мы увидим дальше, чем с точки зрения обыкновенной человеческой мудрости.
Наши прародители Адам и Ева не ощущали того недостатка, который мы называем наготою, подобно тому, как не знает, что такое голод, тот, кто принимает пищу, и не видит в этом необходимости. Но прельщенные лукавым змием вкусили запретного плода и "узнали они, что наги" (Быт. 3, 7). Вот начало наготы! "И сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания" (Быт. 3, 7). Вот происхождение одежды!
Так что одежда наша — следствие беззакония, она есть обвязывание греховной раны, и притом пустое, без целебного елея. Она — всеобщий и постоянный траур по смерти первобытной непорочности. Она — знамя и символ победы над нами врага, овладевшего нашим внутренним миром.
Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе с тем необходимого. И "сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их" (Быт. 3, 21). Но через это опять-таки осуждается безрассудная заботливость о разнообразии одежд. Отчего нам не довольствоваться необходимым, приличным и скромным?
Никто не требует от нас облечься в рубища. "Об одежде что заботитесь?" Греховны только попечения об одежде особенно излишние, пристрастные. Известно, что и Сам Спаситель носил драгоценный хитон, который пожалели разодрать и те, кто делил у Креста Его одежду. Есть степень благолепия одежды, которую определяет не пристрастие, но благоприличие; не суетность, но долг и обязанность. Но попечения без конца и без меры безрассудны и бедственны.
Христиане! Лучше лишиться тысячи украшений тела, нежели представить Всевидцу малейшее пятно в душе и на совести. Хотя бы под рубищем, только бы сохранить то царственное облачение, о котором написано: "Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись" (Гал. 3, 27). Аминь.
Речь в день совершившегося пятидесятилетия священноначальственного служения, 5.08.1867 [14]
Досточтимые отцы и братия!
Досточтимые господа и братия!
Нынешний день представляет для меня такие неожиданности, что мне трудно определить и изъяснить мои мысли и чувствования, и я пребыл бы в безмолвии недоумения, если бы уважение и благодарность ко вниманию, с так многих сторон теперь мне оказываемому, не обязывали меня к слову.
Но и слово мое, всегда немощное, ослаблено временем до того, что не может достигнуть слуха сего собрания. Да будет позволено употребить для моего слова посредствующие уста.
Прежде всего удивляюсь тому, что вижу нынешний день. Скудные и в ранних летах силы, при немалых трудностях служебной деятельности, не обещали мне поздних лет.
Неисповедимою волею Божиею ниспослан мне дар пятидесятилетнего служения высшему строению Таин Божих. Знаю только, что это дар не воздаяния, а неизреченного милосердия и долготерпения. Видно, что хотя и много пришельствова душа моя (Пс.119:6), но еще не уготовала себя и еще требует уготовления, чтобы из пришельствия прейти в Отечество, в которое всех нас призывает Отец Небесный. Долготерпеливе! Слава Тебе, Всемилосерде! Не отыми Твоея милости!
К неисповедимой воле Божией отношу и то, что на нынешний предел совершившегося пятидесятилетия моего священноначальственного служения обращены благоволительные взоры, даже от высочайшего престола, даже от верховного священноначалия Российской Церкви, еще же и от преосвященных сопастырей, и от начальств и сословий, деятелей человеколюбия и наук, и от общественных учреждений, и, что менее неожиданно, от духовенства и вообще братии Церкви Московской.
Может быть, угодно Провидению Божию, чрез сие частное явление в церковной жизни, сотворить знамение во благо (Пс.85:17) вообще для поощрения подвижников веры и Церкви, особенно благопотребного во дни, в которые более и более омрачающий себя западный дух непрестанно усиливается простирать мрак и поднимать бури на светлый, святый Восток.
Я сказал, что менее неожиданно для меня сочувствие духовенства и братии Церкви Московской. Это потому, что во все продолжение моего здесь служения видел и привык видеть сие сочувствие. Дух любви к святому служению, мира и согласия, свободного послушания всякому долгу и законному призванию в сослужителях моих, и в православном народе послушание веры, усердие к богослужению, щедрая готовность к благоустроению и украшению храмов, к попечению о нуждах служителей церкви, к делам человеколюбия и благотворения - постоянно облегчали и облегчают мое служение, приносили и приносят мне подкрепляющее утепление.
Но чем же могу на все сие ныне с моей стороны ответствовать? Господи, сотворивший для меня день сей! Твое да приидет слово, благое и действенное! Благослови и благословляй ко святой Церкви любовь благочестивейшего Самодержца нашего, и да будет она всегда охранительною силою для благоденствия Царства его и народа.
Осеняй благодатию Твоею Святейший Всероссийский Синод, и посреде собирающихся в нем во имя Твое присутствен буди, по Твоему верному обещанию (Мф.27:20), да и в сем соборе Твоем совершается еже изволяется Духу Твоему Святому (Деян.15:28), ради Церкви Твоей святой.
Великий Архиерее, прошедый небеса, Единый Глава истинной Церкви! Продолжи в ней святое епископство, единомысленное в истине веры, единодушное в духовных советах, твердое в хранении догматов, правил и уставов церковных, верно руководительное в путях жизни.
Благословляй, Господи, Православную Московскую Церковь, ее священноначалие, священство, монашество и весь православный народ, да не оскудевает пастырь полагающий душу свою за овцы (Ин.10:11), иерей, которого усте сохраняют разум (Мал.2:7) спасения, муж знания и наставник юношества, держащий и преподающий здравое учение вышемысленных начал науки, поставляющий жизненное начало премудрости страх Господень (Притч.1:7), подвижник, ходящий узким и вместе возвышенным путем духа, сын веры, живущий по вере, творящий дело веры, свободный от обаяний мира, от порабощения духу времени.
Да будет, Господи, в Российской Церкви Тебе слава во веки!
Речь к Преосвященному епископу Тамбовскому Евгению по рукоположении его, 1829 г.[15]
Благодатию Всесвятого Духа совершилось ныне над тобою дело видимое в своих знамениях, невидимое в существе своем, таинственное в отношении между знамениями его и существом его, - дело, имеющее вид человеческого по своим орудиям, но воистину Божественное по силе, в нем действующей, не столько понятное для разума, сколько ощутимое верою, может быть, не довольно ощущаемое по нашему несовершенству, тем не менее существенное и действительное.
Святый Апостол говорит о даровании, которое дается с возложением рук священничества и которое живет в человеке, приявшем оное (1Тим.4:14). Как в привитом дереве живет сила, производящая плод по роду и качеству прививки, так и в человеке, которому священным тайнодействием, так сказать, прививается благодатная сила, живет она потом, действует чрез него и производит благодатный плод по роду и степени, в каком сообщена.
Да не испытует неукрощенное любопытство, каким образом при возложении рук, или священных писмен, или риз передается духовная сила, но пусть благоговейный ум наблюдает и соображает, как еще в те времена, когда токи благодати не так отверсты были, как отверзлись в язвах распятого Спасителя, - еще, говорю, в те времена Илия, например, повергает ризы свои на Елисея, и сей чувствует непреодолимое побуждение оставить все, чтобы вдруг из простого земледельца переродиться в сына пророческого; как опять тот же Илия в минуту своего вознесения низвергает милоть свою на Елисея, и сей получает с нею сугубый дух своего посвятителя или как самый неблагодатный из архиереев (потому что произнес осуждение на самую Благодать и Истину) еще обнаруживает в себе вышнюю пророческую силу потому только, что он архиерей: Не о себе рече, замечает Святой Евангелист, но архиерей сый, прорече (Ин.11:51). Если еще во времена сеней и гаданий так ясно иногда просиявала тайнодейственная сила, что должно думать о временах самой Благодати и Истины; если в сосуде, полном адских влияний, еще продолжала действовать прежде влиянная в него благодать архиерейства, что сказать о сосудах, не только освященных в свое время тайнодействием, но и сохраняющих, умножающих, возобновляющих свое освящение чистою верою, чистою молитвою, чистою жизнью, очистительным покаянием?
Итак, Боголюбезный брат и сопричастник тайнодейственной благодати, вступив ныне во святилище сие с верою, что примешь дарование Божие, изыди отселе с новою верою, что живет в тебе отныне сие дарование, и сею верою возбуждаемый, со страхом носи сокровище, которое имамы в скудельных сосудах (2Кор.4:7) нашей немощи и недостоинства, - не неради, - напоминаем тебе словом того же Апостола, который дал нам свидетельство о даровании святительском - не неради о даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть, ныне, с возложением рук архиерейства [1Тим.4:14]. Напоминание не строгое, чтобы не устрашить тебя великостию требования, впрочем, довольно знаменательное, чтобы указать тебе твои обязанности, и достаточное, чтобы руководствовать тебя к исполнению оных.
Нет причины предполагать, чтобы много было, наипаче между служителями таинств, людей, упорно отвергающих дарование Божие. Но печальный опыт сего останка времен показывает, что не много и таких, в которых бы дарование Божие приносило плод так обильный и очевидный, как в Апостолах и Богоносных отцах наших. Чем же наполняется обширная средина между сими крайностями? Без сомнения людьми, которые не довольно радят о даровании в них Божием. Итак, не неради о нем и возможешь с сим, столь кратким и простым, правилом идти так близко за самыми Апостолами, как Святый Тимофей за Святым Павлом.
Видишь ли себя знающим Божественные догматы, не помышляй, что знаешь довольно, и не переставай внимать учению для самого себя: Не неради. Поучаешь ли народ, не вознеради, сравнивая себя с другими, реже в сем упражняющимися, но поревнуй Павлу, который день и ночь со слезами учил своих, и оттого истина слов его была, как животворное солнце, а слезы его - как благотворный дождь для духовной нивы.
Встретишь ли в пастве твоей невежествующих и заблуждающих, не обеспечивай[16] себя мыслию, что они сделались такими при твоих предшественниках: не неради. Безуспешность предшественников не оправдает безуспешности преемника.
Усмотришь ли Христиан не Христиански живущих, не раздражайся, но и не смотри равнодушно: Не неради. Обличи злое дело кротким словом, и еще более обличи добрым примером.
Особенно не неради употреблять дарование разума духовного на беспристрастное испытание и осмотрительное руководствование тех, которым будешь давать участие во благодати священства и святую ревность на очищение Дома Божия от соблазнов, сеемых недостойными служителями Олтаря. Для сего со страхом воспоминай нерадение первосвященника Илия, которое кончилось погибелию его и его детей и уничижением самой святыни Кивота Божия.
Се, в знамение твердости правления и благоразумной строгости вручаем тебе и священный жезл. Употребляй его сколько можно более, как жезл пасущий, и сколько можно менее, как палицу наказующую; более угрожай, нежели поражай, и все без нерадения, со вниманием, с рассуждением, со страхом Божиим.
Сам же Пастыреначальник да упасет и тебя и вверенное тебе стадо, утешая тебя и подкрепляя жезлом Своего верховного всеспасительного Провидения и управления. Аминь.
Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу пред вступлением Его Величества в Успенский собор[17]
Благочестивейший Государь!
Цари обыкновенно любят являться Царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять, чтобы трудности препобеждать. Такое царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели Христианской. Царь Небесный провидит сию жертву сердца Твоего, и милосердо хранит Тебя, и долготерпеливо щадит нас. С Крестом сретаем Тебя, Государь, да идет с Тобою воскресение и жизнь.
Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу, при сретении Его Величества в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, 1826 г.[18]
Боговенчанный Государь и Помазанник Божий!
С сих священных высот, которые пред очами Твоими, пять нескудных достопамятностями веков приветствуют сию минуту, которая умножает достопамятности сего места.
Здесь, где Димитрий Донской искал совета к победе, Петр Великий - безопасности, многие Твои предки и предшественники - подкрепления и ободрения духа для великих подвигов великого звания, здесь являешься и Ты, чтобы положить Царственные советы души Твоей пред Олтарем Триипостасного Бога, при гробе избранного раба Божия. Новый, к прежним, подвиг царского благочестия! Новая посему надежда небесных благословений на Царя и царство.
Если бы кто в особенности спросил, что значит сие путешествие к пустынному Олтарю вскоре после Царственных молитв и Царственного освящения Твоего в Твоем Первопрестольном Граде, в изъяснение сего можно указать еще древнейший пример, как новый, но уже помазанный и укрепившийся на царстве своем Царь народа Божия от Кивота Господня, бывшего в престольном граде Иерусалиме, восходил с молитвою в Гаваон, к Скинии свидения Божия, юже сотвори Моисей раб Божий в пустыни, там особенно приближился к Богу, просил от Него царской мудрости и за сие превосходное прошение преизбыточно награжден и мудростию, и богатством, и славою (см.: 2Пар.1:1-12).
Таковыми воспоминаниями вразумленные о духе настоящего события, мы вновь спешим, благочестивейший Государь, и здесь, в пустыне, подобно как прежде в Столице, к Твоей царской молитве присоединиться общими молениями, да даст Ти Господь по сердцу Твоему и весь совет Твой исполнит [Пс.20:4], да пребудет Венец Твой присносияющ мудростию, Держава Твоя непобедимо сильна правдою и благостию, Скипетр Твой благодвижен посредством закона и порядка, да соделается Царство Твое образцом царств благоуправляемых, да сохранится Августейшее семейство Твое, как образец семейств благословенных!
Речь по рукоположении Преосвященного Филофея, епископа Дмитровского, 1849 г. [19]
В откровении Святого Иоанна видим седмь Ангелов седми Церквей. Можно подумать, что это небесные Ангелы, хранители Церквей.
Но когда слышим, что некоторых из них Дух Христов обличает и угрожает им, Ангелы же небесные не грешат и не подвергаются прещениям, то приходим к той мысли, что под именем Ангелов Церквей заключаются земные блюстители Церквей, то есть епископы.
Итак, епископ есть Ангел Церкви - как много в сей мысли поучительного для нас и даже страшного! Чтобы соответствовать наименованию Ангела, ум епископа должен быть светел, сердце чисто, мысли и желания духовны, жизнь удалена от нечистот плоти и мира. Как посылаемый в служение за хотящих наследовати спасение [Евр.1:14], он паче других должен наблюдать за собою, чтобы не искать своих си, но яже Божия и яже ближняго. Ангелом должен быть епископ - что ж, если мы еще не достигли не только Ангельской чистоты, но и человеческого доброго устроения духа и жизни? Что, если нам угрожает сказанное Ангелу Сардийской Церкви: Не обретох дел твоих скончаных пред Богом [Апок.3:2]?
Страшно служение наше, возлюбленный брат, однако страх дан от Бога не для того, чтобы мы отчаивались или унывали, но для того, чтобы страхом спасали себя и других. Призовем страх Божий в помощь нашему служению, но призовем также, и наипаче призовем, любовь.
Возлюбим служение Возлюбившему нас даже до смерти, смерти же крестныя. Возлюбим служение спасению тех, за спасение которых сама Божественная Любовь пострадать и умереть благоволила. Принесем ей желание подвига, и она не отречется даровать нам силу для подвига.
Жезл силы да пошлет тебе Господь от Сиона. Знамением сего да будет жезл, теперь тебе вручаемый.
Речь пред ракою Преподобного Сергия Радонежского по случаю взятия Государем Императором Александром Николаевичем от святых мощей его иконы для отправления в действующую армию. Говорена 7 сентября 1855 г.
Преподобне Отче Сергие! От юности возлюбив Отечество Небесное, ты, однако, и земного Отечества не пренебрег, но возлюбил оное крепкою духовною любовию. Посему еще в земном житии твоем благоверного князя Димитрия твоею молитвою и прозорливым советом к брани против неверных подкрепил, почему и победа над врагами последовала.
И по преселении твоем в Отечество Небесное не престал ты на Отечество земное простирать покровительствущие взоры. Когда оно в бедственные дни потрясенного престола и даже в первые дни престола восстановленного много страдало от врагов, знамения твоей против них невидимой помощи были так ясны и так признаны, что благочестивый царь Михаил за внезапное поражение одного из жесточайших врагов России, твоей обители, тебе особенно, благодарение приносил, а преемник его, благочестивый царь Алексий, за полученную над врагом победу и послание благодарственное к тебе писал, и сей твой образ, как знамение спасения, и в полках его носим был. И по сему примеру он носим был также и в полках Императора Петра Первого, и в ополчении Александра Первого во дни нашествия на Россию двадцати народов.
Се и ныне благочестивейший Самодержец наш Александр Николаевич, наследовав с престолом и веру своих предков, желает сей твой образ верному своему воинству явить как знамение Божие по твоим молитвам благословения и покровительства.
Благослови, Преподобне отче, сие дело веры. И моими недостойными руками только видимо, невидимо же твоими святыми руками преподаждь благочестивейшему Самодержцу сей образ твой и с ним посети и посещай христолюбивое воинство его. И не престани, взывая ко Господу сил, да простив нам грехи, которыми привлекаем на себя скорби, благословит благочестивейшего царя нашего и воинство его благословением благостным и да дарует Ему победу миротворную и победоносный мир.
Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю возложения на главу его покрова, устроенного Их Императорскими Величествами Государем Императором Александром Николаевичем и Государынею Императрицею Мариею Александровною. Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 19 сентября 1856 г.
Преподобне отче наш Сергие!
По обращении летнего круга от прежнего посещения вновь посещает тебя благочестивейший царь наш с благочестивейшею супругою своею, тогда нововоцарившийся, ныне нововенчанный и священнопомазанный.
Тогда приносил он чрез тебя молитву Господу сил о защищении своего царства от вражды, подвигшей против нас громадные силы нескольких царств и стремившейся сделать и мирных соседей опасными для нас, и о восстановлении мира, не им нарушенного, ему всегда любезного. Ныне он приносит чрез тебя благодарение Господу сил за явленную нам защиту и за скорое достижение мира.
И тогда, и ныне он при Твоем предстательстве просил и просит от Царя царствующих благословения и помощи на великий подвиг устроять благоденствие великого народа законным судом, благоуправлением, добрым государственным домостроительством, охранением от внешних поражений.
В знамение благодарения к благодеянию твоих молитв, Преподобне отче, благочестивейший Государь и благочестивейшая супруга его приносят тебе и дар - усердием их украшенный покров для твоей священной главы.
Тебе, нищелюбцу во время твоего земного жития, тем паче не нужно земное богатство в твоей Небесной жизни, но благое и благодарное сердце желает проявить себя знамением, и веруем, что ты, якоже и Господь твой, зришь на сердце, и приимешь дар сердца, и предстанешь Царю Небесному с молением, да прострет покров благодати Своей над благочестивейшим Государем нашим, и над благочестивейшею супругою его, и над благочестивейшею материю его, и над благоверным наследником его и всеми чадами его и родом его, и над всем царством его, да даст крепость царю нашему и вознесет рог помазанника своего, да благоденствует под скипетром его народ русский, и языцы да ублажат его.
Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю принесения Евангелия и Животворящего Креста Их Императорскими Высочествами Государем Наследником Цесаревичем Александром Николаевичем и Государынею Цесаревною Мариею Александровной. Говорена 5 июля 1853 г.
К тебе, Преподобне и Богоносне отче Сергие, дерзну ли аз прострети слово, кроме слова молитвы церковной, которому дает дерзновение сама Церковь и ее устав? И нужно ли слово извещения тебе, которому дано видеть не только наше видимое, но и наше невидимое, дабы милость, являемая тобою прибегающим к тебе, соглашаема была с истинною пользою просящих милости?
По движению сердца уступая и предстоящему народу желая сотворить радость, возглашаю пред тобою то, что ты прежде слова уже слышишь.
Се тебе священное приношение от благоверных Государя Наследника Цесаревича великого князя Александра Николаевича и Государыни Цесаревны Марии Александровны. Приими сию жертву веры и благоговейного усердия, вознеси ее ко Христу, Богу нашему, и испроси от Него сильною твоею молитвою и подаждь и подавай выну обилие благословений принесшим оную и Благочестивейшим родителям их и благоверным чадам их.
Тебя чтут они и вместе Христа, Бога нашего, прославляют, ибо приносят Его Божественное Евангелие и Его Животворящий Крест. Умоли, да исполнится на них слово Господне: Прославляющия Мя прославлю (1Цар.2,30).
Православные же люди, слышащее чтомое над ними Евангелие сие, осеняемые крестом сим, да осеняются и исполняются благодатию Господнею и с тем вместе да воспоминают благочестие царского рода, и да радуются о нем, и да утверждаются сами в благочестии памятию высокого примера.
Слово в Великий пяток, 1806
Говорено в Троицкой Лавре, 1806 год
Совершишася! (Ин. 19:30) возопил Иисус на кресте, и возопил гласом велием, дабы он услышался в небесных, и земных, и преисподних - гласом, который расторгнул церковную завесу, чтобы показать прехождение законной сени; гласом, который потряс землю и прошел в сердца гор каменных, дабы в то же самое время проникнуть и - ежели сие возможно всемогуществу - смягчить каменное сердце ожесточенного народа. Но одебеле сердце людей сих, и ушима своими тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю я (Ис. 6:10) - жалуется Врач душ и телес.
О, Распятый! Мы и в отдалении многих веков слышим вопль Твой, видим язвы Твои - и оружие скорби сердце наше проходит. Совершишася! Но Искупитель продан, истина осуждена, святость поругана, Бог оставил Бога (Мф. 17:46). Совершишася! Но благословение Израелево на древе проклятия, но чаяние языков умирает. Совершишася! Но падший человек вновь падает ниже прежнего - самоубийца делается "богоубийцей". Какой ужас! Кажется ад радостно скрежещет, и гордый враг наш хочет уверить себя и своих единомышленников, что "все совершилось" - значит "все погибло". О, Распятый! Мы не соблазняемся о Тебе; мы с учениками Твоими глаголем Тя быти Христа, Божию силу и Божию премудрость (Мф. 16:16; 1 Кор. 1:24); мы веруем, что Ты глаголы живота вечнаго имаши (Ин. 6:68). Исцели словом Твоим рану Твоими ранами пронзенной души, а вместе загради уста глаголющих неправедная; научи нас тайне страданий Твоих; открой нам "какое великое дело и для кого с Твоею кончиною окончилось?".
Христиане! Он не ответствует нам более. Уже Он преклонил главу, предаде дух (Ин. 19:30), как бы желая оставить нас в размышлении при кресте и гробе Своем.
Совершишася! Не думайте, чтобы умирающая Пермудрость оставила нас в неведении о таинственном знаменовании сего изречения. Мы находим его пространное изъяснение, начатое в книге бытия человеческого и оконченное в книге жизни Иисусовой. Чтение сих великих книг может и должно занимать целую жизнь, но несколько строк из каждой достаточны вразумить нас.
Первая из сих книг подобна Иезекиилеву свитку, в нем же вписано бяше рыдание, и жалость, и горе (Иез. 2:10); или, точнее, сей грозный свиток есть один лист оной. Естественное положение племени Адамова заключает в себе не токмо рыдание, но и отчаяние, не токмо жалость, но и ожесточение, не токмо горе, но и погибель. Помышляет человек прилежно на злая (Быт. 6:5); за сим необходимо следует целый поток зла, который от мыслей распространяется на все дела, поглощает все способности и по внешнем даже состоянии ничего не производит, кроме опустошения. Несчастный в сем бурном океане теряет часто самое чувствование потерянных совершенств. Не имея вещественного счастья, он приемлет за него призраки льстивого воображения. Богат есмь, и обогатихся, - говорит он, хотя и природа, и закон, и совесть обличают его: Ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг (Апок. 3:17). Сократим бесконечное рукописание, которое вы не можете не знать, пиша на нем каждый участь свою слезами и кровию. Зачинаться в беззакониях, рождаться во грехах, жить среди страхов смерти, умирать в страхе жизни - сия книга бытия человека (Быт. 5:1).
Может ли правосудный Бог без пламенного гнева взирать на ежеминутного преступника? Может ли благий Творец с хладным пренебрежением внимать стоны бедствующей твари? Правосудие пробуждает мстительные громы, благость удерживает руку, готовую пустить их. Милосердие хощет подать страдальцу чашу спасения, безчувственный сын погибели не терпит и напоминания о врачевании лютой болезни своей. Если бы неограниченная Премудрость не знала средства согласить непостижимые сии противоречия, разрущающие гармонию созданий и союз их со своим Создателем; если бы не умела примирить - да, скажем человечески, - Бога с Богом и потом Бога с человеком, то бы никогда не было речено в предвечном совете: Сотворим человека (Быт. 1:26). В плане бытия мира должно быть назначено "пакибытие" нравсвенного ничтожества - человека.
Раскроем другую книгу и прочтем чудесное событие сего предопределения. - Книга родства Иисуса Христа (Мф. 1:1). Он есть Сын Божий, сияние славы Отчи и образ ипостаси Его (Евр. 1:3); Он есть сын человеческий, приискренне приобщивщийся плоти и крови (Евр. 2:14). Он - Бог, чтобы иметь силу понести на Себе немощи человеческие; Он - человек, чтобы соделать человеков причастниками Божественного естества (2 Пет. 1:4). Он - сын Адамов, дабы вторым быть Адамом новых чад Божиих; - "Авраамов", чтобы по образу Исаака представить Себя чистейшею, совершеннейшею жертвой Господу; - Давидов, чтобы наследовать и восстановить Царство благодати. Наконец, Он есть вечная любовь, низведшая соединить с собою отчужденных от нее грехом смертным, удовлетворив за них Небесному Правосудию.
Так самое рождение Иисуса указует на Его смерть. И какой величественный свет простирается над крестом, из сей точки зрения рассматриваемым! Сие титло, содержащее вину невинного, сии служители мстящих законов, сие орудие казни - все сие произвольный Страдалец собирает окрест Себя для того, чтобы напомнить нам определение Вышнего Судилища, которое исполняет земное неправосудие, в слепом неведении водимое одной злобой. Сии простертые руки объемлят и поддерживают мир над бездной, изрытой под ним его развратом. Сей угасающий взор еще испускает луч милосердия и, будучи устремлен горе, тысячекратно повторяет молитву, не только за виновных мучителей, но и еще более за совиновный человеческий род воссылаемую: Отче! Отпусти им (Лк. 23:34). Сия Божественная кровь... О, любовь безконечная! Одной капли ее довольно было бы омыть наши беззакония и угасить геену нашу, а Ты проливаешь ее потоками! О, Милосердный даже до немилосердия! Прости упрекам изумленной благодарности! - Довольно, довольно! - Или нет! Проливай до истощения сей неистощимый ток блаженства, сию воду жизни!.. Ах... я не знаю, что мне делать - плакать или радоваться? Плакать ли о Твоей смерти или радоваться о моем в ней безсмертии? Но уже довольно! У креста Твоего милость и истина сретостеся; у гроба Твоего правда и мир облобызастася (Пс. 84:11). Совершишася!
Искупление проданного под грех совершено, безценная цена заплачена за его свободу: но что, если неключимый раб любит свои оковы; если не имеет и не хочет иметь понятия о даруемой ему свободе? - Божия сила и Божия премудрость должна была преодолеть сие затруднение, и - о, чудо жестокости человеческой! - В немногие дни Ходатай наш преклонил Бога к человеку. Целые годы неутомимых трудов потребны Ему были для обращения человека к Богу; по-видимому, легче было для Него положить предел вечной Вечного вражде, нежели ограничить дерзость праха, вихрем непостоянства возметаемого. За чистейшее учение, за пример святейшей жизни, за поражающие знамения, за безчисленные благодеяния Он требовал вместо благодарности одного согласия принять новое, величайшее благодеяние. Сими златыми оружиями, наконец, победил Он неверие и торжественно исповедался Отцу Своему: Аз прославих Тя на земли; дело соверших, еже дал еси Мне; явих имя Твое человеком (Ин. 17:4,6). Я напомнил Тебя забывшим о Тебе; проповедал им славу благости Твоей, и вместо имен, коими земнородные доселе называли Тебя и которые приводили только их в трепет, открыл им сладкое имя Отца, которым Я даю им область призывать Тебя. Я достиг цели Моего посольства. Совершишася!
Но, о Совершитель благодатного о нас смотрения! Не для всех ли человеков Ты совершил его? Для чего же еще не все наслаждаются плодами Твоих подвигов? Ты явил имя Отца Небесного, почто же и ныне слишком много таких, иже древу рекоша: яко отец еси Ты; и камени: Ты мя родил еси (Иер. 2:27). Доколе, Господи, доколе?.. Что я сказал? Пусть таким образом вопрошают те, которым слово крестное юродство есть (1 Кор. 1:18). Для чего столь наглым любопытством хотел раздрать завесу непроницаемых судеб? Несть наше разумети времена и лета (Деян. 1:7); наше есть только желать любовью и молить духовного Вертоградаря, да все дивии ветви прицепятся к плодоносному древу веры, да исполнение языков внидет в Церковь, и весь Израиль спасется.
Обратим лучше заботливость нашу на самих себя. Для всех ли нас во всем пространстве совершилось великое дело Иисусово? - Увы! И соднце не освещает вдруг всей земли, угрюмая ночь не стыдится ступать по его следам и расстилать свои мраки в местах, им посещенных. Самая глубокая тишина не есть прекращение бури, но только ее действие в других странах воздуха... Пусть бы одна только буря закрыла тучами Солнце правды, пусть бы единожды пострадал и распялся Сын Божий, но тягчайшие страдания Его еще не кончились. Его Апостол и между чадами нового Израиля видит извергов, второе распинающих Его (Евр. 6:6). Паки оставленную добродетель окружают противные полчища. Паки в жидище благочестия чистая теплота ревности оскудевает; а суеверие и гонение возгнетают свой огнь (Лк. 22:55), изгребием и плевелами питаемый. Паки робкое и вероломное сердце, страшась трудных путей Иисуса, едва осмеливается следовать за Ним издалека и при малейшей опасности от Его врагов, или даже по одному стыду от Его поносителей, отрицается Его с клятвою: Не знаю человека (Мф. 26:72). Тщетно Христовы "алекторы" на сих священных местах возглашают жалостную песнь: она не извлекает более слез раскаяния, она проста и единообразна, как истина, и не трогает искусственной чувствительности. Паки Святой предается нечестивому суду - суду неочищенного верой разума. Новый Пилат вместо безпристрастного исследования старается показать мнимую власть свою, представляя Его в чужой одежде и странном виде. Мятеж неистовых страстей умножается, слабый оный судия слышит вопль: Распни Его (Ин. 19:15) и, в угождение зверству сей толпы и князю века сего, отказывается далее защищать справедливость. Паки венчает Христа тернием - него; наполняет желчию и оцтом - невоздержание; жестокосердие к меньшим Его братьям обнажает Его и заставляет алкать и жаждать; злоба источает кровь Его; корыстолюбие и грабительство разделяют ризы Его; самолюбивое суемужрие и упорное невежество уже с большим, нежели в первом мучении, бешенством раздирают Его нешвейный хитон, терзают самое тело Его на части; вольнодумство и неверие прободают Его сердце. И здесь все совершается, но совершается к совершенному осуждению богоубийственного нечестия, а во благо, во спасение ничего не совершается. Се лежит Сей и по смерти Своей, так как прежде в пеленах, не токмо на возстание, но и на падение многим (Лк. 2:34) - многим, которые, гонясь за высокоумными мечтаниями своими, претыкаются о гроб Его и невозвратно в преисподняя извергаются.
Вы безопасны от сего преткновения, слушатели, когда столь внимательно и внешним, и внутренним оком рассматриваете гроб сей, когда ваше сердце не распинает Иисуса, но сраспинается Ему. Таковые расположения составляют славу настоящего дня и ваше будущее блаженство. Нести крест самоотвержения и терпения, восходить на самую высоту любви к Божеству и человечеству, распинать плоть со страстьми и похотьми, умирать миру, чтобы жить Богу, - сие есть стяжать все, что совершил Богочеловек; сие дает право каждому подражателю его при конце своего течения и чувствовать и говорить: Совершишася! Совершитель нашего спасения! Соверши стопы наши во стезях Твоих. Жизнь умершая! Оживи нас Тобою во веки. Аминь.
Слово в Великий пяток, 1813 г.[20]
Чего теперь ожидаете вы, слушатели, от служителей слова? Нет более Слова[21].
Слово, собезначальное Отцу и Духу, рожденное для нашего спасения, начало всякого слова живого и действенного, умолкло, скончалось, погребено и запечатано. Дабы вразумительнее и убедительнее сказать человекам пути живота (Пс.15:11), Слово сие преклонило небеса и облеклося плотью, но человеки не восхотели внимать Слову - растерзали плоть Его, и се, взят[22] от земли живот Его (Ис.53:8). Кто же теперь даст нам слово жизни и спасения?
Поспешим исповедать тайну Слова, которая долженствует обезоружить гонителей Его и которая возвращает Его душам, готовым принять Оное. Слово Божие не связуется смертью. Как устное слово человеческое не совсем умирает в ту минуту, когда перестает звук его, но паче восприемлет тогда новую силу и, прошед чрез чувство, вселяется в умах и сердцах слышавших, так Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотью, в то же время исполняет всяческая (Еф.4:10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на Кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют Воскресение Распятого, и самое камение вопиет о Нем: И померче солнце, и завеса церковная раздрася, и земля потрясеся, и камение распадеся, и многа телеса усопших святых восташа (Лк.23:45; Мф.27:51,52).
Христиане! Воплощенное Слово умолкает токмо для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам; сокрывается для того, чтобы внутреннее вселиться в нас (Ин.1:14); умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны Церковью беседовать с умершим Иисусом, слышите живое слово (Евр.4:12) умершего, слышите данное от Него вам завещание: Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, Царство (Лк.22:29).
Но, дабы неблаговременные мечтания о величии сего наследия не уклонили взоров наших от предписанного пред нами в сии великие дни Распятого Иисуса, приметим тщательнее, Христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме древа Креста, на котором Он пострадал и умер, и сей токмо Крест в подражательных образах преподали всем желающим участвовать в наследии Царствия. Что сие значит? То, что, как Христу подобаше пострадати, дабы потом внити в славу (Лк.24:26), которую имел Он у Отца, так Христианину многими скорбьми подобает внити в Царствие (Деян.14:22), которое завещал ему Христос, что, как Крест Христов есть дверь Царствия Для всех, так крест Христиан есть ключ Царствия для каждого сына Царствия. Вот сокращение великого слова крестнаго (1Кор.1:18), столь необъятного уму, столь удобоприятного вере, столь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко Гробу Слова Животворящего.
Прежде нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес Крест Свой, сей крест принадлежал человекам. В начале своем он был соделан из древа познания добра и зла [Быт.2:9]. Первый человек думал испытать только плод его, но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа со всеми ветвями его и отраслями обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы - словом, все разрушительные силы, как бы исторгшись из рокового древа, ополчились на него, и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие по предвечному совету не простерло к нему руки Своей и не удержало его в падении. Сын Божий перенес на Себя бремя, подавляющее человека, усвоил себе крест его и предоставил ему токмо придержаться сего креста - без сомнения, не для того, чтобы он вспомоществовал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам и с малым оставшимся ему крестом собственным носим был силою Креста великого, подобно как ладья влечется движением корабля. Так крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лествицею к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, чрез орошение Божественною Кровью перерождается в древо жизни. Сын Божий приемлет естество наше и страданьми совершает в Себе начальника спасения нашего; искушается по всяческим и вспомоществует искушаемым; шествует со Крестом и ведет в славу своих последователей (Евр.2:10,18; 4:15).
Кто измерит всемирный сей Крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто извесит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из каплей море, составляется? Не от Иерусалима токмо до Голгофы несен крест сей с помощью Симона Киринейского - несен он и от Гефсимании до Иерусалима и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса была единый крест, и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения онаго: Един истоптал точило ярости Божией, и от язык не бе мужа с Ним (Ис.63:3).
Божество соединяется с человечеством, вечное - со временным, всесовершенное - с ограниченным, несозданное - со своим созданием, самосущее - с ничтожным - какой необозримый и непостижимый крест из сего уже слагается!
Богочеловек, которого нисшествие на землю прославляют небеса, является здесь в уничиженнейшем возрасте человечества, в малейшем граде малейшего из царств земных; нет для Него ни дома, ни колыбели; кроме убогих родителей, едва несколько пастырей занимаются Его рождением.
Исчисляют Безначальному осмь дней нового бытия и порабощают Его кровавому закону обрезания.
Господь храма приносится во храм поставити Его пред Господом, и пришедый искупить мир искупляется двумя птенцами (Лк.2:22,24).
Тогда как он еще немотствует, уже изощряется на Него в устах Симеона оружие слова крестного и проходит сердце Его матери (Лк.2:34,35).
Некоторые иноплеменники приходят возвеличить Его именем Царя Иудейского, но сия малая слава воздвигает на Него злобу Иудейского царя, соделывает Его невинною виною кровопролития и принуждает удалиться от народа Божия в страну идолослужителей.
Всеобъемлющая Премудрость Божия не иначе как с возрастом преспевает премудростью у Бога и человеков. Источник и податель благодати приемлет благодать (Лк.2:52). Тридесят лет Владыка небес и Царь славы сокрывается от неба и земли в глубоком повиновении двум смертным, которых удостоил нарещи Своими родителями.
Чего потом не претерпел Иисус от дня вступления Своего в торжественное служение спасению рода человеческого?!
Святый Божий, грядущий освятить человеков, вместе с ищущими очищения грешниками преклоняется под руку человека и приемлет крещение. Воистину крещение, слушатели, то есть погружение не столько в водах, сколько в обилии Креста!
Испытующий сердца и утробы Сам поставляется в искушении. Хлеб небесный предается земной алчбе. Тот, пред Которым должно преклоняться всякое колено небесных, земных и преисподних [Флп.2:10], допускает князя преисподних требовать от Себя поклонения (Мф.4:9).
Ходатай Бога и человеков открывает Себя человекам, но Его или не узнают, или не хотят узнавать. Его учение почитают богохульным (см.: Мф.9:3), Его дела - беззаконными (см.: Ин.9:16), Его чудеса - Вельзевуловыми (см.: Мф.12:24). Если Он чудотворит и благотворит в субботу, Его называют нарушителем субботы. Если обращает заблудших и приемлет кающихся, Его порицают другом грешников (см.: Мф.11:19). Там ищут уловить Его словом (см.: Мф.22:15); здесь ведут Его на верх горы, дабы низринуть (см.: Лк.4:29); инде вземлют на Него камение (см.: Ин.8:59) - нигде не дают Ему главы подклонити (см.: Мф.8:20). Он воскрешает умершего - завистники совещаваются умертвить Его Самого (см.: Ин.11:43,44,46,53). Народ во вратах Иерусалима приветствует Его Царем - все земные власти восстают, дабы осудить Его, как преступника. В избранном сонме Своих другов Он видит неблагодарного предателя и первое орудие смерти Своей. Лучшие из них служат Ему соблазном, помышляя человеческое в то время, когда Он идет на дело Божие (см.: Мф.16:23).
Почиешь ли Ты, Божественный Крестоносец, хотя на едино мгновение от ига, непрестанно возрастающего на раменах Твоих? Почиешь ли, если не для обновления Твоих сил к новым подвигам, по крайней мере из снисхождения к немощи Твоих последователей? Так, приближаясь к Голгофе, Ты почиешь на Фаворе. Гряди на сию гору славы, да просветится лице Твое светом небесным, да убелятся ризы Твои, да приидут закон и Пророки признать в Тебе свое исполнение, да услышится глас благословения Отчего! Но не примечаете ли вы, слушатели, как крест последует за Иисусом на самый Фавор и слово крестное не разлучается от слова прославления? О чем там, среди толикой славы, беседуют с Иисусом Моисей и Илия? Они беседуют о Его Кресте и смерти: Глаголаста же исход Его (Лк.9:31).
Долго носил Иисус крест Свой, как бы не чувствуя его тяжести; наконец, предан бых ему, аки льву, да сокрушит вся кости Его (Ис.38:13). Внидем за Ним с Петром и сынами Заведеевыми в вертоград Гефсиманский и проникнем бдящим оком во мрак последней нощи Его на земли. Уже Он не сокрывает креста, сокрушившего душу Его: Прискорбна есть душа Моя даже до смерти (Мф.26:38). И молитвенное беседование с единосущным Отцом не освобождает Его, а удерживает под тяжестью страдания: Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26:39). Носящий всяческая глаголом силы своея имеет теперь нужду в укреплении от Ангела (Лк.22:43).
Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною бесстрастного. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец, заколенный от сложения мира (Апок.13:8), убегать своего жертвенника? Тот, Его же Отец святи и посла в мир (Ин.10:36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслию о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение и облаженствоватъ нас. Крещением имам креститися, - говорит Он, - и како удержуся, дондеже скончаются? (Лк.12:50) Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбью, если мы видим Его быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении, то он грехи наша носит, и о нас болезнует (Ис.53:3, 4). Чаша, которую подает Ему отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если б Он един не восприял, удержал, иссушил ее. Она растворена, во-первых, преслушанием Адама, потом растлением первого мира (Быт.6:12; 2Пет.2:5), гордостью и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностью Египта, изменами Иерусалима, избившего пророки и камением побившего посланные к нему (Мф.23:37), злостью синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов и, наконец (поелику Искупитель понес на себе и будущие грехи мира), соблазнами в самом Христианстве: разделениями единого стада Единого Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся сокрыть от своей совести под ухищренным наименованием слабостей, - легкомыслие и законопреступные утехи юности, закоснение старости, забвение Промысла в счастии, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные падения после восстания, беспечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века, надменного мечтою просвещения, - все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания; весь ад устремился на сию небесную душу, и дивно ли, что она была прискорбна даже до смерти [Флп.2:8]?
Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провождать еще великого страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутреннего креста до внешнего. Но совершаемые ныне Церковью тайнодействия уже преднаписали вам сей путь и сей последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него, и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения, внутренние и внешние, тягчайшие и поноснейшие, и претерпеть вместо награды за соделанные благодеяния; страдать Всесвятому от пребезаконных, Творцу от тварей; страдать за недостойных, неблагодарных, за самих виновников страдания; страдать для славы Божией и быть оставлену Богом - какая неизмеримая бездна страданий!
Боже наш! Боже наш! Вскую оставил еси Возлюбленного Твоего [Мф.27:46]? Ей, Господи! Ты оставил Его вмале, дабы навеки не оставить нас, Тебе оставивших. Отныне Он воцаряется; облекается в лепоту, препоясуется силою, и утверждает вселенную, да не подвижится (Пс.92:1). Вознесенный от земли Крестом, Он простирает его на землю и вся привлекает к себе на Небо (Ин.12:32).
Но, сколь ни велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа, Он не иначе может влещи нас в след Себе (Песн.1:3) как чрез водружение Креста Своего в нас и сопряжение с Его Крестом креста нашего. Иже хощет по Мне ити, - глаголет Он, - да возмет крест свой и последует Мне (Лк.9:23). Ибо хотя заветною Своею Кровию и Крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира и отверз нам вход во Святая Святых, но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, яко жертву, предать себя в руки сего великого по чину Мельхиседекову [Пс.109:4; Евр.6:20], Священника, поелику клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то для усвоения себе очищения и искупления правды и благословения Христова мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего-то те, которые истинно постигли заключенную в слове крестном силу Божию, столь часто и примером и словом поучают нас сораспинатися Христу, распинаться миру, распинать плоть со страстьми и похотьми, не жить себе самим, исполнять лишение скорбей Христовых во плоти нашей (Рим.6:6; Гал.6:14, 5:24; Рим.14:7; Кол.1:24).
Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные Крестом Христовым: Якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше (2Кор.1:5). Грешник, который от усильного ношения креста своего преходит наконец к распятию себя на нем, с совершенною покорностью подвергаясь всем действиям очистительного правосудия пред лицом распятого Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: Днесь со Мною будеши в раи [Лк.3:43]. Страдание в присутствии Христа и по образу Его есть преддверие рая.
Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимого Царства Христова, так Крест таинственный - печать и отличие истинных и избранных рабов невидимого Царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий, сколько пасущий и утешающий (Пс.2:9; 22:4), очистительный огнь веры, сопутник надежды, укротитель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов Царствия. Где воспитаны все великие Ангелы, водители и хранители Церкви, - Иосифы, Моисеи, Даниилы, Павлы? В училище Креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала и приносила плод во святыню? Тогда, как вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом и напаяема кровью Мучеников. "Кто суть те, которые окружают славный Престол Агнца?" - вопросили Иоанна в видении: Сии облечении в ризы белыя, кто суть и откуду приидоша? И когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные Крестом: Сии суть, иже приидоша от скорби великия (Апок.7:13,14).
Кто же суть те, которые желают испразднить Крест Христов (1Кор.1:17) и мнят уразуметь силу воскресения Его без сообщения страстей Его (Флп.3:10)? Если един Христос есть и живот и путь (Ин.14:6) к животу, то как могут они достигнуть живота Христова, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные сии члены быть в союзе тела, которое счиневает[23] Себе увенчанная тернием Глава (Еф.4:15,16)? Можно ли членам быть в покое и беспечности, когда глава в труде, и в язве, и в озлоблении; забываться в шумных радостях, когда она объята болезнями смертными; упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда она жаждет и вкушает оцет; превозноситься, когда она преклоняется; не хотеть ниже минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда она за чуждые страждет и умирает; жить миру и плоти, когда она предает дух свой Богу?
О человек, влекомый благодатью Господа твоего на Небо, но погрязающий плотью в мире! Виждь образ твой в человеке, погружающемся в водах и противоборствующем потоплению - он непрестанно возобновляет в членах своих образ Креста и таким образом превозмогает враждебные волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестися от земли, - она простирается в крест и возлетает. Ищи и ты в Кресте средства изникнуть от мира и вознестися к Богу. Слово крестное спасаемым сила Божия есть [1Кор.1:18]. Аминь.
Слово в Великий пяток, 1816 г.[24]
Тако возлюби Бог мир (Ин.3:16)
Тако возлюби Бог мир (Ин.3:16)
Ныне ли о любви, скажут, может быть, некоторые? Ныне ли, когда плод вражды созрел в вертограде Возлюбленного, когда и земля трепещет от ужаса, и сердца камней разрываются, и око неба помрачается негодованием? Ныне ли о любви к миру, когда и Сын Божий, страждущий в мире, оставлен без утешения и молитвенный вопль Его: Боже мой, Боже мой, вскую Мя еси оставил (Мф.27:46) - без ответа отеческого?
Правда, Христиане! День вражды и ужаса день сей, день гнева и мщения. Но если так, то что с нами будет, когда и земля не тверда под нами, и небо над нами не спокойно? Куда убежать с колеблющейся земли? Куда уклониться из-под грозящего неба? Взирайте прилежнее на Голгофу, и там, где видится средоточие всех бед, вы откроете убежище. Тогда, как трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог (Пс.17:8), не видите ли, как непоколебимо там стоит неукорененное древо Креста? Тогда как и мертвые не почивают в гробах своих, не видите ли, как мирно почиет Распятый на Кресте Своем, сколько ни старались Его совлещи самою славою Спасителя - иные спасе, себе ли не может спасти [Мф.27:42], - самым достоинством Сына Божия - аще Сын еси Божий: сниди со креста [Мф.27:40], - самым благом веры в Него - да снидет ныне со креста, и веруем в Него? [Мф.27:42] Итак, утвердим в сердцах наших сию странную и страшную для мира, но радостную для верующих истину, что во всем мире нет ничего тверже Креста и безопаснее Распятого. Ужасы от Голгофы для того и рассеяны по всему миру, чтобы мы, не видя нигде безопасности, бежали прямо на Голгофу, и повергались у ног, и скрывались в язвах, и погружались в страданиях Распятого Спасителя. О солнце! Для чего бы тебе закрывать от Него лице свое в полдень, когда великое дело тьмы еще при твоем свете достигло уже своей полуночи и когда очи Всевидящего, тмами тем светлейшии [Сир.23:27] света твоего, и во тьме столь же ясно видят позор Богоубийства? Так! В твоем негодовании впечатлено было наше вразумление, ты поспешало совершить видимый день вражды и гнева, дабы препроводить нас к созерцаемому дню любви и милосердия, освещаемому незаходимым светом трисолнечного Божества.
Христианин! Пусть тьма покрывает землю! Пусть мрак на языки! Востань от страха и недоумений! Светися верою и надеждою! Сквозь тьму приходит свет твой (Ис.60:1,2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств, вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставя за собою внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там? Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому.
Любовь Отца - распинающая. Любовь Сына - распинаемая. Любовь Духа - торжествующая силою крестною. Тако возлюби Бог мир!
О сей-то любви, Христиане, да будет позволено мало нечто немотствовать пред вами, поелику изрещи ее даже и невозможно, так что само Слово Божие, дабы совершенно изобразить ее, умолкло на Кресте. Сие же Слово и сия любовь да дарует нам и немотствовать, и внимать немотствованию, подобно как дети одной матери ее сердцем и ее словами взаимно немотствуют и разумеют немотствование.
Итак, кто распинает Сына Божия? Воины? Они суть почти столько же страдательные орудия, как крест и гвозди. Пилат? Он, кажется, истощил все усилия в защищении Праведника и торжественно изъявил свое несогласие на пролитие крови Его: Прием воду, умы руце пред народом, глаголя: неповинен есть от крове Праведного сего (Мф.27:24). Народ? Как мог он искать смерти Того, Которого старался воцарить? Первосвященники? Старейшины? Фарисеи? Они признаются, что не имеют власти ни над чьею жизнью: Нам не достоит убити никогоже (Ин.18:1). Предатель? Он уже свидетельствовал во храме, что предал кровь неповинную (Мф.27:4). Князь тьмы? Он не мог коснуться и жизни Иова, ныне же сам осуждается и изгоняется. Но кто лучше, как Распятый, может знать распинателей? И что же глаголет Он? Не ведят что творят (Лк.23:34). Коснулся было истинной причины дела сего Каиафа, сказав, что уне есть, да един человек умрет за люди, однако и сего о себе не рече, но архиерей сый лету тому (Ин.11:50,51); он прозвучал, как кимвал, в который на тот день надлежало благовестить для церкви, но и сам же не уразумел своего благовестия. Таким образом, то, чего не хотели, не могли, не знали, пред целым светом совершилось теми самыми, которые не хотели, не могли, не знали.
Впрочем, сие не значит того, чтобы и не было виновных в убиении Невинного! Нет! Кто не мог, если бы только восхотел, уразуметь то, что уразумел и проповедал отчаянный даже Иуда? Но аще быша разумели, не быша Господа славы распяли (1Кор.2:8).
Нам должно приметить здесь то, какую ничтожную паутину составляло все сплетение видимых причин, произведших великое Голгофское событие. Как же сия паутина в первых нитях своих не расторглась или от дохновения гнева Божия, или даже от ветра суеты человеческой? Кто связал ею льва от Иуды? Как сделалось то, чего не хотели, не могли, не знали и что столь удобно было и уразуметь и отвратить? Нет! Хулители Голгофские так же не знают, что говорят, как распинатели не знают, что делают; в самом же деле не человеки здесь ругаются Божию величеству - Божий Промысл посмевается буйству человеческому, без нарушения свободы заставляя его служить высочайшей Своей Премудрости. Не лукавые рабы прехитряют Господа - Всеблагий Отец не щадит Сына, дабы не погубить рабов лукавых. Не вражда земная уязвляет любовь небесную - небесная любовь скрывается во вражду земную, дабы смертью любви убить вражду и распространить свет и жизнь любви сквозь тьму и сень смертную; Бог возлюби мир, и Сына своего единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16).
Кажется, мы, и приникая в тайну Распятия, и усматривая в страданиях Сына Божия волю Отца Его, более ощущаем ужас Его правосудия, нежели сладость любви Его. Но сие долженствует уверять нас не в отсутствии самой любви, а только в недостатке нашей готовности к принятию ее внушений. Бояйся, не совершися в любви, - говорит ученик любви (1Ин.4:18). Очистим и расширим око наше любовью и там, где оно смежалось страхом Божия суда, насладимся зрением любви Божией. Бог любы есть, - говорит тот же созерцатель любви (1Ин.4:16). Бог есть любовь по существу и самое существо любви. Все Его свойства суть облачения любви, все действия - выражения любви. В ней обитает Его всемогущество всею полнотою своею; она есть Его истина, когда осуществует возлюбляемое; она есть Его премудрость, когда учреждает существующее или существовать имеющее по закону истины; она есть Его благость, когда премудро раздает истинные дары свои; наконец, она есть Его правосудие, когда степени и роды ниспосылаемых или удерживаемых даров своих измеряет премудростью и благостью ради высочайшего блага всех своих созданий. Приблизьтесь и рассмотрите грозное лицо правосудия Божия, и вы точно узнаете в нем кроткий взор любви Божией. Человек своим грехом заградил от себя присносущий источник любви Божией, и сия любовь вооружается правдою и судом. Для чего? Дабы разрушить сей оплот разделения. Но как ничтожное существо грешника под ударами очищающего Правосудия невозвратно сокрушилось бы, подобно сосуду скудельному, то непостижимый Душелюбец посылает единосущную Любовь Свою, то есть единородного Сына Своего, дабы Сей, носящий всяческая глаголом силы Своея (Евр.1:3), восприятою на Себя плотью нашею, кроме греха, понес и тяжесть наших немощей, и тяжесть подвигшегося на нас правосудия и, Един истощив стрелы гнева, изощренные на все человечество, в крестных язвах своих открыл бы незаградимые источники милосердия и любви, долженствующие упоить всю проклятую некогда землю благословениями, жизнью и блаженством. Тако возлюби Бог мир.
Но если Отец Небесный из любви к миру предает единородного Сына твоего, то равно и Сын из любви к миру предает Себя Самого, и, как любовь распинает, так любовь же и распинается. Ибо хотя не может Сын творити о Себе ничесоже, но ничего также не может Он творить и вопреки Себе. Он не ищет Своея воли (Ин.5:19,31), но потому, что есть вечный наследник и обладатель воли Отца Своего. Пребывает в Его любви, но в ней и сам восприемлет в Свою любовь все Отцу любезное, как глаголет: Возлюби Мя Отец, и Аз возлюбих вас (Ин.15:9,10). И таким образом любовь Отца Небесного чрез Сына простирается к миру, любовь единосущного Сына Божия вместе и восходит к Отцу Небесному и нисходит к миру. Здесь имеющий очи да видит глубочайшее основание и первоначальный внутренний состав Креста из любви Сына Божия ко Всесвятому Отцу Своему и любви к человечеству согрешившему, одна другую пресекающих и одна другой придержащихся, по видимому разделяющих единое, но воистину соединяющих разделенное. Любовь к Богу ревнует по Боге - любовь к человеку милует человека. Любовь к Богу требует, чтобы соблюден был закон правды Божией - любовь к человеку не оставляет и нарушителя закона погибать в неправде своей. Любовь к Богу стремится поразить врага Божия - любовь к человеку вочеловечивает Божество, дабы посредством любви к Богу обожить человечество, и, между тем как любовь к Богу возносит от земли Сына человеческого (Ин.12:32,34), любовь к человеку разверзает объятия Сына Божия к земнородным. Сии противоположные стремления любви соприкасаются, сорастворяются, уравновешиваются и слагают из себя то дивное средокрестие, в котором прощающая милость и судящая истина сретаются, правда Божества и мир человечества лобызаются, чрез которое небесная истина возсиявает от земли, и правда уже не грозным оком приникает с небеси; Господь дает благость земле, и земля дает плод свой небу (Пс.84:11-13).
Крест Иисусов, сложенный из вражды Иудеев и буйства язычников, есть уже земный образ и тень сего небесного Креста любви. Без сего мог ли бы оный не токмо удержать на себе даже до смерти Держащего дланью жизнь всего живущего, но даже и коснуться рамен Того, для избавления Которого вящше дванадесяти легионов Ангелов ожидали токмо мановения. Вотще мрачное полчище подъемлет оружие, дабы взять Его в плен, и готовит узы Ему. Освящая путь свой огнем злобы, оно не видит, что Он уже пленен и связан собственною Своею любовию, яко смерть, крепкою (Песн.8:6). Вотще вопиет беззаконное соборище: Мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети (Ин.19:7). Он умрет не по иному как по сему своему закону: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу положит за други своя (Ин.15:13). Вотще повторяют хулители: Аще Сын еси Божий, сниди со креста (Мф.27:40). Сын Божий тем-то самым и даст познать Себя, что не снидет со Креста, доколе не истощит всего Себя в сугубом стремлении любви к Отцу Своему, Которому наконец предает дух Свой, и к человекам, для которых источает воду очищения и кровь жизни. О сем познахом любовь, яко Он по нас душу Свою положи (1Ин.3:16). Углубляйтесь, Христиане, в сие великое познание не одним словом и языком или слухом праздным, но духом и истиною, и вы приидете наконец в то, если можно так сказать, содружество Креста, что не будете находить сладчайшего удовольствия, как в духе созерцания взывать с Богоносным мужем: Любовь моя распялася! (Игнат[ий] Богонос[ец]).
Любовь Божия, непосредственно действующая в Кресте Иисусовом, без сомнения, долженствовала сообщить ему Божественную силу. И как быстро, как обильно, как неизмеримо далеко течет из него сия победоносная сила!
Аще зерно - так говорил Иисус Христос о Себе Самом, - аще зерно пшенично пад на земли, не умрет, то едино пребывает: аще же умрет, мног плод сотворит (Ин.12:24). О, как скоро сие зерно Божественного семени, умирающее на кресте, дает окрест себя отрасли новые жизни! Смотрите, как еще прежде кончины Иисуса на древе проклятия в устах разбойника процветает молитва: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! (Лк.23:42) И сей подлинно райский цвет в тот же день преносится в рай Божий. Смотрите, как вместе с потрясенною землею и расседшимися камнями сокрушается каменное дотоле сердце язычника и немедленно износит зрелый плод устен, исповедующихся Спасителю: Воистину Божий Сын бе Сей (Мф.27:54). Каким непреодолимым влечением оставившие Иисуса живого собираются окрест Его Креста и Гроба! Наипаче же явилась победа Креста в Иосифе Аримафейском. Доколе он знал Иисуса как Пророка и чудотворца, он не имел мужества открыть себя Его учеником - потаен страха ради Иудейска (Ин.19:38). Но когда узнал, что Иисус умер смертью осужденного, то Вознесенный от земли повлек его к Себе с такою силою, что он не внял ни чести, ни боязни человеческой и не поколебался обнаружить даже пред правительством свое участие в Распятом, дерзнув вниде к Пилату, и проси телесе Иисусова (Мк.15:43). Не тою ли же силою и давно согнившия в вертограде смерти зерна показали необычайный плод - и многа телеса усопших святых восташа (Мф.27:52).
Чем далее простираться будет сила Креста, тем более торжественны будут ее действия. Она сосредоточит в едином Иисусе Распятом всякую власть на небеси и на земли, даст ощутить силу благодатного владычества Его и сущим в темнице духовом, вознесет Его превыше всех небес, низведет Им оттоле Утешителя, Который не пришел бы, если бы Иисус не прошел путем Креста и не соделал его путем истинно царским. Тогда любы Божия беспрепятственно и преизобильно излиется в жаждущие сердца верующих Духом Святым (Рим.5:5) и, несмотря ни на какие препятствия, поведет крестными подвигами искупленный мир ко всеобщему торжеству освящения и прославления. Пусть враги Креста Христова устроят новый крест для Его Церкви - они готовят ей тем новую победу и новую славу. Пусть мудрецы века сего огласят слово крестное юродством - оно будет юродством только для погибающих. Пусть Иудеи - древние или новые - просят знамения, не примечая знамений, совершающихся пред их очами, и Еллины ищут собственной премудрости слова там, где должно деятельно веровать в Премудрость Божию, - истинная Церковь всегда будет проповедовать Христа распята; Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие, и Он всегда будет для званных Богом Христос, Божия сила и Божия премудрость (1Кор.1:18-24). Пусть, наконец, настанут и те лютые времена, когда человеки здраваго учения не послушают, но по своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом: и от истины слух отвратят, и к баснем уклонятся (2Тим.4:3,4), во след за лжеучением приведут богоотступление и самую любовь иссушат преумножением беззакония. По мере сих событий сила крестная, как при втором распятии Господа, проникнет с новым обилием все человечество и всю природу, сотрясет всю землю, разрушит в ней то, что было твердо, низринет то, что возвышалось, затмит то, что блистало, не столько в отмщение врагам Божиим, которые обыкновенно сами уготовляют себе гибель, сколько для того, чтобы ускорить и довершить привлечение всего к Вознесенному от земли. Равным образом и любовь, подобно предуготовленному елею мудрых дев, неприметно для юродивых соблюдется дотоле, как явится вожделенный Жених, и она седмеричным пламенем воспылает в день брака Агнчаго. И дотоле, как прейдут и небо и земля, и вера и надежда, и будет Бог всяческая во всех (1Кор.15:28), поелику во всех богоносных сердцах будет любовь, излиянная в них Духом Святым чрез язвы крестные.
Вот, Христиане, и начало, и средина, и конец Креста Христова - все одна любовь Божия! Как в чувственном сем мире, куда ни прострем взор - к Востоку или Западу, к Югу или Северу, - всюду зрение упадает в неизмеримость неба, так в духовной области таин по всем измерениям Креста Христова созерцание теряется в беспредельности любви Божией. Прекратим дерзновенное о сем немотствование. Слово крестное чем более изрекается, тем более онемевает язык плоти и око земного ума слепотствует от избытка небесного света крестного. Сам вечный Художник Креста, Отец Господа нашего Иисуса Христа, да даст вам по богатству славы Своея, силою утвердитися духом Его во внутреннем человеке, вселитися Христу верою в сердца ваша: в любви вкоренени и основами, да возможете разумети со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, разумети же в сем непостижимом многокрестии единую преспеющую разум любовь Христову, да исполнитеся во всяко исполнение Божие (Еф.3:14-19).
Впрочем, вспомним, что если мы не по имени токмо Христиане, но или есмы, или хотя желаем быть истинными последователями Иисуса Христа, то имеем и свой крест по его заповеди: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф.16:24). Поелику же наш крест должен быть подобием Креста Христова, то не отрадно ли теперь помыслить, что и наш крест должен состоять из единой любви? Так, Христиане, сей крест, от которого миролюбцы бегут, как от мучителя, и от которого самые крестоносцы нередко стонут, но большею частью потому, что благое и легкое бремя Христово по неведению, малодушию, неопытности увеличивают собственными тяжестями, - сей страшный крест весь из любви - что может быть утешительнее? - весь из любви состоять должен. Но да принесет ныне каждый из нас малый крест свой и приложит к великому Кресту Христову, дабы видеть, сообразен ли оный своему первообразному, ибо мы должны ведать, что всякий крест, неподобный Кресту Христову, не вознесет нас от земли, но падет и с нами и истрыется под нами в дрова огню гееннскому. Итак, воззрим еще раз на Крест Господень. Се любовь Отца Небесного распинает за нас единородного Сына Своего. Как сообразуется сему наша любовь? Совершаем ли мы дело Авраама (см.: Быт.22), возношение на жертвенник любви Божией всего нам любезного без колебания, без остатка собственности, паче упования? Се любовь Сына Божия сама предает себя на распятие не токмо Святейшей руке Отца Своего, но и рукам грешников. Научила ли любовь и нас неограниченной сей преданности судьбам Божиим, с которою бы мы, как Исаак, всегда были готовы быть жертвою для славы ли Божией, для очищения ли собственного, для блага ли ближних? Се любовь Божия, изливающаяся Духом Святым, наполняет горняя и дольняя, объемлет время и вечность, дабы и ожестевшее и омертвевшее враждою против Бога растворить в живоносную и блаженную любовь. Умеет ли и наша любовь побеждать злое благим, благословлять кленущих, молиться за Распинающих и не знать ни одного врага во всем мире, хотя бы он не давал нам ни одного друга? Не умножим сих вопрошаний. Здесь должна продолжать беседу совесть каждого, которая и возвестит нам ныне или некогда непременно или горе, ожидающее врагов Креста, или победу, мир и славу его любителей по суду закланного на Кресте Агнца Божия, Ему же от всякого создания благословение, и честь, и слава, и держава во веки веков (Апок.5:13). Аминь.
Слово в Великий пяток, 1817 г.[25]
Изыде же вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу. И глагола им: се, Человек! (Ин.19:5)
Изыде же вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу. И глагола им: се, Человек! (Ин.19:5)
Евангелие и Церковь провождают ныне нас, Христиане, по всему последнему поприщу Великого Страдальца Гефсиманского и Голгофского. Где станем мы, чтобы рассмотреть хотя некую часть тайн и чудес, которые целую вечность наполнят удивлением и славою? Если еще непроницаемы для нас глубокие тайны Гефсимании, куда допускаются не многие - токмо избранные таинники, уже знающие тайну Фавора, - Петр, Иаков и Иоанн, но и их бодрственный дух воспящается немощною плотью, и воздвигаемые к молитвенному созерцанию очи тяготеют невольным сном; если еще неприступны для нас высокие чудеса Голгофы, где также возлюбленный токмо ученик и Божественная Матерь с не многими подражательницами ее примера могут стоять непоколебимо на колеблющейся земле и причащаться в одно время любви и страдания, жизни и смерти страждущего и умирающего Жизнодавца и где Иисус, простертый между небом, землею и адом, приступен токмо для тех, которых не привлекает земля, не страшит ад и не отражает небо, - станем в средине между оными великими пределами - там, где страждущий Иисус является и указуется всем желающим видеть его. Изыде вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу, и глагола Пилат народу: Се, Человек! Воззрим для того, что сей человек должен быть явлен и в каждом из нас: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе (Флп.2:5). Воззрим на Него с верою да не будем принуждены воззреть на Него с отчаянием, ибо се грядет со облаки, и узрит Его всяко око и иже Его прободоша, и плач сотворят о Нем вся колена земная (Апок.1:7).
Но, прежде нежели последуем далее за оным знаменательным указанием на человека в Иисусе, остановим несколько внимание наше на том, кто и как находит и дает сие указание.
Лице Иисуса, высокое и святое не только по Божеству, но и по человечеству, закрыто было мрачнейшими клеветами, когда Он предстал Пилату. Клеветники хотели указать Пилату в Иисусе возмутителя общественного покоя, противника власти, похитителя имени Сына Божия - того, кого ни небо, ни земля не могли бы терпеть между человеками. Но и Пилат не в таком был расположении, которое благоприятствовало бы открытию чистой истины. По видимому он ищет ее, ибо вопрошает о ней: Что есть истина? (Ин.18:38) Но или нетерпеливость, или легкомыслие представляют ему вопрос о истине праздным в суде над Истиною и не позволяют дождаться на оный ответа. Скоро молчание вопрошаемого раздражит гордость судии: Мне ли не глаголеши? (Ин.19:10) А угроза доносителей: Аще сего пустиши, неси друг кесарев (Ин.19:12) - отнимет мужество у защитника невинности. Сам Иисус, провидя сие расположение и не желая расточать сокровищ истины, не удовлетворяет изысканиям Пилата, то пребывая пред ним в молчании, то произнося некие глаголы на том языке таин, которого внешние, и слыша, не слышат. Однако истинное и существенное во Иисусе с такою силою просиявало сквозь все многоразличные покровы, наипаче во время Его страданий, что и полуомраченное страстями око еще способно было собрать некоторые лучи света, и судия, не имеющий в его пользу ни одного свидетеля, не удовлетворяемый ответами его самого, преклоняемый своими страстями на сторону его врагов, при всем том ощущает присутствие истины и, объятый ее силою, спешит из дома к народу провозгласить невинность Иисуса. О несчастная коловратность! Пилат оставляет Иисуса, дабы открыть самообретшуюся истину другим, и теряет ее даже и для себя; заражается и сам духом злобы и ожесточения, возгосподствовавшим в народе, и возвращается мучить того, которого только теперь объявил ни в чем не виновным - тогда убо Пилат поят Иисуса и би Его (Ин.19:1). Но, конечно, умножавшиеся страдания более и более открывали в сем Страдальце чистое и святое; конечно, каждая рана, Ему налагаемая, была новым отверстием света, в нем скрывавшегося, ибо вскоре мучитель его паки делается его защитником и, дабы заградить уста клеветникам, вразумить обманутых клеветниками, переменить мнение почти целого народа, не ищет средств убеждения нигде, кроме самого лица Иисусова. Вновь провозглашает Его невинность, и, когда ожидают доказательства сея невинности, судия только указует на обвиняемого: Се, Человек! Се Тот, которого ваши лжесвидетели представляют недостойным жить между человеками! Вернейшее о нем свидетельство находится в нем самом. Смотрите и судите! Смотрите, в каком Он состоянии, как взирает Он на врагов своих, как приемлет свои страдания. Се Человек!
Помыслим здесь, Христиане, один ли Пилат, язычник и обладаемый страстями судия, мог видеть столько света в лице Иисусовом? Нет! Нет! Коликократно больший свет уже просвещенному оку Христианскому должен сиять из человечества Того, Иже есть сияние славы Бога Отца и образ Ипостаси Его (Евр.1:3). Итак, если кто из нас не познает сего света, не последует сему свету, не восприемлет в себя сего света, то, сколько бы мы ни уничижали виновных в страдании и смерти Распятого, будет ли нам отраднее в день судный, нежели Пилату и подобным ему?
Теперь оставим языческий суд и мятеж Иудейский и потщимся Христианским оком рассмотреть то, что указует язычник и чего не хотят видеть Иудеи.
Се человек! Пилат сказал в сих словах более, нежели сколько сам разумел. Не удивляйтесь. Если и Саул некогда был во пророцех (1Цар.19:24), и Каиафа, думая сообщить своим соумышленникам тайну нечестия, открыл тайну благочестия - яко уне есть, да един умрет за люди (Ин.18:14), и гибельнейшее дело Иудейского народа было служением святейшему делу спасения человеческого, то Владыка судеб также властен был соделать и то, чтобы судия и осудитель Иисуса был Его проповедником, хотя сам не все уразумел, что проповедал, и, что разумел, тому не последовал. Судьбы поставили страждущего Иисуса пред архиереями, старейшинами и народом, пред Иудеями и язычниками не для того, чтобы умножить преступления, хулы и грехи соблазна, но чтобы показать Иудеям их спасение и язычникам их чаяние, сколько их взоры то снести могли. Должно было кому-нибудь и проповедать о сем намерении судеб. Но не было тогда ни Иоанна, который бы указал Иисуса, крещаемого кровью, как некогда указал Его, крестившегося водою: Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29), ни Петра, который бы исповедал Христа Сына Бога живаго (Мф.16:16). Итак, слово Божие, не удержимое никакими преградами или недостатком орудий, как молния сквозь облако, проторглось сквозь омраченную душу и устами человека неправды проповедало человека святыни: Се, Человек!
Дабы почерпнуть из сего изречения, по видимому только земного, скрывающийся в нем свет чистого небесного познания, поучимся, слушатели, ведению человека от мужа, которого в сем наставил сам человек Христос Иисус (1Тим.2:5), показав ему свое Божественное человечество с небеси и собственным словом удостоверив его в истине сего откровения: Аз есмь Иисус (Деян.9:5). Апостол Павел в целом мире считает только два человека, из коих одного называет первым, а другого - вторым и последним. Он говорит: Первый человек от земли, перстен; вторый человек Господь с небесе (1Кор.15:47); бысть первый человек Адам в душу живу, последний Адам в дух животворящ (1Кор.15:45). Все прочие человеки принадлежат к сим двум, как ветви - к древу и корню или, по точному изречению самого второго человека - Иисуса Христа, как рождие - к виноградной лозе: Аз есмь лоза, вы же рождие (Ин.15:5).
Где ныне первый человек? Быв отторгнут от Бога преслушанием заповеди, он исторжен из святыя земли райския, повержен на сию землю, пораженную проклятием, где сие славное некогда древо тщетно до бесчисленности умножает листвие и ветви, непрестанно увядающие, и не может произвести никакого плода в жизнь вечную. Все те, которые по происхождению от первого Адама называются сынами человеческими (Пс.4:3), по истинному достоинству их деяний и самого естества в Слове Божием именуются семенем змия (Быт.3:15) древнего, прельстившего человеков, древом злым (Мф.7:17), при корени коего лежит секира (Мф.3:10) осуждения вечного, плотию, в которой не пребывает Дух Божий (Быт.6:3), и уподобляются скотом несмысленным (Пс.48:13). И где же человек? Веки и тысячелетия произвели ли его? Общества сложили ли его в один состав? Законы начертали ли образ его? Мудрецы вдунули ли ему душу живу? Если бы род Адамов мог ощутить себя единым общим ощущением, оно было бы ощущением беспомощного Иерусалимского расслабленного и весьма естественно изобразилось бы его же словами: Человека не имам (Ин.5:7).
Но се, пришел наконец столь долгое время ожиданный человек, долженствующий исцелить расслабленного или, лучше сказать, от смерти, которая по тому только могла называться жизнью, что была ощущаема, воздвигнуть к истинной жизни, превышающей чаяния и желания расслабленного. Явился второй человек - Господь с небесе, дабы первого человека, перстнаго, возвращаемого в землю, от нея же взят бысть (Быт.3:19), возвести на новый и живый путь (Деян.2:28) возвращения к Богу, вдунувшему в лице его дыхание жизни (Быт.2:7). Произросла Лоза истинная, долженствующая отпадшее рождие соединить с собою, увядшее прозеленить, дивие удобрить, да будет в ней, и сотворит плод мног (Ин.15:5). Бысть последний Адам, который един животворящим духом своим силен проникнуть и, проникнув, разрушить царство смерти, основанное на разрушении первого Адама, возглавить себе всяческая (Еф.1:10) и сочетать конец с началом.
Сей небесный и Божественный Человек, в высоком имени Единородного Сына Божия и в таинственном имени Богочеловека представляемый Евангелием нашему верованию и созерцанию, указуется также и в простом имени человека нашему подражанию: Се, Человек! И хотя таким образом во всяком состоянии, во всяком действии, во всяком мгновении святейшия жизни Иисусовы мы можем видеть чистейшие образы истинного совершенства человеческого - впрочем, судьбы особенно указуют Его в то мгновение, когда Он изшел из дома судии к народу, нося терновен венец и багряну ризу.
Мгновение великое и подлинно требующее особенного указания, дабы оно в сокращенном своем величии не укрылось от нашей непроницательности! Иисус в таком состоянии, в которое приведен волею других, в чуждей одежде, не видно никакого действия Его, не слышно никакого слова Его, Его как бы нет. Что же здесь нам указуется в Нем? То самое, что Иисус является без воли, без действия, без слова. Сие молчание, которое Он сохраняет между восклицаниями защитника и между воплями клеветников и хулителей, сей глубокий взор сквозь смятения человеческия погруженный в судьбы Божии, сии неподвижные члены, так сказать почивающие в страданиях, - все сие представляет нам образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакою всеобщею враждою непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрастного, чистого, Святого и, - чтобы соединить сии черты в одну их объемлющую, - человека, всесовершенно преданного Богу.
Сею самою чертою описуется образ красного добротою паче сынов человеческих (Пс.44:3) и во всех Его состояниях. Он сам описует ею и дела свои: Якоже заповеда Мне Отец, тако творю (Ин.14:31), и свои глаголы: Яже убо аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю (Ин.12:50), и свою волю: Не ищу воли Моея, но воли пославшаго Мя Отца (Ин.5:30). Сею неограниченною преданностью Богу Отцу Иисус подобен сам себе и тогда, когда кровавый пот скрывает большую часть образа Его: Отче, не Моя воля, но Твоя да будет (Лк.22:42). Она есть последняя живая черта в лице умирающего на Кресте Иисуса: Отче, в руце Твои предаю дух Мой (Лк.23:46). И наконец, сия же черта воссияет и на славном лице Иисуса воскресшего, ибо и тогда, как Ему дастся всякая власть на небеси и на земли (Мф.28:18), воспросят ли Его о временах и летах? Он не коснется их, как положенных во власти Отца (Деян.1:7); будет ли Он обещать Святого Духа? Он повелит ожидать Его, как обетования Отча (Деян.1:4).
Се едино из человеческих свойств Иисуса Христа, хотя, впрочем, оно есть и едино из Божественных Его свойств, указуемое ныне нам для подражания: Се, Человек! Сие да мудрствуется и в нас [Ин.19:5; Флп.2:5].
Христиане! Быв ныне призваны Церковью воззреть и мысленным и вместе чувственным оком на образ Иисуса Христа, в жизни и смерти преданного Богу Отцу своему любовью и послушанием, воспомянем, что, когда и сам Он в сем образе предстал Иудеям, ожесточенные чада гнева не пленились добротою красного паче сынов человеческих, но удаляли от себя образ Его и желали потребить Его. Да внемлем прилежно и нашему в безобразии первого Адама рожденному сердцу, каким гласом отзывается оно к образу второго Адама, в который мы должны преобразиться. Но говорит ли оно, что в сем образе есть слишком печальные и страшные черты, что оно желало бы носить токмо приятные и радостные, а распятие воли предоставить Распятому за нас плотию, что из детской преданности Богу должно исключить Богом утвержденные права разума и свободы? Ведайте, что сии или подобные сим чувствования и желания суть хотя тихие и отдаленные отголоски оного вопля Иерусалимского против Иисуса: Возми, возми, распни Его (Ин.19:15), между подражателями и врагами распятого Иисуса нет среднего состояния. Иже несть со Мною, - говорит Он, - на Мя есть (Мф. 12:30). Должно взять один из двух жребиев непременно: или жребий Распятого, или жребий распинателей. Сам Распятый нашего ради спасения благодатью своею да дарует всем нам верою разумети Его, и силу воскресения Его и сообщение страстей Его подражанием, сообразуяся смерти Его (Флп.3:10) во умерщвлении воли своей и самопредании в волю Божию, да тако и мы достигнем в воскресение мертвых [Флп.3:11]. Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1822 г. [26]
Рече же Мариам: се, Раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38)
Рече же Мариам: се, Раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38)
Не великие по видимому слова, но великое дело в них заключается.
И все мы нередко называем себя рабами, даже рабами человеков, правда не всегда с готовностью на самом деле быть тем, чем себя называем, но иногда и самым делом, даже без нужды и обязанности, раболепствуем человекам. Трудно ли по-видимому назвать себя рабом или рабынею Господа, Которому мы все, по необходимости рабы, желаем ли или не желаем быть и называться таковыми? Глаголом Его все сотворено вначале и доныне; когда ни посылает Он глагол Свой на землю, глагол сей не может возвратиться к Нему тощ. Посему не трудно, кажется, и то, чтобы на посланный от Него глагол ответствовать изъявлением согласия - да будет по глаголу Его, так как сие уже должно быть непременно.
Рассуждая таким образом, без внимания оставили бы многие, а, может быть, некоторые и оставляют без внимания слова Мариами, но дело, которое открывается вслед за ее словами, должно пробудить все внимание каждого мыслящего. Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: Да будет, слово творца производило в мир твари. Но в сей беспримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла свое кроткое и послушное буди, - едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, - слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: Зачнеши во чреве и родиши Сына (Лк.1:31); Сей будет велий (Лк.1:32); воцарится в дому Иаковли во веки (Лк.1:33). Но, что опять дивно и непостижимо, самое Слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии, како будет сие? (Лк.1:34) Потребно было Ее смиренное буди, чтобы воздействовало Божие величественное: Да будет. Что же за сокровенная сила заключается в сих простых словах: Се, Раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему - и производит столь необычайное действие? Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Мариам Богу - волею, мыслью, душой, всем существом, всякою способностью, всяким действием, всякою надеждой и ожиданием.
Христиане! О, если бы каждый из нас хотя помалу приобщился сей Богодейственной силы молитвами Преблагословенной Девы! Се раби Господни и раби Твои, Мати Господня! Буди нам по образу Твоему!
Да будет, братия, пример Пресвятыя Девы наставником нашим в истинной Богу преданности.
Преданность Богу есть такое расположение духа, по которому человек всего себя - все, что ему принадлежит, все, что с ним случиться может, - предоставляет воле и провидению Божию, так что сам остается только стражем своей души и тела как стяжания Божия. К сему расположению приготовляет человека внимательное наблюдение над собственными усилиями сделать себя совершенным и благополучным. Желает он сделаться мудрым, образует свои способности, напрягает силы ума, подкрепляет себя силами других, избранных умов, составляет себе образ ведения, что же? Между тем как он старается уяснять для себя в сем образе одну черту, другая в нем затмевается, пресекается, исчезает. По той мере, как расширяет круг своих познаний, за чертой знаемого еще обширнее открывается область недоведомого, истина, давно признанная за достоверную, приводится в сомнение вновь открытой истиной. Конец самодеятельных изысканий, по признанию беспристрастнейшего из древних мудрецов, есть открытие того, что человек сам собою ничего не знает. Желает он сделаться добрым, старается познать закон справедливости, возбуждает сердце свое к добродетельным чувствованиям, предприемлет добрые дела - что же и здесь? Опыт доказывает, что желание быть добрым нередко бывает слабее страсти, влекущей к пороку, и ею побеждается, что познанный закон предлагает добро, но не дает силы творить оное, что добродетельные чувствования из жестокого сердца, как огонь из кремня, высекаются с трудом, а легко угасают, в мягком же сердце, хотя и скоро возгораются, как огонь во льне, но так же тлятся слабо и недолго, что дела внешней своею стороной добрые с внутренней стороны своей часто бывают осквернены нечистыми побуждениями: своекорыстием, самоуслаждением, тщеславием, что природа человеческая, как принужден был признать в новейшие времена один из самых ревностных почитателей так называемого нравственного разума, из самого корня своего зло производит. По таковым опытам, что могут обещать и усилия сделать себя благополучным? Где недостает истинного блага, там истинное благо получить, конечно, невозможно. Правильное следствие сих опытов, тщательно и беспристрастно наблюдаемых, должно быть то, что человек потеряет надежду на самого себя и, если не хочет погибнуть, поелику вне действительного благополучия и вне надежды ничего нельзя найти, кроме погибели, как бы по необходимости вознесет желание и надежду свою к Богу и, еще не предвидя и не предчувствуя, каким образом она может совершиться, предаст себя Ему как расстроенную собственность, которой владетель располагать не умеет.
Начав предаваться Богу, человек встречает другие опыты, совсем противоположные тем, которые имел он, управляя сам собою. Прежде собственные усилия познать истину едва производили в нем слабый кратковременный свет, оставлявший по себе сугубую тьму, - теперь из самой тьмы, в которой он повергается пред Отцом светов, рождается для него внезапный свет, а если остается он иногда и во тьме, то и в ней познает непостижимую близость Того, Который есть Свет превыше света. Прежде усилия делать добро или совсем подавляемы были в нем злыми склонностями, или производили несовершенное действие - теперь, когда он положил сердце свое в силу Божию, в самой немощи его начинает совершаться сила Божия, разрушающая зло и созидающая благо. Прежде наилучше обдуманные предначертания его к устроению своего благополучия или не исполнялись, или в самом исполнении оказывались неудовлетворительными - теперь он не делает никаких собственных предначертаний, но со дня на день более усматривает великий чертеж Провидения, по которому, несмотря ни на какие препятствия, кроме одного препятствия, которое полагало прежде его упорство и неверие, постепенно устрояется его спасение. Прежде успехи надмевали его, неудачи повергали в уныние, прошедшее терзало раскаянием, настоящее озабочивало, будущее устрашало - теперь и благоприятные события приемлет он с чистой радостью, потому что видит в них милость и дар Божий, и неблагоприятные - с надеждой, потому что усматривает в них обличение своего недостоинства, наставление к смирению, очищение и приготовление к лучшему; раскаяние не есть уже огонь, пожирающий душу его, но тихий дождь, ее орошающий, потому что он погрузил грехи свои в кровь и воду, истекшую из ребра Спасителева. Нет для такого человека слишком тяжкой заботы, потому что он всю печаль свою возверг на Господа, нет страха, потому что он живет под кровом Всемогущего; прошедшее для него не потеряно, настоящее безопасно, будущее верно - в руках Вечного. Прежде в самых делах благоугождения Богу, он суетился, подобно изображенной в Евангелии Марфе, и производил много молвы, не приобретая тем совершенного благоволения Божия, - теперь, подобно Марии, безмолвен и недвижим пребывает он у ног своего Спасителя и, с минуты на минуту наполняясь жизнью слова Его, в глубине души своей обретает свидетельство, что он избрал благую часть, которая не будет отнята у него (Лк.10:42). Таким образом преданность Богу, зачатая от убеждения ума, перерождается в живое чувство сердца, вынужденная, так сказать, уступка того, чего не умели сберечь, превращается в свободное даяние того, что сим единственно способом надеются сохранить. Человек повергает себя невозвратно, как убогую лепту, в сокровищницу Божества, не мечтая увеличить ею сокровище Божие, но веруя и уповая, что там она не будет потеряна и, сколь ни малоценна, употреблена будет вместе с бесчисленными талантами на созидание живого храма живому Богу.
Говорят, что это значит сложить навсегда руки, сесть и ожидать своего спасения. Совсем нет! Если кто в самом деле такое составил себе понятие о преданности Богу и поступает по сему понятию, тот в заблуждении: он предается не Богу, но лености. Человек, не преданный Богу, не тем отличается, что он действует, но тем, что действует по собственной воле, полагаясь на собственный разум. Подобно и преданный Богу не тем отличается, что не действует, но тем, что не действует по собственной воле и разуму. Как не преданный Богу может быть в бездействии, так, напротив, и преданность Богу не исключает действования, - действования по воле Божией и по Духу Божию. Положить талант свой в землю, без сомнения, не то, что положить его в руку торжника. Ты отдал сокровище свое в искусные и верные руки, ты себя обеспечил, но сверх того можешь сему самому торжнику предоставить и свои руки, дабы он употребил их по своему искусству к совершению своих оборотов, и тогда получишь сугубое приобретение. Так желающий стяжать душу свою предает сие сокровище Искупителю душ и успокаивается в Нем верою, надеждою и любовию, но в то же время сему всеобщему Стяжателю все свои способности и силы представляет в деятельные орудия к совершению великого оборота, чрез который ценою земного, тленного, ничтожного должно быть приобретено Небесное, нетленное, Божественное.
Если после сего найдет еще кто нужным спросить, почему, собственно, для усовершения и облаженствования человека требуется преданность Богу - вот ответ: потому, что человек потерял совершенство и блаженство, похитив себя у Бога, Который не только по всеобщему праву Вседержителя обладал им, но и особенно усвоил его Себе, положив на нем Свою печать - Свой образ. Собственная воля твари отторгла третью часть неба и зажгла в ней ад, собственная воля заразила природу человеческую грехом и смертию и весь мир проклятием и дотоле не престанет произрождать все виды зла, доколе не будет всецело предана Богу, Который един силен вновь проникнуть ее благоволением, жизнию, святыней и блаженством Небесным.
Посему слово Божие часто напоминает нам о сей преданности, в отношении к внутреннему и внешнему, ко временному и вечному. Открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит (Пс.36:5), Приближи ко Господу дела твоя, и утвердятся помышления твоя (Притч.16:3), Смиритеся под крепкую руку Божию, да вы вознесет во время: всю печаль вашу возвергше нань, яко Той печется о вас (1Пет.5:6,7), Отче наш! Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли (Мф.6:9,10).
Все великое, что представляет нам слово Божие, совершилось великою преданностию Богу.
Кто не знает Авраама и его великой жертвы?! Как возмог он поднять смертоносную руку на сына, о котором получил потомственные обетования? Как не усомнился он? Как не сказал Богу: "Не Ты ли, Господи, обещал, что во Исааке наречется мне семя? (Быт.21:12) Где же будет сие семя, когда отрок Исаак сгорит на жертвеннике?" Патриарх не имел в сие время ни помышления, ни желания, ни действия собственного - все предал он Богу, паче упования во упование веруя (Рим.4:18), и таким образом и вожделенную жертву принес, и вожделенного сына не лишился, и благословение над собою усугубил. Воистину, сказано ему: Благословляя благословлю тя, и умножая умножу семя твое, - и благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:17,18). Таким образом, преданность есть лучшая Богу жертва и вернейший залог Его благословений.
Кто не слыхал о Иове, которого добродетель проповедовал Сам Бог пред собранием Небесных Сил? Но в чем состоит сила его добродетели, если не в преданности Богу, Которого непостижимым судьбам с благодарностию предал он себя, и детей, и богатство, и здравие и чрез то соделал ничтожными все усилия врага добродетели и блаженства человеческого? Господь даде, Господь отъят: буди имя Господне благословено (Иов.1:21). Такая преданность Богу есть безопасная ограда от всех искушений.
Посмотрите и на Моисея в ужасную минуту, когда пред ним - море, а за ним - войско Египетское. Народ вопиет к Богу, ропщет на вождя, но что вождь? Он не приготовляет народ к брани, не ищет пути к бегству, не воздвигает чудодейственного жезла, не произносит даже ни одного молитвенного слова к Богу. Что сие значит? Он предался Богу и вводит народ в сию преданность: Господь поборет по вас, вы же умолкните (Исх.14:14). Все умолкло, но молчание сие громко раздалось на небесах и подвигло чудодейственную силу Божию. И рече Господь к Моисею: что вопиеши ко Мне? Рцы сыном Израилевым, и да путешествуют; и да внидут сынове Израилевы посреде моря по суху (Исх.14:15,16). Здесь видно, что преданность Богу есть самая крепкая и действенная молитва.
Но - чтобы вкратце сказать все для Христианина, - чем начинается высочайшее дело Христово? - Преданностью Сына Божия воле Бога, Отца Своего. Се иду сотворити волю Твою, Боже, - глаголет Он, нисходя к воплощению (Пс.39:8-9). Чем оканчивается сие дело? Тою же преданностью: Не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26:39), Отче, в руце твои предаю дух Мой (Лк.23:46). Итак, преданность Богу есть и начало, и совершение Христианства и вечного спасения.
Заключим сие учение увещеванием, которым Церковь заключает большую часть молитвенных провозглашений, дабы непрестанно питать в нас дух преданности, которым дышит и живет истинное Христианство: Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию со всеми святыми помянувше, сами себе, друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим. Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1825 г.[27]
Она же видевши смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29)
Она же видевши смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29)
Она, сия Дева, в столь глубокое погруженная уединение, столь удаленная от всякого сообщества, что присутствие Ангела, который и сам есть дева, привело Ее в смятение - видевши смутися. Она теперь отверзает чертог Свой, допускает в него и девствующих, и живущих в супружестве, приемлет бесчисленные целования, то есть благоговейные приветствия. Не только от бесплотных или бесплотным в чистоте подобных, но и от человек, нечистые устне имущих, и не только не смущается, но еще успокаивает смущенных, не только не чуждается радости, но и наполняет ею приближающихся, не только не трепещет пред благодатию, но и с дерзновением подает ее требующим. Какая перемена! Никому недоступная тогда, когда Она была только раба Господня, всем доступная теперь, когда Она есть Мати Господа.
Воспользуемся удобностию доступа, приблизимся, приступим не только для того, чтобы видеть славу безвестной некогда Девы и насладиться сим видением, но и для того, чтобы по возможности узнать, каким образом из такой глубокой безвестности возросла столь высокая слава, и чтобы от плодов заключенного вертограда невесты (Песн.4:12) Святаго Духа взять нечто на семена для духовного вертограда собственных душ наших.
Приидите, девствующие, и от Девы Марии приимите утверждение вашего подвига, созерцая в Ней беспрекословно высокое достоинство - девство, поелику оно Бога в себе носит.
Приидите, живущие в супружестве, и от обрученныя, но несочетанныя приимите благословение ваших супружеств, поелику все человеческие супружества рождали бы только чад гнева и наследников ада, если бы Матерь Дева не родила Сына, Который перерождает их в сынов и наследников Божиих.
Приидите, любящие уединение, и от размышляющей Марии вразумитесь, что зерно уединения есть смиренное богомыслие, а без сего уединения часто есть пустое упрямство или жестокое человеконенавидение, гнездо лукавых помыслов и виталище духа безумия.
Приидите пристрастные к сообществу и возьмите себе на замечание, что не в суете мирских дел, не в развлечении многолюдства, не в шуме праздных бесед посещают душу Небесные Силы и слово Божие сеется в сердце.
Но как не можно в краткое время показать вам все плоды вертограда Мариина, то есть изобразить к наставлению вашему все Ее совершенства и добродетели, то придержимся на сей раз одной взятой нами, малой по видимому ветви Евангельского об оных повествования, на которой, однако, можем увидеть, как некий полнотою силы преклоненный долу гроздь, смиренную мудрость и мудрое смирение.
Она же видевши смутися о словеси его. Присутствие небесного посланника, который приносит с собой Деве Марии присутствие Господа, благодать, благословение, радость - радуйся, говорит, благодатная: Господь с Тобою: благословенна Ты в женах [Лк.1:28], - присутствие такого посетителя, вместо того чтобы произвести в Ней подлинно радость, приводит ее в смятение - видевши смутися. Отчего так? Оттого ли, что не узнала Она небесного вестника и приняла его вначале за незнакомого человека? Но если вид незнакомого, внезапно пришедшего, привел ее в смятение, то должны были тотчас успокоить Ее кроткие и благочестивые слова его - напротив того, Евангельское повествование самые сии слова полагает причиной смятения: ...смутися о словеси его. Или Ее потрясло явление вышнего духовного существа, неудобно переносимое немощным и бренным естеством человеческим, как то показывают примеры Даниила и Иоанна? Но Ее чистота, беспримерная между рожденными от Адама, соделывала ее беспримерно способной к небесным общениям, и предание сказует, что не первым уже для нее опытом таковых общений было явление Гавриила. Отчего же сия, хотя юная, но уже опытная Собеседница Божества смутися о словеси Ангела?
Помедлим ответом на сие и приведем еще на память предание, что Дева Мария также прежде благовещения Архангелова читала и уразумела пророчество Исаии: Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына, и наречеши имя Ему Еммануил (Ис.7:14). Сей пример определительно дает знать о Пресвятой Деве то, что и Евангельские о Ней сказания дают угадывать, то есть что дух Ее благовременно напитан был чтением Божественного Писания, и не только млеком, но и крепкою пищею Божественной мудрости. А когда так, то трудно ли было Ей уразуметь и то, что сих новых и величественных наименований - благодатная, благословенная в женах - язык Ангельский, никогда не льстивый, не мог дать никому, разве Матери Еммануила? Когда же сие так, то не было ли удобно Ангельскому приветствию привести Ее не только в радость, но и в восторг? И как же, напротив, оно привело ее в смятение: ...смутися о словеси его.
Теперь время разрешить сей вопрос. По всему видно, что он разрешиться должен не иначе как глубоким смирением превознесенной Девы. Мудрость и вера духовно показали Ей образ Матери Еммануиловой, то есть Христовой в пророчестве Исаии, а любовь и смирение тогда же вдохнули желание и телесно увидеть сию владычественную Матерь и быть Ее рабынею, но то же самое смирение не позволило Марии увидеть оный образ в Себе Самой даже тогда, как в словеси Архангела, так сказать, зеркало пред Нею поставлено было. Она слышала целование, которое должно было вознести Ее паче всех, но постоянное стремление души Ее как всегда, так и в сию минуту было смиряться и унижать Себя паче всех. Таким образом, как чистая вода колеблется и струится от дыхания тихого ветра, не теряя, впрочем, чистоты своей, но еще оживляясь движением, так чистая душа Марии восколебалась от слова небесного духа, не изменяя, впрочем, чистоте своих чувствований, но еще возбуждаясь к дальнейшему преспеянию в жизни по Богу.
Что душевное волнение Марии не имело в себе ничего бренного и Ее смущение - ничего нечистого, что то не была малодушная робость, ни маловерное сомнение о Божием хранении в нечаянностях, ни самолюбивое трепетание сердца от похвалы, ни борьба с увлекающею прелестию похвалы или старание скрыть прельщение, в сем удостоверяют последствия оного смущения. Малодушие и маловерие не размышляют, прельщаемые похвалой не умеют молчать, но или отвечают на ласку ласкательством или притворно скромными словами отражают от себя похвалу, чтобы сильнее привлечь ее. Ничего такового не видно в Марии. Ее смущение не лишает Ее присутствия духа и не выводит из свойственного Ей состояния, не исторгает у Нее ни одного необдуманного слова, не препятствует Ей безмолвно размышлять о слышанном - смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие.
При постигшей нечаянности, и нечаянности, приводящей в смущение, не увлечься сим смущением и не допустить себя поколебаться до основания духа, не предаться ни робости, ни торопливости, ни отважности, не превознестись, когда превозносят, закрываться от предстоящей славы покровом смирения и в то же время уметь самое смирение закрывать от других и от себя молчанием, дабы в смиренном слове не выдыхался дух смирения, против внезапного смущения иметь в готовности врачевство спокойного размышления, - к какому началу отнесете вы сии расположения и действия духа Мариина? Разве к непобедимой силе благоразумия и зрелой мудрости духовной.
Итак, мы видим, что в духовном вертограде Богоневесты одним из величественных прозябений была мудрость, а землей, в которой хранились корень мудрости и сила сего духовного прозябения, было смирение и что орудием к возделыванию земли смирения и к охранению ее от диких зелий была паки мудрость. Та, Которой надлежало соделаться Материю смирившей Себя Премудрости Божией, в совершенстве имела мудрость смиренную и смирение мудрое. Смирением охранялась Ее высокая мудрость от высокоумия и дерзости, мудростью обрабатывалось Ее смирение так, чтобы не было в нем ничего низкого и чтобы оно было беспритворно, чисто и просто.
Заключим же из сего примера и для самих себя, что, если желаем, чтобы вертоград душ наших процвел неувядающими цветами и принес плод жизни вечной, то должно подвизаться нам, чтобы иметь мудрость смиренную и смирение мудрое. Кто думает возрастать в мудрости без смирения, тот хочет, чтобы сад его рос без земли. Кто думает довольствоваться смирением без мудрости, тот хочет иметь землю необработанную, хотя, может быть, и тучную.
Что произвело столько разнообразных мнений о истине, которая есть одна, столько споров за мнения, столько заблуждений? Что произвело в философии секты, в Церкви ереси, в гражданских обществах возмутительных умствователей о преобразованиях, в Царстве Божием безбожников, между ангелами диавола? Что? Мнимая мудрость, мнимая, а не истинная, именно потому, что сей недоставало смирения. Мнимые мудрецы земные вместо земли насаждали вертоград свой в воздухе, а диавол насадил его в огне, то есть легкомыслие и гордость вздумали сделать грунтом мудрости. Но если мнимая мудрость без смирения приближает к диаволу, то, напротив, удаляясь от мудрости, куда приближается человечество, разве к бессловесной природе?
Если, Христианская душа, ты услышишь голос, приветствующий тебя каким-либо успехом в делах духа, и каким-либо совершенством, хотя бы то было даже благодатию, не спеши предаваться радости - желаю тебе лучше смущение Марии, то есть Ее смирение, чтобы дух лести не похитил тебя на высоту, под которой нет ничего, кроме бездны.
Если, и напротив, скажут тебе, что стремление к совершенству есть мечтательство, что любовь к мудрости есть дерзкое мудрование, что размышление о вере, поучение в законе Божием, чтение слова Божия или ненужно, или опасно, вслушайся внимательно, походит ли сие на глас Ангельский, на учение духовное, на проповедь небесную? Сличите с сим истинный и чистый глас пророческий: Блажен муж, его же воля в законе Господни, и в законе Его поучится день и нощь (Пс.1:2). Сличите с сим учение Божественного Учителя: Испытайте писания (Ин.5:39). Сличите с сим проповедь Апостола: Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости: учаще и вразумляюще себе самых (Кол.3:16). Сличите с сим пример Марии. Никто не запретил юной Деве Израилевой читать книгу Исаии Пророка и над нею размышлять о Еммануиле.
Нет! Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия в тайне сокровенная, юже предустави Бог прежде век в славу нашу (1Кор.2:7) и в которой наше преспеяние да будет во славу Бога Отца и Сына и Святаго Духа вовеки. Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы. Говорено в Чудовом монастыре, 1831 г.[28]
Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя. Алчущия исполни благ, и богатыя отпусти тщи. Лк.1:52
Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя. Алчущия исполни благ, и богатыя отпусти тщи. Лк.1:52
Сколько раз говорено и говорится в Церкви против любви к миру, против привязанности к его преимуществам и удовольствиям, против рабского последования его суетным обычаям! Но слова обличения не изгнали еще из христианского мира любви к миру; напротив того, шумом сует мирских едва ли не больше и больше со дня на день заглушается голос истины, больше и больше упиваются живущие на земле от вина любодеяния любодейцы великия (Откр.17:1-2) - преобладающей любви к миру!
Итак, кажется не лишнее то будет, если еще нечто скажем против любви к миру. Не истрезвится ли хотя кто-нибудь от опасного пьянства? Или же когда день пьянства пройдет однажды навсегда, то есть когда кончится жизнь временная по образу мира и плоти, страждущие огненною жаждою без отрады и без конца пусть не жалуются, зачем их не истрезвили благовременно.
В рассуждение же о нелюблении мира введу вас, братия, таким путем, каким вводят меня в оное священные воспоминания настоящего дня.
Ангел является Деве избранной от Бога для введения в беспримерно высокий сан Богоматери, следственно беспримерно достойной из всего рода человеческого. Радуйся, Благодатная, - говорит он, но Благодатная вместо радости ощущает страх. Ангел старается удалить страх ее: Не бойся, Мариам. Но Мариам все еще не смеет радоваться. Действие Благовещения началось в Ней смущением и страхом, а кончилось смирением и послушанием: радости совсем не видно. Поскольку же надобно было, чтобы никакой глагол небесный не возвратился тощ к пославшему Его, то, наконец, пророческая радость праведной Елисаветы проникает в душу Пресвятой Девы и из глубины ее смирения возводит всеянную словом Ангела высокую божественную радость. Возрадовася дух мой о Бозе Спасе Моем, - восклицает она, - яко призре на смирение рабы Своея, - к благочестивой радости о Боге и к благодарной радости о себе присоединяя человеколюбивую радость о боящихся Бога, о Израиле. Между побуждениями своей радости поставляет [Она] и то, что Бог низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя, алчущия исполни благ и богатящияся отпусти тщи.
В сих словах есть что-то непонятное. Понятно, почему Пресвятая Дева радуется о том, что Бог возносит смиренных: так должно быть по Ее собственному смирению. Понятно, почему радуется Она о том, что Бог исполняет благами алчущих: так должно быть по Ее человеколюбию. Но почему радуется Она и о том, что Бог низвергает сильных с высоты их могущества и славы, что почитавшихся богатыми отпускает ни с чем? Как согласить сию суровую радость с кротостью Девы и с человеколюбием Благодатной? Непонятно.
Дабы разрешить сие недоумение, надлежит вникнуть, что значит изречение Мариино: Низложи сильныя со престол. Не то же ли может быть, что изречение Христово: Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин.12:31). В этом случае понятна радость Матери Спасителя нашего. Радуется она о том, что духи лжи и злобы, прельстившие первых человеков, поработившие род человеческий, господствующие над алтарями идольскими и оттуда простирающие свое владычество на престолы и царства языческие, светом истины Христовой должны быть обличены, силою духа Христова - побеждены, да обратятся человеки от тьмы во свет и от области сатанины к Богу (Деян.26:18). Впрочем, трудно утверждать решительно, что такое значение слов Марииных есть ближайшее и единственное, хотя и можно допустить оное как сокровенный разум оных. Нечто другое, более близкое открывается при сличении Ее изречений, одного с другим. Сильные низложенные суть кто-то такие, вместо коих вознесены смиренные; богатые оставленные тощими суть кто-то такие, вместо коих взяты и напитаны алчущие. Но как смиренные и алчущие без сомнения суть человеки, то между человеками же должно искать сильных, коих Бог низлагает, и богатых, коих Он отсылает тощими. Итак, не тем ли сильным угрожает низложением Смиренная Дева, коим еще ранее Сам Бог угрожал через Пророка: Горе крепким во Израили; Не престанет бо ярость моя на противныя; - и почему? - потому что князи твои, Иерусалим, не покоряются, общницы татем, любяще дары гоняще воздаяние, сирым не судящии и суду вдовиц не внимающии? (Ис.1:23). Не таким ли богатящимся возвещает лишение бедная Дева, против коих и прежде вопиял Пророк: Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отымут что? (Ис.5:8). Да, теперь понятен, очевидно, праведный Суд Божий на сильных и богатых притеснителей и беззаконников, но в этом случае опять не совсем понятна радость Пресвятой Девы о их падении. Пророк строгих времен закона с жалостью произносит на них горе, а благодатная Предначинательница дней благодати радуется при виде их бедствий, впрочем, такою радостью, которую нельзя осмелиться осудить, потому что радость сия есть Боговдохновенная. Тайна сей не довольно, по-видимому, человеколюбивой радости о падении нечестивых заключается в чистой любви к Богу и к человекам и в соразмерном чистоте сей любви нелюблении мира прелюбодейного и грешного. Мир с его мудрованием, ложным и безумным, с его страстями, похотями, пороками, злодеяниями пред очами души Чистой представляет такое отвратительное, такое ужасное зрелище, от которого страждет Она иногда почти как от ада, как именно сказано о душе Лота, что видением и слухом праведный, живый в содомлянах, день от дне душу праведну беззаконными делы мучаше (2Пет.2:8), страждет Она внутренно, за истину отвергаемую, за добродетель изгоняемую, за славу Божию оскорбляемую, за души человеков взаимно растлеваемые и в погибель влекомые. Посему, напротив, зрелище предстоящего суда Божия над миром не столько ужасает чистую Деву, сколько разрешает от долговременного Ее ужаса и даже возбуждает в Ней святую радость о том, что правда и спасение Божие для праведных наконец является и что самые грешники, быв остановлены на пути греха, по крайней мере перестанут увеличивать свое будущее осуждение. Не одна Матерь Господа подает нам пример такой радости о Господе, Судии мира. Он Сам поучает всех нас такой же радости. Начинающим сим бывати, то есть, когда явятся знамения приближающегося пришествия и суда Христова, восклонитеся, повелевает Он, и воздвигните главы ваша (Лк.21:28), то есть взирайте на сие не с робостью и печалью, но со вниманием, надеждою и радостью.
Христиане и по сему званию сущие не от мира, если не напрасно называемся христианами. Испытаем око сердца нашего, так ли взирает оно на мир, как взирали на него святые, как взирать на него повелел Господь наш. Болит ли душевное око твое от нечистого дыма, смежается ли, отвращается ли от крутящегося вихря мирских сует? Болезнует ли сердце твое от видения и слуха дел беззаконных, не по гневу за неправду против тебя самого, которую должно переносить с терпением, не по зависти к утехам неправды, в которых не должно ревновать лукавнующим, но по ревности за правду, закон и славу Божию, оскорбляемые неправдами и беззакониями человеческими, по состраданию к бедствиям ближних страждущих от неправды других и от собственных дел беззаконных. Способно ли сердце твое радоваться, когда преходит образ мира сего и суд его приближается? Или напротив, тусклый блеск суеты привлекает легкомысленные взоры твои, крутящийся вихрь сует без упорства с твоей стороны увлекает и уносит тебя с собою? Не желая быть в сонме нечестивых, ни остаться навсегда в числе грешных, не идешь ли ты, однако, иногда путем нечестивых, не останавливаешься ли на пути грешных, потому что путь сей слишком открыт и кажется довольно общим? Страшась одной мысли сделаться чем-нибудь похожим на губителей или хульников святыни, поругателей добродетели, не садишься ли ты, не осмотрясь, на их седалище для нецеломудренного зрелища, для неблагочестивого чтения, для игры, тебе может быть только забавной, а другому, которому твой пример представит ее извинительною, точно губительной. Где-то в чужой земле какой-нибудь блудный сын, расточающий имение отца, какая-нибудь юродивая дева, не умеющая привлечь жениха украшением души, стараются дать себя заметить и поставить в образец другим часто изменяемыми новостями в одежде и убранстве, обыкновенно бесполезными, часто неприличными; не слишком ли много между вами таких, для которых сие иностранное легкомыслие сделалось не только приятным, но и важным занятием и непреложным законом, которые наблюдают сей закон тщательнее, нежели царский и Божий, которые охотнее платят дань прихотям иноплеменным, нежели нуждам Отечества.
"Чего же он хочет? - скажут о мне миролюбцы, если они слышат или услышат мои слова. - Разве нам бежать из мира или разве сделаться странными и юродствующими в мире?" Не спешите подозревать, что потребуют от вас нелепого или неправильного, когда не можете отвергать, что есть причины обличать вас в неправильном и нелепом. Христос и Евангелие не гонят вас из мира. Не молю, - глаголет Господь к Отцу Своему в молитве за христиан, - не молю, да возмеши их от мира, но да соблюдеши их от неприязни (Ин.17:15). Что касается до опасения сделаться странными и юродствующими в мире, признаюсь, что сие опасение не слишком ужасает меня, не побуждаю никого к сему юродству, но не могу не напомнить, что были люди, которые не боялись и не стыдились сего юродства, даже хвалились оным, и сии люди были святые Апостолы. Мы буи Христа ради (1Кор.6:10) - объявляют они устами Павла. Не требую так много, но с другим Апостолом приглашаю вас к тому, меньше чего нельзя требовать: Не любите мира, ни яже в мире (1Ин.2:15), бегите не из мира, но от сущия в нем похоти плотския, похоти очей и гордости житейския, не покушайтесь усилиться хитростью и неправдою, возвыситься делами низкими: сего ради сильные низложатся со престол; не умножайте богатства притеснением бедных, не делайте оного пищей ненасытной роскоши и бесконечных прихотей сего рода: богатящиися отпусти тщи. Не предпочитайте игры и забавы делу честному и полезному. Не убегайте от церкви на бесполезные и бесстыдные зрелища, дней радости Господней или святой печали по Бозе не похищайте на увеселения, которые чужды Божества и разум изобрел для язычников. Остерегайтесь, чтобы не повредить воображения, чтобы не дать ложного направления уму посредством писаний, коих новое, свободным провозглашаемое мудрование в том только состоит, что не признает над собой владычества вечной истины, и проповедует необузданное буйство страстей; если же вы не хотите и сих и подобных сим умеренных правил, то подумайте сами, чего вы хотите и что по желанию вашему иметь можете. Евангелие сказано и не переменит своих слов: не любите мира, ни яже в мире; аще кто любит мир, несть любве отчи в нем. И: мир преходит и похоть его, а творяй волю Божию пребывает во веки (1Ин.2:15,17). Итак, выбирайте одно из двух, ибо двух вместе иметь не можете: или не любить мира, или не иметь в себе любви Отца Небесного; или вслед за преходящим миром и похотью его прейти в вечную погибель, или с творящими волю Божию пребывать во веки в блаженстве и славе. Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1835 г.[29]
И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, веровася в мире, вознесеся во славе (1Тим.3:16)
И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, веровася в мире, вознесеся во славе (1Тим.3:16)
Благоговейно воспоминаем и торжествуем мы ныне тот единственный во временах день, то великое мгновение, когда велия благочестия тайна: Бог во плоти - не в слове только, но в силе Вышнего принесена Архангелом Гавриилом на землю, скрыта в чистом сердце и в приснодевственной утробе Преблагословенной Марии, запечатлена смиренным Ее молчанием. После сия тайна, сокровенная от век и от родов (Кол.1:26), превратилась во всемирную славу, но тем не менее и теперь еще остается тайною. Велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти.
Дивились, без сомнения, сей тайне и на небесах, когда она там открылась, когда Иисус Христос, воскресший и возносящийся, дабы сести одесную Бога Отца, показася Ангелом в невиданной ими славе Богочеловека. Небесное удивление, как и все небесное, прекрасно. Дивились Ангелы тайне и славе Богочеловека, но не смущались. Вопрошали: Кто есть сей Царь славы? Но не любопытствовали, не сомневались, желали знать, чтобы благоговеть, и прежде нежели провозглашено им разрешение вопроса их: Кто есть сей Царь славы? - они уже принимали Его, как Царя славы, потому что уже взывали: Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы (Пс.23:7,8). Чем более непостижимою видят они тайну, тем более находят ее достойною непостижимого Бога, тем более благоговеют, тем более славят Бога, тем более просвещаются Его славою и блаженствуют. Там ведение и слава не противоречат и не завидуют тайне, и тайна до бесконечности умножает славу и свет.
Но земля так ли приемлет дивную тайну Бога во плоти - земля, для которой собственно сия тайна и изобретена, и употреблена, и сокрыта, и открыта, и низведена, и вознесена, и предана позору, и прославлена? Воистину благословенна в женах единственная Пресвятая Дева, которая представила Себя достойным хранилищем пришедшей с небес тайне, чтобы она не обратилась вспять, как наполненный сокровищами корабль от берега, не имеющего пристани; которая, быв возводима в превыспренний сан Богоматери, не попустила своему помыслу, ниже на один волос, подняться из глубины смирения; которая умела обнять бесконечное Слово Божие столь малым словом человеческим: Се раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38). После Ее благословим и тех, которыми тайна Бога во плоти веровася в мире, которые оную с верою приняли, верно сохранили, проповедали всем народам, чрез которых она, в неизменной чистоте, в неуменьшенной силе и до нас достигла. Но это те, которые хотя и в мире суть (Ин.17:11), однако не суть от мира (Ин.17:14). А мир? Он не хотел было принять спасительной для него тайны Божией; по слуху о ней, он восстал было в тревоге, чтобы подавить ее, чтобы затмить ее лжами, запутать вымыслами, покрыть презрением и клеветами, чтобы преградить ей путь мечом, залить ее кровию ее свидетелей, погребсти в их могилах, сжечь в огне, потопить в воде, истребить всеми возможными способами истребления. Не удалось! Вопреки усилиям мира, тайна Бога во плоти превратилась, как я уже сказал, во всемирную славу. Но и теперь сколько еще людей, которые или не познали сей тайны, или, познав, не приняли! И что еще прискорбнее, даже между теми, которые получили оную по наследству от отцов и праотцев, или остаются, или вновь являются такие, которые не знают, что делать с сею непонятною тайною, спрашивают, то с любопытством - почему для спасения человеческого рода употреблено столь необычайное средство - воплощение Божества, то с сомнением - неужели без сего не возможно спасение человека. А где любопытство, там еще нет чистого ведения; где сомнение, там еще нет полной веры.
Тайна гонит от себя прочь любопытство по тому самому, что есть тайна. Она призывает к себе веру, впрочем, не возбраняет ей мимоходом пользоваться пособием скромного размышления для снятия с ее пути претыканий, которые бросает на него сомнение.
Если посему осмелиться размышлять о потребности воплощения Сына Божия нас ради человек, и нашего ради спасения, то верующий может положить в основание своего размышления следующие изречения Самого Иисуса Христа.
Первое изречение: Никтоже знает Сына, токмо Отец: ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти (Мф.11:27). Что без познания Бога нельзя быть спасену и блаженну, в том не усомнится никто здравомыслящий. Но если сокровище Богопознания лежит сокрыто во внутренности самого Божества, недоступно по недосязаемой высоте Его, если взять из оного себе на потребу спасения может токмо тот, емуже аще волит Сын Божий открыти, а между тем и Самого Сына Божия, Который волит открыти человеку Богопознание, никтоже знает, токмо Отец, то как же может совершиться спасительное открытие Богопознания? Надобно, чтобы Сын Божий, из недоведомости Божества, которая превыше всех образов познания, так сказать, выступил в некие познавательные образы, как Он и нарицается образом Бога невидимого (Кол.1:15). Но в какие образы? Конечно, ближе к Божеству, в духовные. Положим, так. Чрез сие начинает быть понятным, как совершается откровение Богопознания небесное в духовном, Ангельском мире. Но земля не то, что небо, и человек не то, что Ангел. Особенно в настоящем состоянии земли и человека небо и Ангел закрыты для земли и человека, следственно, и откровение Богопознания, свойственное небу и Ангелам, не было бы еще откровением для земли и человека. И так надобно, чтобы Сын Божий, когда Он волит открыти спасительное Богопознание нынешнему человеку, снизшел еще, и вступил в образы познания, ближайшие к человеку, чтобы Слово Божие, не преставая быть Словом Божиим, вступило в образы человеческого слова, чтобы образ Бога невидимого [Кол.1:15], не преставая быть тем, что Он есть, вступил в образы видимые для ока земнородного ума, чтобы Он явился или в образах преходящих - и вот откровения и видения Святых, или в образе пребывающем - и вот воплощение Сына Божия.
Второе изречение: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин.14:6). Что значит прийти к Богу? К Богу, Который во свете живет неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим.6:16) в существе Его, - конечно, не может человек прийти ни ногами по земле, ниже крилами по воздуху. Что же значит прийти к Богу? Приходят к тому, от кого бывают удалены, но как можно и удалену быть от Бога вездесущего? Дух есть Бог (Ин.4:24): духовно должно быть и шествие к Нему. Духовное удаление и приближение происходит преимущественно в воле. Волею греховною, злою, человек удаляется от Бога, как и сказано в Писании: Греси ваши разлучают между вами и между Богом (Ис.59:2). Волею покаянною и благою человек приходит к Богу. И сего-то не может быть без воплощения Сына Божия, как Он Сам сказует: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною. Если ты спросишь: для чего ж бы человеку не прийти к Богу одною собственною волею, которая свободна? Ответствую: в добрый час! Сделай опыт. Но если будешь внимателен, то, без сомнения, найдешь и признаешь то, в чем признавались лучшие нас с тобою: Еже хотети прилежит ми, и еже содеяти доброе, не обретаю; не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим.7:18,19). Как ни странно пред глазами разума сие противоречащее само себе явление в человеческой природе, но оно давно замечено даже и теми, которых сему наблюдению не научило Христианство, и если вникнуть глубже в причину оного, то можно удостовериться, что так и должно быть при известных обстоятельствах. Источник добра и силы есть един Бог. Если человек стоит в добре и чрез то в общении с Богом, то он непрестанно почерпает из Бога силу делать добро, и потому как свободен желать добра, так и силен делать оное. Но если он допустил себя до греха и чрез то вошел в разлучение с Богом, то, по мере удаления от Бога, уменьшается для него удобность почерпать от Бога силу, и потому, когда воля его, по природной свободе своей, делает обратное движение к добру и к Богу, сила делать добро не отвечает хотению делать оное, и человек не может прийти к Богу сам собою, без особенного, чрезвычайного низведения к нему силы Божией - без такого посредства, которым бы расстояние между Богом и человеком было наполнено, разделение уничтожено, общение, ничем не пресекаемое, восстановлено, - без посредства, которое бы с совершенным единством касалось обеих разделенных сторон - Бога и человека. И такое посредство есть Богочеловек.
Третие изречение: Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Бог не может делать ничего излишнего и ненадобного, ибо сие было бы не сообразно с Его премудростию. Итак, если Бог дал Единородного Сына Своего миру, то, видно, сие было нужно. Для чего? Для того, как сказует Сам Сын Божий, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный. Неужели иначе погиб бы мир, и не имел бы живота вечного? Видно, так. Почему? Чтобы сделать сие, по возможности, понятным, взойдем мыслию к началу тварей. В книге Премудрости написано: Бог смерти не сотвори (Прем.1:13). Сию строчку из книги Премудрости Божественной без затруднения может переписать в свою книгу всякая премудрость человеческая, если она не совсем лишена понятия о Боге Творце всесовершенном. Бог есть чисто жизненное начало. Тварь, как тварь, подвержена переменам, но ее перемены, в творении и под управлением всесовершенного Творца, могут быть устроены в порядке, к совершенству, без страдания, без разрушения грубого, нечистого, мертвого, даже в случае разрешения оных на составные начала, которое может происходить легко и приятно, как, например (поколику можно найти примеры в нынешнем несовершенном устроении тварей), разрешение чистого елея в свет, или разрешение ладана в благовонное курение. Откуда же беспорядок, безобразие, нечистота, страдание, разрушение, тление, словом: смерть? Мне кажется, что и естественное рассуждение не найдет на сие сказать ничего другого, как то, что говорит откровенное Богом учение: Грех в мир вниде и грехом смерть (Рим.5:12). Грех, как отлучение от Бога, есть вместе отчуждение от жизни Божия (Еф.4:18), и следственно, раньше или позже, смерть для существа телесного, разрушимого, - временная, а для духовного, неразрушимого, - вечная, потому что, кроме Бога, нет и никогда не будет другого источника жизни. Таким образом грех и смерть ручаются в мире друг за друга, что они тут. Видишь ли владычествующий в мире грех, ты можешь сказать: мир находится на пути смерти. Видишь ли в нем смерть, ты также можешь сказать: мир, видно, согрешил и идет к погибели. Кто не так слеп, чтобы не видеть в мире владычества ни того ни другого, ни греха, ни смерти, тот может понять, сколь нужно миру избавление от погибели, дарование вновь вечной жизни. И для сей-то потребности Бог Сына Своего Единородного дал есть [Ин.3:16]. Смерть и погибель приходят на человека и как естественное следствие удаления от Бога, и вместе, как действие правосудия Божия над грехом. Посему для спасения человека нужно, во-первых, удовлетворить правосудию Божию (потому что никакое свойство Божества не может лишено быть свойственного ему действия и потому что объявление безусловного прощения или ненаказанности стоящего уже на пути греха человека всего легче повело бы далее по сему пути, и следственно, не ко спасению, а к погибели); во-вторых, вновь ввести в человечество жизнь Божию, которая бы воцарившуюся в нем смерть победила и уничтожила. Требования трудные и естественно невозможные! Удовлетворить правосудию Божию значит предать грешника вечной смерти, за сим совершенно исчезает для него возможность вечной жизни. Как и приближить жизнь всесвятого Бога к человеку грешнику. Столь резкая противоположность сближаемых крайностей более угрожает истреблением недостойной твари, как сена от огня, нежели обнадеживает спасением. Что же творит Бог чудес? Он вводит Свою Ипостасную жизнь, Своего Единородного Сына, в малую, избранную долю человеческого естества, долгим, сокровенным действием судеб Его приготовленную, от заразительной примеси греха предохраненную, соединяет Божество и человечество в единую Ипостась Богочеловека, низводит облеченное человечеством Божество в состояния человеческие, кроме греха, даже в немощи, в страдания, в смерть. И что же? Правосудие Божие всесовершенно удовлетворено, потому что в лице Богочеловека человечество понесло присужденную себе смерть, и понесло вполне, так как и мгновение смерти Богочеловека, по соприсутствию вечного Божества, равняется вечности, на удовлетворении правосудию основано право Искупителя простить кающегося грешника без пагубной надежды ненаказанности для некающегося, и в то же время жизнь Божия, нисшедшая в глубину человеческой смерти, но смертию по своему естеству не одержимая, из глубины смерти сияет во все умершее грехом человечество и вносит вечную жизнь во все души, которые ей открывают себя верою, а не отражают ее от себя неверием и ожесточением. Тако возлюби Бог мир.
Сии размышления дают место вопросам, как же человек жил, делал добро, познавал Бога еще прежде, нежели совершилось воплощение Божества? Как живут, делают добро, познают Бога и теперь человеки, не пользующиеся плодами воплощения Божества? Вопросы, достойные внимания. Тем, которые не довольно проникли во внутренность тайны Бога во плоти, чтоб изнутри видеть ее живоносный свет, испытывать ее спасительную силу, разрешение предложенных теперь вопросов может, по крайней мере, отвне показать величие сей тайны, которая одна зиждет из человеческого рода стройное здание с удивительным единством в разнообразии, простирающееся по всем размерам пространства и времени, и высотою своею теряющееся в небесах, и вне которой человечество представляет беспорядочные развалины, редко где и когда несколько возвышающиеся, вообще же раздробленные, рассыпанные, едва поднимающиеся над землею.
Как жил человек до Христа? Жил в первоначальной чистоте своего сотворения, посредством общения с Богом Словом, в Котором живот бе, и живот бе свет человеком, в начале так же, как и всегда после (Ин.1:1-4). А с того времени, как грех разлучил человека от Бога, до Христа, если человек, уже мертвый прегрешеньми (Еф.2:5) внутренно, жил еще внешне, и если являлись еще в нем и некоторые проблески жизни высшей, то жил он, во-первых, останками жизни, преподанной ему от Бога в начале, подобно как живет черенок, отрезанный от живого дерева, до истощения в нем живого сока или до привития его вновь к живому дереву, во-вторых, жил предварительными начатками жизни Христовой, которых можно искать далее колыбели Вифлеемской и ранее благовещения Назаретского, можно сказать, окончательного, а не начинательного, ибо в то самое время, как жизнь первоначальная повреждена грехом, нужно было ввести в человечество врачевство Христово, и оно введено словом первого благовещения о воплощении Бога Слова: Семя жены сотрет главу змия (Быт.3:15)[30], и с того времени начало и непрерывно продолжало действовать благодатно, как можно примечать в Патриархах и Пророках. Что касается до естественной жизни человечества, поврежденной грехом, можно ли не примечать и в прежних временах, и ныне, как она идет не к совершенству, но к разрушению и смерти, как она с течением веков сократилась в летосчислении личного жития, как она растрескалась и расселась на несвязные глыбы, которые называют племенами и народами, как она во многих чуждых Христа народах ниспала до самых низких степеней жизни скотской и зверской.
Как человек познавал и познает Бога, делал и делает добро до Христианства и без Христианства? Мой ответ один: если познавал Бога, то познавал останками первоначального света в разуме, при помощи благочестивого предания, если делал что-нибудь в некотором смысле доброе, то останками первоначальной доброты в воле. Падением человека во грех образ в нем Божий сокрушен, но не совсем истреблен и уничтожен; вечное Солнце зашло в душе его, но некоторые лучи зари от Него еще касаются высот ее. И при сем уменьшившемся свете, невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим.1:20). Языцы, закона не имуще, естеством законная творят, - являют дело законное, написано в сердцах своих (Рим.2:14,15). Но скажут, может быть, если естественно есть в роде и человеческом хотя некоторое познание Бога и хотя некоторое делание добра, то не мог ли бы он естественными же средствами, при продолжаемых усилиях и взаимном содействии, быть возвышен, усовершен и спасен? Ответ на сие не очень труден, ибо опыты готовы, надобно только указать на них. Род человеческий до Христианства в продолжение нескольких тысяч лет имел довольно простора испытывать естественные свои усилия. Что же он выработал? После древнейших преданий о едином Боге, о непорочности райской, или, как говорилось у язычников, о золотом веке, - многобожие, идолопоклонство, пороки и злодеяния, которых одни названия ужасают противоестественностию, как, например, не только человекоубийство, но и детоубийство, и отцеубийство, и человекоядение. Мир языческий, жалкий в невежестве, когда переходит в образованность, становится отвратительным по разврату, который обыкновенно идет рядом с нею и обращает ее в свое орудие. Что сделала языческая философия? Привела ли она хотя один языческий город или деревню в познание единого Бога? Не она ли, напротив, изобрела сомнения о бытии Бога и добродетели? Во времена Христианства легко было разуму зажечь многие фокусы естественного знания при солнце откровения Божественного, но и в сии времена естественный разум, вознамерясь действовать без Христа, не лишил ли себя самых останков духовного света, не посрамил ли себя неистовством, которого и в язычестве не видано, именно, государственным законом провозгласил было безбожие? Пусть назовут сие случайным припадком, частным беспорядком, злоупотреблением разума в немногих людях, обладаемых страстями, только наружно представившимися в обширном виде, не спорю, если хотите, но если это злоупотребление, беспорядок, болезнь, то где же благоупотребление, порядок, здравие разума естественного, без высшего управления откровением, без врача Христа? Пусть покажут, если могут, в более обширном, или хотя не в меньшем виде, общественное действование такого разума к совершенству и блаженству рода человеческого! И кто может поручиться, что его злоупотребление, беспорядок, болезнь не возвратятся многократно в новых, по обстоятельствам, видах, с новою жестокостию, если вы оставите его без высшего попечительства и предоставите ему независимое владычество, если, прежде несбыточной от него заслуги, провозгласите его спасителем рода человеческого? Поистине, довольно печальных опытов для удостоверения, что самоспасение человечества, естественными средствами и усилиями разума, есть не более как мечтание и болезненный бред духовно недугующего человечества. Лучший и действительно спасительный подвиг разума человеческого к совершенству и блаженству человечества может состоять только в том, чтобы беспристрастно изведать и измерить свои силы, средства, недостатки для сей великой цели; понять возможность, признать потребность откровения свыше; приближаться к велией благочестия тайне, положить к ее стопам свое оружие и свой венец и предать себя в благородный плен, в свободное послушание вере в Бога явльшегося во плоти.
Христиане, чада Веры, наследники Откровения, хранители тайны Божией! Благословим Бога таин и откровений. Прославим Богочеловека, Начальника и Совершителя веры. Сохраним тайну Божию, толико снисходительно нам вверенную. Помыслим также при сем, что неприлично было бы хранить тайну благочестия в душе и жизни нечистой. Должно хранить святое и Божественное сокровище в ковчеге от злата чиста - таинство веры в чистой совести (1Тим.3:9). Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1843 г.[31]
Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38).
Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38).
Вот слова земные, но которые, подобно небесным, чище искушенного сребра, вожделеннее злата, ценнее драгоценных камней. Вот сокровище, которого пять тысяч лет небеса искали на земле и которое открыть послан был один из ближайших предстоятелей Небесного Престола!
Подлинно, Архангел Гавриил не только принес Деве Марии слово Божественного благовещения, но и взыскал услышать от Нее слово соответствия. Когда он произнес только слово приветствия: Радуйся Благодатная: Господь с тобою, благословенна Ты в женах [Лк.1:28], - благовещение о Спасителе мира почти уже совершилось, потому что сим ознаменована и указана Матерь Господня. Но как Дева смутилась и, размышляя, молчала, то Архангел продолжил и усилил слово благовещения: Родиши Сына; Сей будет велий, и Сын Вышняго наречется: Царствию Его не будет конца [Лк.1:31-32]. Теперь благовещение со стороны Архангела решительно совершилось, но еще он не почитает дела своего посольства конченным, потому что не то, которого ждет, слышит слово: Како будет сие, идеже мужа не знаю [Лк.1:34]. Наконец он разрешает вопрос: Дух Святый найдет на Тя [Лк.1:35] - и получает взыскуемый ответ: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему. И вот искомое сокровище открыто. Радостным благовещением от Неба приобретено благовещение от земли Небу, взаимно вожделенное. Небесное посольство совершенно достигло своей цели. И отъиде от Нея Ангел.
Что ж это значит? Что значит, что воплощение Сына Божия предваряется небесным благовещением и что сие благовещение не только изрекается вседержавною волею Господа, но и взыскует соизволения рабы Его? Разве Вседержитель не властен действовать, не предваряя и не ожидая соизволения? Для чего так нужны Небу сии земные слова: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему? Нужно сие было и для достоинства Матери Господней, и для самого дела воплощения Бога Слова.
Никто не станет сомневаться в том, что для избрания быть Материю Господней требовалось в избираемой высочайшее возможное на земле достоинство. Но в чем состоять может достоинство существа разумного и свободного, если не в чистых и возвышенных воззрениях ума и движениях свободной воли? Надлежало дать им место, чтобы основалось, утвердилось и, к утешению и назиданию нашему, явилось в Деве Марии достоинство Матери Господней. Ее смущение от высокого Архангелова приветствия было движением души глубоко смиренной. Удержание сего смущения в молчаливом размышлении знаменовало мудрость, твердость и спокойное величие духа. В вопросе: Како будет сие, идеже мужа не знаю? - проявлялась неизменная любовь к чистоте девства. Наконец, в решительном изречении: Се Раба Господня, буди Мне по глаголу твоему - изрекло себя послушание веры.
Если, как учит Апостол, верою вселяется в сердца Христос (Еф.3:17), уже приблизившийся к человечеству и приобщившийся оного воплощением, то колико превосходнейшая и крепчайшая вера потребна была Деве Марии, дабы первоначально воплощением вселился в Нее Сын Божий, так еще не близкий к человечеству и по недоступной ни для какой твари высоте Своего Божества, и по причине средостения, которое грех поставил между Божеством и человечеством! И обрелась в Ней такая вера и соделала для Нее возможным чистое и совершенное послушание - призванию непостижимому послушание без сомнения, призванию безмерно высокому послушание без превозношения. И сие послушание преклонило душу Ее под осенение Духа Святаго, соединило волю Ее с волею Божией, отверзло сердце Ее для входа силы Вышняго, и Вечный Свет пришел и засветил в Ней жизнь новую не только для земли, но и для Неба, небесную в земной, вечную во временной, Божескую в человеческой, всеоживляющую в умирающей. И слово плоть бысть, и вселися в ны [Ин.1:14].
Дивны дела Твоя, Господи! Дивны Твоя тайны, Богородице! Кто слышит Твой тихий глагол в Твоей затворенной молитвенной храмине? Кто провидит, какие огромные дела ведет за собою Твое малое слово? Мир ощущает ли сию минуту, в которую делается перелом всецелой судьбы его, в которую изменяются отношения между землею и небом? Знает ли мечтающий о всемирном владычестве Рим, что в одной из дальних областей его некая Дщерь царей, называющая себя Рабою Господней, изрекла приговор, который готовит миру нового, лучшего, высочайшего Владыку, а Риму разрушение гордого и своенравного владычества? Гадают ли славные прорицатели языческих народов, что из уст безвестной Девы излетело прорицание, которое заставит их умолкнуть, низринет кумиры и кумирницы, прекратит кровавые жертвы, уничтожит кровожадных жрецов? Домышляются ли мудрецы мира, что на глас Евреянки сходит с неба неведомая дотоле Премудрость, Которая обуит премудрость премудрых и разум разумных отвергнет, но младенцам откроет тайны, для мудрецов непостижимые? Что я говорю? Иерусалим и колена Израилевы, которые от дальних предков знают и хранят обетование Божие о великом Избавителе и Умиротворителе, и безпрестани день и нощь служаще надеются доити (Деян.26:7) до исполнения, - дослужились ли они до познания, что пройдя обширную область обетования, в сей день или в сию нощь внезапно приблизились они к пределу исполнения, и что предел сей поставлен в Назарете? Книжники, которые столько раз читали в книге Исаии: Се дева во чреве зачнет, и родит Сына, и наречеши имя Ему Еммануил [Ис.7:14], и едва ли не столько же раз недоумевали о сем, - думают ли они, что провиденная Пророком Дева и уразумела уже сие пророчество, и готовится исполнить оное? Знает ли хотя праведный Иосиф, уже не совсем чуждый тайнам Приснодевы, как обручивший Ее себе с тем, чтобы Ей пребыть девою, - знает ли, что вслед за сим Она обручается Духу Святому, чтобы соделаться Материю Господа? В целом мире никому, кроме Единой, не ведомо благовещение Архангелово, когда оно совершается, а оно долженствует огласить весь мир, когда совершится. И услышав рано простые, по-видимому, слова благовещения Мариина: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему, - кто исчерпал бы весь их разум, ощутил бы всю их силу? А их разум сливается с бездною разума Божия и объемлет время и вечность, их сила сопрягается с силою Вышняго и преобразит землю, и наполнит небо. Смиритесь, пытливые исследователи! Чудитесь и радуйтесь, смиренные созерцатели! Брось, кичливый разум, ломкие оружия своевольного мудрования и возлюби свободный плен веры!
Ты же, благомысленно ищущая своего спасения душа, вразуми себя словом и примером Преблагословенныя Девы, как высоко возводит, как многое совершает, как совершенно благоугождает Богу скромная и неблистательная, по-видимому, добродетель - послушание веры.
Послушание, по имени своему, есть последование тому, что слышим, как наставление или как повеление. Но в высшем, существенном, духовном значении под именем послушания разумеется последование воли человеческой, как сотворенной и зависимой, воле Божией, как творческой и вседержавной.
Из сего понятия тотчас открывается обязанность, польза и важность послушания.
Твари ли восставать против Творца? Рабу ли земному воздвигать мятеж против Небесного Владыки? Не совсем омраченный разум, не совсем ожесточенное сердце общими силами отражают сию нелепую несообразность. Разум и сердце согласно изрекают обязанность послушания воли человеческой воле Божией.
Воля Божия не погрешительна. Следовательно, послушание воле Божией должно предохранить или избавить человека от погрешностей и заблуждений.
Воля Божия всеблага. Следственно, послушание воле Божией должно вести человека ко всякому благу.
Тварь без Творца есть ничто. Силою только Творца она есть нечто. Что же будет значить воля человека, если она ней прилепится к воле Божией послушанием, если отторгнется от нее непослушанием?
Некогда первый человек блаженствовал - почему? Потому, что последовал всеблагой воле Божией. Он пал с высоты своего блаженства - каким образом? Его воля отпала от воли Божией, и впала в чувственные пожелания. Преслушание, грех, смерть - это звенья одной цепи; взявшийся за первое звено влечет сам к себе последнее - и, о если бы всегда не более, как только сам к себе! Напротив, ослушанием единаго человека грешни быша мнози (Рим.5:19). Единем человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде (Рим.5:12).
Надобно ли врачевать от всеобщей смертоносной болезни бедное человечество? Можно догадаться, что весьма нужный врачебный прием должно составлять то качество, утрата которого была началом болезни, то есть послушание. С сим точно врачевством и пришел на землю Небесный Врач. Смотрите, как Он, будучи Сам безболезнен, в Самом Себе приготовляет врачевство для больного рода человеческого и как врачует его - именно послушанием. Смирил Себе, послушлив быв даже во смерти, смерти же крестныя (Флп.2:8). Послушанием Единаго праведни будут мнози (Рим.5:19). Аще и Сын бяше, обаче навыче от сих, яже пострада, послушанию, и совершився бысть всем послушающим Его виновен спасения вечнаго (Евр.5:8,9).
Есть послушание любви, послушание страха, послушание веры. Вначале человек жил, как сладкою пищею, послушанием любви к Богу всеблагому и всесовершенному. Но после того, как сию блаженную жизнь отравил он вкушением запрещенного, ему нужно, как врачевство, иногда не без горечи, употреблять послушание страха пред Богом, праведным Судиею, и потом послушание веры в Бога и Христа, Помилователя, Исцелителя и Спасителя, дабы наконец, по мере исцеления, вновь питаться сладкою и бессмертною пищею - послушанием любви. Так от послушания зависит духовная жизнь человека и Христианина, почему слово Апостольское и нарицает Христиан чадами послушания (1Пет.1:14).
Если бы мысль питаться и жить послушанием показалась кому только представлением воображения, изысканным и преувеличенным, а не представлением ума, почерпнутым из существа дела, таковый пусть вспомнит изречение непогрешительного Учителя, в слове Которого нельзя предполагать изысканности или преувеличения. Аз есмь лоза, вы же рождие: и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити нечесоже (Ин.15:5). Как это сделать, чтобы человек был во Христе и Христос в человеке, чтобы человек соединился со Христом, подобно как с виноградною лозою ветвь ее? Не иначе можно, как послушанием веры, свободною преданностию сердца и безмолвно покорной воли человека вседействующей воле Христовой. Таким образом послушание веры действительно вводит в человека силу и жизнь Христову, почему и деятельность такого человека нередко бывает далеко возвышеннее и могущественнее обыкновенной, свойственной человеку деятельности.
Неразумеющий или ищущий отговорки может сказать: как можно даже жить, то есть непрестанно заниматься послушанием воле Божией? Неужели не оставить места своей воле, которая от природы есть и которой уничтожить не можно? И можно ли в каждую минуту знать волю Божию? Счастливы избранные, к которым для сего Бог посылал Своих вестников, но и для избранных такие случаи были редки. Кто говорит таким образом, тот доказывает не то, что дело совершенного послушания не удобно, а то, что не упражняющийся в деле не знает, как оно делается.
Если искренно желаешь знать волю Божию, есть и для тебя Ангел, который близок и готов. Это твоя совесть. Внимай совести твоей, не заглушай тонкого гласа ее шумом страстей твоих, и будет открываться тебе воля Божия, и будешь на пути послушания.
Есть и более удостоверительное, и более полное возвещение воли Божией, которое можешь читать в священных книгах, слышать в церкви, видеть в примерах Святых. Внимай сему, и воля Божия более уяснится тебе, и послушание сделается более удобным и верным.
Все в мире происходит под управлением Провидения Божия и, следственно, все по воле Божией, поколику не по воле человеческой. И так во всем, что тебя постигает, можешь познавать волю Божию. Приходит благополучие и благовествует тебе волю Божию, чтобы ты благодарил Бога. Приходит бедствие и возвещает тебе волю Божию, чтобы ты терпел. И послушание может являться не только в том, чтобы действовать по воле Божией, но и в том, если не действуешь против воли Божией, и наипаче, если безропотно страждешь по воле Божией. Умей вестнику высшего жребия сказать смиренно: Буди мне по глаголу твоему. Но учись также и при виде креста сказать великодушно: Не якоже аз хощу, но якоже Ты, Отче Небесный! [Мф.26:39].
Впрочем, хотя истина и добродетель доступны всем, однако никак не излишни, а часто необходимы особые учители по роду знания, особые руководители по роду подвигов. Так и для успеха в духовном послушании, поколику можешь, поколику внутренно чувствуешь особенную нужду, избери себе особенного наставника, сведущего и опытного в сей науке, благословенного на сие служение, которого слово сильно жизнию, светло молитвою, охранено от заблуждения смирением. Покори ему свою волю ради Бога, и воля Бога Небесного сойдет к тебе на землю, и твое простое земное послушание будет достигать до неба, по реченному к истинным и законным наставникам от Дающего пастырей и учителей: Слушаяй вас, Мене слушает [Лк.10:16].
Правда, послушание Богу посредством человека издревле вынесло свои училища из жизни обыкновенной, отделило их от общежития мирского, создало себе особые обители, в которых и приносило, и приносит свои плоды для неба и для земли. Но наука, которую преподавать удобнейшим признано в тишине загородной, должна ли потому считаться совсем ненужною и бесполезною для города?
Сыны века сего желают все больше простора собственной воле. К чему сие ведет? Не к тому ли, что некогда предсказывал Пророк: Будут людие аки жрец, и раб аки господин, и раба аки госпожа: будет купуяй яко продаяй, и взаим емляй аки заимодавец (Ис.24:2)? Но что будет во время сего неограниченного простора собственной воли? Пророк сказует: Се Господь разсыплет вселенную, и опустошит ю [Ис.14:17]. То есть Он попустит своеволию наказать самому себя теми беспорядками, которые оно производит.
И после всех временных наказаний, знаете ли, что даст пищу адскому огню? Ничто более, как собственная воля с ее порождениями, то есть грехами. Отложите собственную волю, и ад не найдет в вас для себя пищи. Восприимите волю Божию и приимете в себя небо, доколе оно вас в себя приимет. Где воля Божия, там небо.
Но легко ли расставаться со свободою, которая человеку естественна? Кто требует от тебя, чтобы ты расстался со свободою? Бог даровал тебе свободу, чтобы ты свободно сделал выбор между злом и добром, между тварию и Творцом, между собою и Богом. Если изберешь себя, тварь, зло, пойдешь в плен самолюбия, тварей, зла. Если изберешь и непрестанно будешь избирать добро, Бога и Его волю, не утратишь, а утвердишь и расширишь свою свободу. Идеже бо Дух Господень, ту свобода (2Кор.3:17).
Но легко ли иногда преломить собственную волю? Иногда трудно, иногда легко, смотря по тому, как ты сам себе делаешь сие трудным или легким. Когда ты хочешь исполнить волю возлюбленного отца или матери, не легко ли тебе забывать свою волю, не приятно ли даже приносить ее в жертву? Кто препятствует тебе посредством веры и любви сделаться сыном Божиим, и сделать себе сладостным послушание воле Отца Небесного?
Отче наш, иже еси на небесех! Да будет воля твоя во всех нас! Аминь.
Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1849 г.[32]
Семя свято стояние его (Ис.6:13)
Семя свято стояние его (Ис.6:13)
Слава и благодарение Творцу времен, сотворившему день, который мы ныне возобновляем воспоминанием и торжеством, - день воплощения Сына Божия! Это есть один из немногих дней, на которые опираются все дни земли, чтобы не обрушиться в одну некончаемую адскую ночь. Потому что воплощение Сына Божия есть такое событие, которым поддерживается стояние и благосостояние человеческого рода вместе с другими творениями, созданными для служения ему и подчиненными его судьбе. Сия, как мне кажется, мысль подана Пророку Исаии, когда ему сказано: Семя свято стояние его.
Посмотрим, не даст ли нам сие малое семя слова о семени святом некоторых мысленных прозябений, на пищу души.
Чтобы достигнуть точного разумения приведенного теперь изречения о семени святом, надобно проследить целое происшествие из жизни Пророка.
В Иерусалиме, в храме или над храмом, Исаия видел Господа, селящего на высоком Престоле, исполняющего храм Своею славою, окруженного и славословимого Серафимами с такою силою, что наддверие подвиглось от их гласа и храм наполнился дымом. Увы мне, воскликнул пораженный Пророк, почитая себя погибшим, потому что увидел Царя Господа Саваофа, имея, по собственному признанию, нечистые уста и живя посреди людей, имеющих нечистые уста. Но Господь тотчас явил Себя возносящим смиренного. Серафим взял горящий угль с Олтаря кадильного и, прикоснувшись им к устам Исаии, возвестил ему очищение от грехов. Таинственный огнь проник душу Пророка и одушевил его мужеством и ревностию. Кого послю, вопросил Господь, и кто пойдет к людем сим (Ис.6:8), то есть к Иудеям, на которых указал Исаия, обличая скромно, под именем нечистых устен (Ис.6:5), нечистые души и нечистую жизнь? Воспламененный Исаия уже не убоялся ответствовать: Се, аз есмь, посли мя (Ис.6:8). Иди, глаголал Господь, и скажи сим людям, что они слыша не слышат, видя не видят, что сердце их одебелело, уши тяжко слышат, глаза смыкаются, почему не будут они слышать и видеть и не обратятся, дабы Я исцелил их. Пророк сжалился и вопросил: Доколе, Господи? (ст.11). Долго ли не обратятся, и не исцелишь их? Господь продолжал: города опустеют, людей не станет, земля останется пуста, едва будет десятая доля прежнего, и опять будет опустошение. Но народ Иудейский будет, как теревинф или дуб, который и по сокрушении растет вновь от корня или от желудя. Семя свято стояние его. Святое семя даст ему твердость устоять в опасностях.
Если сии пророчественные изречения сличим с событиями, то значение оных объяснится и определится следующим образом. Иудеи живут в грехах и в грехах закосневают. Пророков обличающих, призывающих к покаянию, вере и спасению, они не послушают. За сие будут наказаны пленением Вавилонским. Из плена возвратятся в малом, против прежнего, числе и опять подвергнутся истребительным бедствиям во дни Маккавеев. Но при всем том народ сей не погибнет. Почему? Потому что в нем хранится святое семя, для сохранения которого и он сохранен будет Провидением Божиим. Семя свято стояние его.
Здесь сам собою представляется вопрос, что за святое семя, которым сохраняется согрешающий и бедствующий народ? Если приведем себе на память признание Давида: В беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Пс.50:7), и если приимем в рассуждение, что нет причины относить признание сие к особенной личности Давида и матери его, а потому относить оное должно вообще к природе сынов Адамовых, то принуждены будем заключить, что семени святого совсем нет между рожденными по закону падшей природы человеческой. Какое же святое семя Сам Бог указал Пророку? Верно, то, которое обетовал Адаму, когда рек первому врагу человеческого рода: Семя жены сотрет тебе главу (Быт.3:15); то, которым благословил Авраама, глаголя: Благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:18); то, которое с новою знаменательностию проявил царю Давиду в качестве вечного Царя и Сына Божия: Возставлю семя твое по тебе; управлю престол его до века; Аз буду ему во Отца (2Цар.7:12-14). Кратко сказать: единственное в роде человеческом существенно святое семя есть зачатый от Святаго Духа и родившийся от Святыя Девы Господь наш Иисус Христос.
Бог, Которому, по выражению Писания, разумна от века суть вся дела Его (Деян.15:18) и Которого всевидящие очи видят еще несоделанное наше (Пс.138:16), от века видел все, бесчисленные для нас, роды сынов падшего Адама, и провидел, и избрал один, если не во всех своих лицах достойный, по крайней мере в некоторых сохранявший наиболее останков первосозданной доброты, менее уступавший заразе греха, преимущественно расположенный к принятию и верному хранению благодати, способный, наконец, при постепенном благодатном очищении произродить чистую Деву, могущую быть приятелищем воплощаемого Божества - света, сообщительного только чистому, огня, опаляющего нечистое. Посему и надлежало беречь сей род, доколе он принесет прекраснейший цвет и совершеннейший плод человечества - Деву Марию, Матерь Богочеловека. Поелику же сей род заключался в народе Еврейском, то надлежало беречь и народ сей. И вот почему к сему народу, преимущественно пред другими, посылаемы были Пророки напитывать его благодатным светом, чтобы он не утратил веры и не погиб от своих грехов и заблуждений. А чтобы он не погиб от врагов и бедствий, для того нередко употребляемы были чудесные силы и действия, как, например, проведение через море посуху, сорокалетнее питание манною, избиение Ангелом ста семидесяти пяти тысяч ассирийского войска, когда царь Езекия не силен был защититься от его многочисленности.
Так святое семя было твердынею и защитою народа Еврейского, доколе, наконец, изыде жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыде (Ис.11:1). Родился Сын Божий от дщери Иессеовой, явился на земле, жил, учил, чудодействовал, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, ниспослал Святаго Духа, соделал спасение наше посреди земли. Цель Провидения достигнута. Не нужно стало беречь Иудеев по-прежнему. Притом же они сами отреклись от святаго семени, предав Христа на смерть. И потому они, хотя в последнее время были довольно многочисленны и сильны, однако побеждены, лишены Отечества, рассеяны по всей земле и если не исчезли, то для того, чтобы оставаться печальным и вместе поучительным памятником хранившегося в них, но не признанного ими святаго и спасительного семени, еще же и в той надежде, что исшедшее от них святое возродит некогда их останки.
Что теперь думают чада не Израилева рода? Не возникает ли ревнующий помысл, как счастлив народ, которому даровано хранить святое семя и быть им храниму? - не завидуйте, но благодарите Бога. Один народ соделал Он хранилищем святаго семени, то есть рода и рождения Христова, но для того, чтобы чрез сие соделать спасение всех народов и всех людей, собственно духовное и вечное, впрочем, благотворно просиявающее и во внешнюю временную жизнь.
Если счастливы те, которым даровано святое семя сокровенное - Христос грядущий, сокрытый в обетовании, менее ли должны быть счастливы мы, которым даровано святое семя явленное - Христос пришедший, приемлемый верою? Не порождены ли мы, как сказует Апостол, не от семене истленна, но неистленна, словом живаго Бога и пребывающа во веки? (1Пет.1:23). Или не знаете себе, говорит другой Апостол, яко Иисус Христос в вас есть; Разве точию чим неискусни есте? (2Кор.13:5). Христос в вас, упование славы (Кол.1:27). О Христе благочестие на все полезно есть, обетование имеющее живота нынешняго и грядущаго (1Тим.4:8). От Христа истинная Церковь Его имеет обетование, что и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18), и не естественно ли, чтобы качество неодолимости в некоторой степени сообщилось и хранилищу истинной Церкви, верному и чистому, поколику таковое образуется в православном народе, в благочестивом царстве, под покровительством Богоизбранного Царя, которому, конечно, не без силы само слово Божие предоставляет от Христа заимствованное наименование и достоинство Помазанника Господня? Так и для нового Израиля, подобно как для древнего, имеет свое значение древнее слово: Семя свято стояние его.
Итак, новый Израиль, благодатный народ Божий, не преставай хранить в себе святое семя, и оно хранить тебя не престанет. Семя слова Божия в уме, семя веры во Христа и любви к Нему в сердце да питается молитвою, да растет подвигом, да являет свою силу в жизни и делах благих, и вселяющийся верою в сердце Христос, созидая Церковь Свою в каждом и во всех, будет для вас твердыней незыблемого стояния, оградою безопасности, вашим светом и миром внутри, вашим победоносным оружием противу всякого внешнего приражения враждебных сил видимых и невидимых. Это верно, по благодати Господней, и если может сделаться сомнительным, то разве по недостатку вашего соответствия благодати: Разве точию неискусни есте, как предостерегает Апостол. Почему он и увещевает с настоятельностью: Себе искушайте, аще есте в вере: себе искушайте (2Кор.13:5).
Если помыслим, что так увещевал Апостол Христиан раннего светлого времени, которых вера не только видимо росла, но и цвела дарованиями духовными, даром исцелений, даром языков, даром пророчества, и для них находил еще недоуменным вопрос: Аще есте в вере, то мы, пиющие дрождие поздних времен, с какою заботою, с каким опасением должны испытывать себя: аще есмы в вере! Да страшимся оказаться неискусными в вере, да подвизаемся приобресть искусство веры, не в устах только и в мыслях кратковременно являющейся, но глубоко сердечной, постоянной, живой, деятельной в любви по заповедям Божиим, чистой от неправых мыслей, так и от неправедных дел, готовой к самопожертвованию за истину и правду. Сия есть вера наша, победившая мир (1Ин.5:4) и еще долженствующая побеждать его, доколе вся Церковь, воинствующая во времени, не прейдет в торжествующую в вечности. Аминь.
Слово в день Вознесения Господня, 1824 г.[33]
И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се, мужа два стаста пред ними во одежде беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? (Деян.1:10,11)
И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се, мужа два стаста пред ними во одежде беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? (Деян.1:10,11)
А мне удивительным кажется то, что вы, светоносные мужи, вопрошаете сих мужей Галилейских, для чего смотрят они на небо. Как им не смотреть на небо, куда вознесся Иисус, куда перенесено их сокровище, куда взята надежда и радость, где жизнь их сокрылась? Если бы теперь смотрели они на землю, тогда надлежало бы спросить их и надлежит спросить всех последователей Иисуса Христа, которые пристрастным оком смотрят на землю: что смотрите на землю? Чего вам искать на ней после того, как единственное ваше и ее Сокровище, найденное в Вифлееме, рассыпанное по всей Иудее и Самарии, прошедшее чрез руки разбойников в Гефсимании, в Иерусалиме, на Голгофе, скрытое под камнем в саду Иосифа Аримафейского, взято и отнесено в сокровищницу Небесную? Вам сказано, и так должно быть, да идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Мф.6:21). Итак, если сокровище ваше на небесах, там должно быть и сердце ваше, туда должны быть устремлены взоры ваши, помышления ваши, желания ваши.
Два мужа во одежде беле, которые тотчас по вознесении Господнем явились Апостолам и вопрошали их, для чего смотрят они на небо, без сомнения сами были небесные жители, потому нельзя думать, чтобы сие было им неприятно и чтобы они куда-нибудь инуды хотели обратить взоры мужей Галилейских. Нет! Они хотят только прекратить бездейственное изумление Апостолов: Что стоите зряще на небо? Пробудив их от сего изумления, они вводят в размышление и наставляют Апостолов и нас, с какими мыслями должно взирать на небо вослед Господа Иисуса, Который туда вознесся. Сей Иисус, - продолжают они, - вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо.
Хотя многократно Господь наш по воскресении Своем являлся Апостолам и становился невидим, и потому они могли некоторым образом привыкнуть к сим чудесным нечаянностям, но, когда, разлучаясь с ними на горе Елеонской, не просто удалился Он или сделался невидим, а, восходя видимо превыше облаков, только по причине безмерной высоты престал быть видимым, нет сомнения, что сей новый образ отшествия Его показался им и после привычки к чудесному необычайным и особенно знаменательным. Им представилось тогда ясное исполнение слов Его, которые им пересказала Мария Магдалина: Восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (Ин.20:17). Должно было заключить, что сии радостные посещения Его, сии поучительные собеседования с Ним, сии ощутительные общения с Его Богочеловечеством, продолжавшиеся четыредесять дней, прекращает настоящая минута. Когда руки и голос не могли уже достигнуть Возносящегося, Его преследовали взорами, желающими удержать Его. Взирающе бяху на небо, идущу Ему. Можно вообразить, какое безмерное лишение должны были ощутить Апостолы по удалении на небо Иисуса, Который Един был для них все в мире. И сие-то безмерное лишение поспешают восполнить Небесные Силы: Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, приидет.
Христианин! Если ты сколько-нибудь познал Господа Иисуса и вкусил, яко благ Господь (Пс.33:9), то, конечно, более или менее примечаешь, какая без Него пустота в мире, чувствуешь, какая без Него пустота в сердце. Так и должно быть, потому что все, что есть в мире, суета суетствий [Еккл.1:2], а суета не может наполнить сердца, сотворенного Истиною для истины. Все, еже в мире, есть похоть, или предмет, приманка похоти в разных видах, и как мир преходит, и похоть его (1Ин.2:16,17), или, иначе сказать, предметы, возбуждающие похоть, вскоре исчезают, то, сколь ни велик мир, сколь ни разнообразны блага его, сколь ни обильны потоки удовольствий его - все сие не может наполнить малого сосуда сердца человеческого, которое, будучи бессмертно, только вечною жизнию наполнено быть может. Если при таковом ощущении пустоты в тварях тебе кажется, что Господь, Который есть твоя истина, твоя жизнь, твое желание и полнота всех желаний, удаляется от тебя, скрывается, оставляет тебя не только без утешения, но и в скорби, не только одиноким, но и среди врагов твоего спасения, если утомленный взор твой не проницает небес, закрытых облаком, и недомыслимые судьбы Всевышнего представляют тебе одну неизвестность, - приими от Небесных Сил исполненное силы слово, которое может наполнить твою пустоту, облегчить скорбь, прекратить одиночество, прояснить мрак, разрешить неизвестность, оживить дух твой надеждой необманчивой и нетленной - сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, приидет.
К утешительному и спасительному свидетельству о будущем пришествии вознесшегося Господа небесные вестники Его присовокупляют некоторое изъяснение того, каким образом последует сие пришествие. Они сказывают, что пришествие Господа подобно будет отшествию Его, или вознесению: Такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо [Деян.1:11]. Небесные проповедники верно не празднословят, как иногда мы, земные, но и малым словом подают великое наставление внимательным. Будем внимательны!
Такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо. По сему указанию, обращаясь к обстоятельствам отшествия Иисуса Христа на небо, во-первых, можешь приметить благословение, в то время Им преподанное Апостолам. Бысть, - повествует Евангелист Лука, - егда благословляше их, отступи от них и возношашеся на небо (Лк.24:51). Сие обстоятельство восшествия Своего на небо и разлучения с избранными Своими Господь Сам приведет им на память, егда приидет во славе Своей и вновь сретясь с ними, будет призывать их к действительному обладанию Царствием Его, ибо тогда речет Царь сущим одесную Его: приидите, благословеннии Отца Моего (Мф.25:34).
Какой бесконечный ток благословения Христова открывается пред нами, Христиане! Он начинает благословение и, не окончив оного, возносится. Бысть, егда благословляше их, - возношашеся. Таким образом, и вознесшись, Он еще продолжает невидимо преподавать благословение. Оно течет и нисходит непрестанно на Апостолов, чрез них преливается на тех, которых они благословляют во имя Иисуса Христа, получившие Христово благословение чрез Апостолов распространяют оное на других. Таким образом, все принадлежащие ко Святой Соборной и Апостольской Церкви делаются причастными единого благословения Иисуса Христа и Отца Его, благословляющаго нас всяцем благословением духовным в небесных о Христе (Еф.1:3), как роса Аермонская сходящая на горы Сионския (Пс.132:3), сходит сие благословение мира на всякую душу, восходящую выше страстей и похотей, выше сует и попечений мира, как неизгладимая печать, знаменует тех, кои Христовы суть, так что в кончину века по сему знамению вызовет Он их из среды всего рода человеческого: Приидите благословеннии [Мф.25:34]!
Помыслим, братия, как нужно нам попещись ныне, чтобы приобрести и сохранить благословение Вознесшегося Господа, нисходящее и на нас чрез Апостолов и Церковь Апостольскую. Если мы получили и сохраним оное, то и мы с Апостолами и со всеми святыми в будущее пришествие Иисуса Христа призваны будем к участию во Царствии Его - приидите благословеннии! А если тогда, как он призывать будет благословенных Отца Своего, или не обрящется на нас благословения, или мы будем иметь только ложное благословение людей, которые сами не наследовали благодатно и таинственно благословения Отца Небесного, то что будет с нами? Ей, глаголю вам, помыслим и попечемся о сем благовременно!
Другое обстоятельство вознесения Господня, примечаемое в соображении с ожидаемым пришествием Господним, есть то, что Господь вознесся пред очами учеников своих явно и торжественно: Зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их [Деян.1:9]. Что за облак? Облак света и славы, какой осенял и наполнял некогда скинию Моисееву и храм Соломонов. Там видели славу, но не видели Господа славы; после и Его видели, но не в славе, и потому не узнали Его и не прославили (здесь и слава не скрывает Славимого, и Славимый не скрывает славы). Апостолы зрели славу Вознесшегося Господа, Пророк также и слышал ее, когда и сам торжественно воскликнул: Взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне (Пс.46:6). Итак, когда светоносные проповедники возвестили нам, что Он так же придает, как видели Его идущим на небо, чрез сие они дали нам разуметь, что Он приидет явно и торжественно. Так точно предрек и Господь о Себе, что приидет Сын человеческий во славе своей, и вси святии Ангели с Ним (Мф.25:31). Так и Апостол изъясняет, что Господь в повелении, или по предвозвещении, во гласе Архангелове и в трубе Божии снидет с небесе (1Сол.4:16).
Но для чего, подумает иной, замечаются сии подробности, по-видимому более возбуждающие любопытство, нежели подающие наставление, ибо предсказывают для того, чтобы можно было узнать и принять с верою посылаемое от Бога событие, а славного пришествия Христова кто не узнает, хотя бы и не был предварен о его подробностях? Не спеши, возлюбленный, заключать о излишестве сих подробностей. Нет! Апостолы, Ангелы, Сам Господь не говорят ничего для любопытства, но все для наставления. Что пришествие Христово будет явное и торжественное, сие предсказано для того, что будут провозвестники противного сему, когда на недостойных, неверных и развращенных Христиан послан будет дух обольщения. Грядет час, или время искушения (может быть, и ныне есть), когда скажут: Се зде Христос, или онде! Се, в пустыни есть! Се, в сокровищах! (Мф.24:23,26) Вот Он у нас, говорят отщепенцы, которые, оставя град Божий, духовный Иерусалим, Апостольскую Церковь, убегают не в истинную пустыню мира и тишины, но в запустение духовное и чувственное, где нет ни здравого учения, ни святости таинств, ни добрых правил жизни частной и общественной. Вот он у нас, говорят скрытно еретичествующие, указуя на свои тайные сборища, как будто солнцу должно светить только под землею, как будто не Он сказал и повелел: Еже глаголю вам во тьме, рцыте во свете: и еже во уши слышите, проповедите на кровех (Мф.10:27).
Слыша таковые вопли или шептания, вспомните, Христиане, Ангельский глас и проповедь о Вознесшемся Господе - такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо, так же явно, так же торжественно. И потому, аще кто речет вам: се зде Христос, или онде: не имите веры [Мф.24:23]. Ни грубые вопли, ни хитрые шептания не походят на провозглашение Архангела и на трубу Божию. Не исходите вслед зовущих вас из града Господня, оставайтесь на месте своем и берегите веру вашу для истинного пришествия Христова, славного и торжественного.
Третье обстоятельство Вознесения Господня, примечательное для будущего, есть то, что оное было для учеников Его нечаянно и непредвиденно. Сие произошло, сколько можно узнать из кратких повествований Евангельских, таким образом, что Он, явясь им в Иерусалиме, как бывало многократно, и отходя, вел их за Собою как сопровождающих, беседуя с ними, как обыкновенно, о Царствии Божием, и наипаче о приближающемся сошествии Святаго Духа; извед же их вон из Иерусалима до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их; и бысть егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо [Лк.24:50-51]. Не только по собственному изволению не предварил Он их о сем великом событии, но даже на вопрос их о временах великих событий Царствия Его решительно им отказал в сем познании. Рече же к ним: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во своей власти (Деян.1:7). Сей отказ в разумении времен, очевидно, простирается и на время будущего пришествия Христова и преимущественно к сему относится. Еще и прежде Он внушал ученикам своим внезапность сего события, уподобляя оное молнии, которая есть разительнейший в природе образ совершенной внезапности. Якоже молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие Сына Человеческого (Мф.24:27). Подобно сему, и Апостол изъясняет: Приидет день Господень, яко тать в нощи (1Сол.5:2).
Из сей внезапности будущего своего пришествия Господь Сам извлекает для нас, Христиане, спасительное предостережение. Бдите убо, - глаголет, - яко не весте, в кий час Господь приидет (Мф.24:42). Не увлекайтесь любопытством или легковерием, когда Христиане, думающие знать более, нежели сколько дано от Христа, будут исчислять вам времена Царствия Его и определять лета чаемого явления Его - несть ваше разумети времена и лета [Деян.1:7]. Старайтесь лучше познавать грехи свои, исчислять падения и находить им пределы в покаянии. Наипаче же берегитесь, если услышите, что скажут предсказанные Апостолом ругатели: Где есть обетование пришествия Его? Отнеле же бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания (2Пет.3:4). Берегитесь, чтобы мрачные грезы сынов века сего, смежающих очи от света грядущего века, не омрачили вашего сердца, не ослепили ума, не усыпили духа к тому вожделенному и страшному часу, когда приидет день Господень, яко тать в нощи [2Пет.3:10].
Возлюблении! сих чающе, потщитеся нескверни и непорочни Тому обрестися в мире (2Пет.3:14). Аминь.
Слово в день Преподобного Никона, игумена Радонежского, 1826 г.
Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (2Кор. 4,17-18).
Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (2Кор. 4,17-18).
Легко переносить печаль, преуспевать в добродетели, надеяться вечной славы - чего более можно пожелать человеку в жизни, в которой печаль неизбежна, добродетель трудна, благополучие ненадежно? И такими преимуществами настоящей жизни обладание, не обинуясь, приписывает себе апостол: еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам.
Будем же внимательны к средству, которым приобретаются такие преимущества жизни. Как легка печаль, даже вам, которые, по собственному признанию, во всем скорбяще, нечаеми, гоними, низлагаеми, присно живии в смерть предаетеся (2Кор. 4,8,11)? Как сия печаль преумножает ваше преспеяние, как соделовает вам? Ответствуют: не смотряющим нам видимых, но невидимых. Дело состоит в том, что мы не смотрим на видимое, а смотрим на невидимое.
Итак, не смотреть на видимое, а смотреть на невидимое - в сем заключается сильное средство против печали, для добродетели, для блаженства.
Если для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни, то небесполезно заметить здесь, что первое и всеобщее начало всеобщей болезни человечества, начало всякого несовершенства и несчастия, или, иначе, начало всякого греха и наказания человеков, есть неправильная мысль ума и беспорядочная решимость воли не смотреть более на невидимое, а смотреть только на видимое. Что иное называют падением человека, который и в состоянии падения остается на своих ногах, не как змий, осужденный ходить на чреве, - что, говорю, иное называют падением человека, если не то, что его ум, воля, деятельность отвратились, уклонились, ниспали от Бога к твари, от небесного к земному, от невидимого к видимому? Внимайте, как описывает сие книга Бытия: виде жена, яко добро древо в снедь, и яко угодно очима видети (Быт. 3,6), вместо того чтобы прилежнее взирать к невидимому Богу, Который заповедал не вкушать от сего древа; взирать в невидимое Небо, где уготовано вечное воздаяние за исполнение заповеди Божией; взирать на невиданную еще, но уже указанную смерть, которая неминуемо должна была последовать за нарушением заповеди, - вместо всего невидимого жена смотрит только на видимую красоту запрещенного плода, и засматривается, и вкушает, и привлекает мужа к такому же вкушению. И таким образом от страстного внимания к видимому рождаются грех, нагота, изгнание, проклятие, труды, печали, болезни, смерть, истление.
Повторим сказанное: для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни; заграждением источника зла пресекается распространение зла и потоки его иссушаются. Итак, если начало душевных болезней в человеках и первый источник всякого зла найдены в том, что человек перестал смотреть на невидимое, а начал смотреть только на видимое, то нетрудно заключить, сколь естественно искать врачебного противу зла и спасительного средства в том, чтобы перестать смотреть на видимое и решиться смотреть преимущественно на невидимое.
Что было в источнике, то и в потоках протекает. Забвение невидимого и пристрастие к видимому было началом зла в человеке, то же начало действовало и действует в распространении зла между человеками. Некоторые из них упорно не захотели взирать к невидимому Богу - и родилось нечестие; другие, по пристрастию к видимому, и Бога видимого иметь захотели - отсюда произошло идолопоклонство и суеверие. Презрели невидимую часть существа своего, душу, а стали смотреть только на видимую часть своего состава, тело, - и вместо человеческой жизни, управляемой разумом и законом добра, открылась в человеках жизнь скотская, чувственными похотями водимая, и зверская, необузданною яростию порываемая. Страстный и жадный взор на видимое в неудержанном направлении становится некою злотворною силою, которая из всех видимых предметов по их различию различный извлекает яд, тем более страшный, что в ком он образуется, того и отравляет. Так, смотрят на видимую красоту телесную - и впадают в неистовство сладострастия; на злато и другие видимые блага - и заражаются любостяжанием; на видимые блага в руках других - и отравляют собственное сердце завистию; на видимые преимущества собственные - и сами себя ослепляют гордостию. Так, по выражению пророка Иеремии, восходит смерть сквозе окна ваша (Иер. 9,21), то есть чрез чувства, которыми вы сообщаетесь с видимым миром, слишком отверстые по неосторожности, а еще более по пристрастию к видимому, входит греховная смерть в душу. Что же нам делать? Без сомнения, тщательнее затворять окна, которыми входит смерть, то есть удерживать чувства, которыми прелесть и соблазн входят в душу, или, по выражению апостола, не смотреть на видимое, но на невидимое. Не останавливай взора на видимой красоте - и сохранишься от прелести сладострастия. Не смотри на блеск богатства, твое ли оно или чужое, - и не поработишься любостяжанию, и не уязвишься завистию. Не смотри на твой видимые преимущества, но старайся познавать совершенства, которых требует невидимое существо твое, - и не унизишь себя гордостию, но вознесет тебя смирение. Не сей в плоть семена истления - и пожнешь от духа Живот Вечный. Минуя все видимое, взирай непрестанно к невидимому Богу - и обрящешъ благодать пред очами Его, и насытишься явлением славы Его.
Как можно, скажут, не смотреть на видимое, которое не только без воли, но даже против воли нашей находится у нас в глазах, и, напротив, смотреть на невидимое, которое скрывается от взоров наших?
На сие, дабы кто подлинно не смутился мнимою невозможностию, ответствуем, во-первых, что, как можно не смотреть на видимое, сие показывает самый обыкновенный опыт, когда, например, человек, углубленный в размышление, не примечает, что происходит вокруг него, или когда объятому печалию самое близкое и приятное дотоле становится немило и чуждо. Подобно сему человек, занимающийся благоговейным размышлением о высоких тайнах невидимого или благочестивою печалию по Боге, углубляясь в сии внутренние состояния, отрешается от всего внешнего, так что и приятным несильно привлекается и неприятным неглубоко поражается, и видит, но не смотрит, и смотрит, но не пригвождает взора к видимому. Посему и апостольское слово средством преспеяния во благе и пособием к достижению блаженства представляет не просто презрение видимого, но в соответствии с усиленным вниманием к невидимому: не смотряющим нам видимых, но невидимых.
Во-вторых, дабы удостовериться, что и на невидимое смотреть можно как бы на видимое, довольно вспомнить, что хотя в высочайшем степени невидимое Существо есть Бог, по изречению апостола, во свете живый неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим. 6,16), однако и Его, по свидетельству того же апостола, невидимого, яко видя, терпяше (Евр. 11,27) боговидец Моисей. Да и для всех человеков невидимая Его, от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1,20). Так самое видимое, когда не на него единственно смотрим, но стараемся проникать далее, становится зрительным стеклом для созерцания невидимого.
Впрочем, от апостола можно заимствовать особенный способ, как отставать от видимого и прилепляться к невидимому. Сей способ состоит в размышлении, что видимая временна, невидимая же вечна.
Видимая временна. Что же смотреть на видимое? Какая польза строить на песке, писать на воде, гнаться за ветром или бегущею тению? Для чего корыстолюбивый, честолюбивый, завистливый несытыми глазами хотят поглотить весь мир? Прежде нежели они могут насытиться, исчезнет мир, и прежде нежели мир исчезнет, исчезнут они от мира.
Видимая временна. Что ж, если сей непременный закон видимого уже и оказывает свое действие на том, что нас окружает; если время похищает у нас приятное и любезное и оставляет чувство лишения или даже страдания? Тот же закон времени, который теперь на нас нападает с оружием скорби, вскоре обратится, чтобы нас избавить от нее. Если безрассудно привязывать себя слишком крепкими узами любви к видимому, которое вскоре может быть похищено временем, то не более благоразумно и то, чтобы самому на себе отягчать бремя печали о видимом, которое уже временем похищено.
Невидимая же вечна. Пред вечностию как одна минута, так и все продолжение времени равно неприметны. Что же значит минута лишения, за которою следует вечность обладания благом; минута страдания, которая приготовляет к вечности наслаждения; минута подвига для добродетели, которую ожидает вечность воздаяния и славы?
Невидимая же вечна. И - ах! в обширных областях невидимого есть не только вечное обладание благом, но и вечное лишение блага; не только вечное наслаждение, но и вечное страдание; не только вечное воздаяние и слава, но и вечная укоризна и стыдение; не только вечный свет и Вечная Жизнь, но и вечный огнь и вечная смерть. В краткой настоящей жизни мы проходим видимое, временное, как бы некое преддверие невидимого, вечного. Телесная смерть отверзает дверь и, если мы благовременно научились верным и неуклонным оком смотреть на сокровенный путь невидимого и решительно направили стопы свои к вечному, вводит нас в вышние обители света и жизни, а ослепленных и отягченных пристрастием к видимому низвергает в мрачную бездну, в ужасное преддверие смерти второй. Научимся, пришельцы видимого мира, - доколе не поздно, научимся, как должно нам проводить краткий путь временной жизни безопасно и благонадежно, что на нем оставить без внимания, дабы предостеречъся от развлечения, и куда обратить внимательные, осторожные взоры. Нам должно стремиться к вечной славе, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна.
Если когда, в исключение из сего правила, позволительно и должно со вниманием смотреть на видимое, то наипаче в тех случаях, когда видимое как образ, как таинственное орудие и приятелище невидимого, святого. Божественного Самим Богом или богомудрыми учредителями поставлено в предмет благочестивого внимания для человеков. Таковы суть видимые образы, вещества, знамения, обряды церковных Таинств и богослужения. Но и в сем случае, сколь ни достойно благоговения видимое, не на нем одном останавливаться должно. Сквозь святые образы и знамения видимый, благоговейный, только не любопытный, взор веры должен быть устремляем к невидимой силе и существенному действию благодати Божией. Страшно подумать, что и Симон волхв видимо крещен был по чину христианскому; подумаем же, как нужно и там, где святыня, исходя из невидимого, наполняет и объемлет видимое, - как нужно и там восходить от видимого к невидимому, чтобы не оскорбить и невидимой и видимой святыни.
Святая Церковь многообразно подвизается приближать нас от видимого к невидимому. Так, при тайнодействии она не только невидимых Ангелов присутствующими и сослужащими представляет, но и нам самим повелевает таинственно изображать в себе Херувимов. Так, она призывает нас торжественно творить память святых, прешедших из видимого в невидимое. И Провидение Божие частою привлекает нас к общению с ними чрез их видимые чудодейственные останки, частию же и сии скрывает от нашего видения, чтобы вера училась и без помощи видимого восходить к невидимому. Да внимаем сему руководству и да смотряем невидимых. Если, по слову Господню, Ангелы в вере воспитываемых младенцев выну видят лице Отца Небесного и если нет причины отнять сих невидимых охранителей и у вышедших из младенчества, продолжающих ходить в вере; если святые Божий человеки, вступая в невидимые обители света, еще удостаивают озираться в сей сумрак видимого и благотворными знамениями дают нам призывные мановения, то со святыми Ангелами-хранителями и со святыми Божиими человеками, и в особенности мы здесь с богоносными отцами нашими Сергием и Никоном, да соединяемся, поколику можем, в единый чистый взор к невидимому Отцу их и нашему и в единое молитвенное желание; да утвердит Он нас, чтобы постоянно и неуклонно взирать к Нему духом, не смотряющим нам видимых, но невидимых, и в сем расположении духа и печали сего временного жития благодушно переносить, и в добродетели с успехом подвизаться, и вечной славы достигнуть благодатию Отца Славы, с Единородным Его Сыном и Единосущным Его Духом препрославленного вовеки. Аминь.
Слово в день Преподобного Сергия (о суде святых[34]).Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1825 г.[35]
Не весте ли, яко святии мирови имут судити? 1Кор.6:2
Не весте ли, яко святии мирови имут судити? 1Кор.6:2
Мирови имут судити! - слово апостольское весь мир предает суду святых. Кто же и куда может уклониться от суда сего? Весь человеческий род представляется разделенным на две части: на судей, которые суть святые, и на подсудимых, которые суть все прочие человеки под именем мира. Некуда уклониться из числа подсудимых, как разве в число судей. Если не поставим себя самопроизвольно в сан судей, что было бы весьма дерзновенно и без дальнейшего суда достойно осуждения, то по необходимости мы должны увидеть себя во множестве подсудимых.
Святии судити имут! Что же о суде сем должны подумать мы, грешные? О суде человеческом, обыкновенном говорят, что не должно бояться суда, но судьи бояться должно, потому что суд по существу своему, как действие правосудия, угрожает только некоторым из подсудимых, то есть виновным, а судья, по невежеству, по лицеприятию, по мздоимству, и невинных, не менее виновных, опасности подвергает. О суде святых не знаю что и сказать: судей ли более или самого суда страшиться должно. Чем менее могли бы невинные опасаться сих судей, в которых нельзя предполагать ни неведения, ни пристрастия, превращающих суд, тем более грешные должны страшиться сих судей, ибо в них нельзя предполагать ни непроницательности, которая бы не приметила греха, ни лицеприятия, которое бы покрыло грешника. Если они не страшны потому, что благи и милосерды, то страшны по тому самому, что суть святые, а потому совершенною ненавистью ненавидят грех и, конечно, с совершенною правдою осудят его. Если же сии судии мира строги в правде, а мир весь во зле лежит (1Ин.5:19) и никтоже чист от скверны, греха и неправды, аще и един день житие его на земли (см.: Иов.14:4-5), то как страшен должен быть по необходимости суд святых над миром!
И ты, у которого мы ныне витаем и покоимся, как птенцы под крилами кокоши, к которому прибегаем, как к врачу немощей, как к утешителю в скорбях, как к сокровищехранителю милосердия, как к раздаятелю щедрот, как к предстателю за нас пред Всевышним Судиею, - и ты наконец должен быть одним из сих грозных судей над нами!
О ищущие милости! Устрашимся суда, которого избежать не можем и пред которым устоять не имеем силы. Устрашимся же не страхом малодушия, ведущим к отчаянию, но страхом благоразумия, внушающим осторожность. Ураним[36] поставить себя мысленно пред сим судом, чтобы не опоздать нам оправданием пред ним, когда он откроется внезапно и торжественно. Не весте ли, яко святии мирови имут судити?
Апостол Павел христианам своего времени кратко напоминает о суде святых как о деле, в котором он полагается на их собственное знание. Не весте ли? Неужели вы не знаете? Без сомнения, вы сие знаете. Спрашиваю: можно ли и христианам настоящего времени повторить напоминание апостольское с такою же благонадежностью? Можем ли мы на сие ответствовать: да, мы знаем суд святых? Или, посоветуясь с своею совестью, не большая ли часть из нас должны признаться, что мы почти ничего не знаем об оном? В сем случае опять спрашиваю: что значит сие незнание? Незнание о суде означает или простоту невинного человека, которому нет дела до суда, но сие не есть наше состояние в отношении к суду святых, как уже из вышесказанного разуметь можно, или нерадение и закоснение грешника, который избегает мысли о неизбежном суде потому, что всегда занимается помыслами и делами греховными. О суд, которого познание устрашает и которого незнание обличает и посрамляет нас, о котором размышление угрожает осуждением и о котором забвение ведет прямо к осуждению! Откройся нам со страхом твоим, прежде нежели откроешься с неизбежным осуждением нашим.
Не весте ли, говорит святой апостол ведающим о суде святых. Мы с несведущими обратимся к источнику ведения. Первое и главное сведение о суде святых почерпаем из слов Самого Сына Божия, Которому Бог Отец суд весь даде, да вси чтут Сына, якоже чтут Отца (см.: Ин.5:22-23) и Который в Свою чреду разделяет суд Свой с апостолами: Аминь глаголю вам, яко вы шедшии по Мне, в пакибытие, егда сядет Сын человеческий на престоле славы Своея, сядете и вы на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Мф.19:28). В сем изречении должно заметить, во-первых, что суд святых откроется торжественно в пакибытие, во вторичное бытие человеков, то есть по воскресении мертвых, и, следственно, суд сей будет всемирный не только в отношении к человекам последних времен, но и в отношении к роду человеческому от начала времен до конца их. Во-вторых, что суд сей откроется торжественно, егда сядет Сын человеческий на престоле славы Своея. Но как сие будет, по другому изречению Его, тогда, егда приидет Сын человеческий в славе Своей, и вси святии ангели с Ним (Мф.25:31) - следственно, суд святых произведен будет не только пред родом человеческим, но и пред ангелами Божиими. В-третьих, что последователи Христовы сядут на престолах для суда в то же время, егда сядет Сын человеческий на престол славы Своея - следственно, суд их будет соединен с Его судом, они порознь будут орудиями, или подчиненными, частными действователями Его единого, всеобщего и верховного суда. В-четвертых, что апостолы сядут на двоюнадесяте престолу, судяше обеманадесяте коленома Израилевома. Но как за сим остается еще множество народов и племен, которые предстанут всемирному суду, то можно из сего заключать, что кроме сих дванадесяти судей, и еще многие судии должны будут явиться. Сие догадочное заключение оказывается ясною и утвержденною истиною в изречении апостола, который говорит, что не одни апостолы, но вообще святии мирови имут судити. Пророк еще с большею определенностью сказует, что все святые Божии без изъятия возведены будут в достоинство судей, дабы произвесть суд над языками и людьми, над царями и славными их. Сотворити в них суд написан. Слава сия, то есть слава быть судьями в сем суде, будет всем преподобным Его (Пс.149:9). Присовокупим к сему свидетельство очевидца сего суда, ибо святой Иоанн уже видел оный в откровении. Видех, - пишет он, - престолы и сидящия на них, и суд дан бысть им (Откр.20:4).
Трудно вообразить, как произведется один согласный и не подверженный никакому пререканию суд толикого множества судей над еще большим множеством подсудимых по столь многим разнообразным и тонким предметам суда, каковы суть все явные и тайные дела, слова, желания и помышления каждого человека в продолжении всей его жизни. В изъяснение сего находим нечто у псалмопевца, который говорит, что преподобные сотворят суд написанный, и у Тайновидца, который пишет так: И видех мертвецы малыя и великия стояща пред Богом, и книги разгнушася, и ина книга отверзеся, яже есть животная; и суд прияша мертвецы от написанных в книгах, по делом их (Откр.20:12). Как обыкновенно между человеками употребляется написанный суд, частию для удобности в отношении к высшим судиям, поелику он не только слова и действия подсудимых со всеми их обстоятельствами и подробностями, но и множество в разных местах находящихся свидетелей и других доводов судного дела представляет в нескольких написанных листах, частию для верности, поелику слово сказанное мгновенно скрывается и может быть пересказано иначе, а слово написанное остается видимым и непременным, так и суд святых представляется написанным в книгах, и особенно в книге жизни, в ознаменование того, что им дан будет от Верховного Судии способ так же удобно и верно или, лучше сказать, несравненно удобнее и вернее видеть всю внешнюю и внутреннюю жизнь каждого судимого ими, нежели как обыкновенный судия видит поступки подсудимого в написанном полном судном деле, и что потому судимым грешникам не останется никакого способа не признаться в том, в чем обличат и осудят их святые. Но кто и когда пишет книгу нашей жизни для будущего суда святых? Думаю, что пишем ее мы сами, и пишем непрерывно в то самое время, когда что делаем или говорим, желаем или помышляем, - так должно быть для того, чтобы мы не имели предлога отрицаться от нее на суде и говорить, что в ней кем-то когда-то написано, чего мы не знаем и чего от нас не было. Но где лежит сия книга? Кто знает, в каком месте хранит Судия написанный суд, доколе придет время открыть его всенародно? Впрочем, надеюсь, не погрешим, если скажем, что в сердце каждого из нас лежит книга жизни для будущего суда нашего - там, где не только знающие Бога, и закон Его, и благодать Его, но и язычники являют дело законное написано, сосвидетельствующей им совести, и помыслом друг друга осуждающим или оправдывающим (см.: Рим.2:15), ибо сие внутреннее явление не иное что есть, как большее или меньшее открытие книги жизни, которая наконец вся, от начала до конца, откроется и из нашей же внутренности осветится или тихим светом, или пожирающим огнем в день, егда судит Бог тайная человеком (16).
Можно еще сказать, что и в самом теле нашем, которое под покровом тленного уготовляется к воскресению, как бы в некоей книге мы пишем жизнь нашу неприметными ныне, но явственными для будущего суда нашего чертами: "Каковая бо ныне, - говорит святой Макарий, - сокровища внутрь себе стяжала душа, таковыя откроются и явятся тогда на теле"[37], может быть, также и на других созданиях Божиих, ибо у Тайновидца сказано, что, кроме особенной книги животной, есть еще книги, которые должны разгнуться для суда по написанному в них, - может быть, говорю, и на других созданиях Божиих, нами беззаконно употребляемых, оскверняемых, повреждаемых, окажется по частям написанный суд настоящей жизни нашей, например наши грубые нечистоты на земле и воде, наши праздные слова на воздухе, следы злобы нашей в том, что было предметом или орудием злобных действий, улики соблазнов наших в тех, которых мы соблазнили. Так не обличенное живыми свидетелями братоубийство Каиново написано на земле кровью Авеля, и Небесный Судия точно сими кровавыми, не только явственными для прочтения, но даже говорящими письменами уличил непризнававшегося преступника: Глас крове брата твоего вопиет ко Мне от земли (Быт.4:10). Так один из будущих судей Божиих ржу золота и сребра предварительно принимает в качестве свидетеля против сребролюбцев. Ржа их, - говорит, - в послушество на вас будет (Иак.5:3). Наконец, самая благодать, вселившаяся во святых, которой мы не приняли не по чему другому, как по самопроизвольному нерадению или упорству, их вера, их подвиги, их добродетели, которые мы долго имели пред очами в сих подобострастных нам людях, но которым не подражали, явясь в день суда в полном свете, произведут то, что действие суда святых само собою окажется над нами посредством совести нашей, подобно как Ной, не поставляя судилища, не производя судебного исследования, тою самою верою, которою сам спасся от погибели в потопе, осудил неверовавший первый мир. Верою, - говорит апостол, - ответ приим Ное о сих, яже не у виде, убоявся, сотвори ковчег во спасение дому своего; еюже, то есть верою, осуди весь мир (Евр.11:7).
Вот некие малые, какие с глубоким неведением нашим совместны, начатки познания о великом суде Божием и святых Божиих над всеми нами; малые для того, чтобы ввести нас в тайны будущего, но, может быть, уже не малые для того, чтобы возбудить нас к спасительному страху будущего. Если мы страшимся обнаружения некоторых, не совсем уже тайных грехов наших пред некоторыми человеками, подобно нам, грешными; если смущаемся пред тайным свидетелем и судиею нашей совести, которого Церковь дает нам не столько для осуждения, сколько для изглаждения грехов наших, то как снесем мы обнаружение всех, даже в самой глубине души нашей сокровенных, грехов пред вселенским поистине Собором святых, при всех знаемых и незнаемых человеках пред чистейшими взорами ангелов, в открытом присутствии сидящего на престоле славы Своей, тогда как обнаружения грехов наших требовать будут не покаяние и прощение, но ад и огнь вечный? Если один луч строгой истины, осветивший одно слово беззакония в книге совести нашей, как стрела, пронзает нашу внутренность, то каковы должны быть наши ощущения, когда вся книга жизни нашей отверзется, все, по-видимому, изгладившиеся черты греха в ней сделаются явственными, все, что есть о существе нашем, представит написанный суд нашей прошедшей жизни, а все нас окружающее явится полчищем свидетелей против нас? О суд, о котором помышление колеблет и потрясает меня! Как устою я, когда ты в самом действии откроешься? Что сотворим, мужие братие? (Деян.2:37).
Если толико страшен суд, устрашимся греха, который один виною того, что суд толико страшен. А поколику мы уже виновны во грехе, то, как угрожаемые явным и торжественным судом человеческим предварительно иногда прибегают к имеющему власть судить и, чтобы избежать явного и строгого суда и наказания, добровольно подвергают себя тайному и снисходительному суду и исправлению, так и мы ускорим прибегнуть к имеющим судити миру и к Самому Верховному Судии, взыскуя себе суда тайного прежде явного, суда милосердия прежде суда правосудия, суда исправления прежде суда наказания. Подлинно есть предварительный суд святых, суд милосердия и исправления, чрез который предупреждается и отвращается страх последнего суда их, суда правосудия и наказания. "Что убо есть, - вопрошает святой Макарий, - еже Господь рек: сядете на двоюнадесяте престолах, судяще обеманадесяте коленома Израилевома? И ответствует: Сие находим исполнившееся уже на земле, по вознесении Господнем на Небеса: снизпослал бо Он Духа Утешителя на обанадесять апостолов и святую силу, яже пришедши, вселилася в них, и возсела на престолах разумов их. Но зане предстоящии глоголаху быти их пияных; сего ради нача Петр судити их, глоголя о Иисусе: яко мужа сильна в словесех и знамениях, вы распясте, повесивше на древе (см.: Деян.2). Чего ради, - продолжает святой Макарий, - покаялися многие, научившиеся от Петра, дабы быти им новым и Богу избранным миром. Видиши ли, како явилось начало суда? Тамо бо показася новый мир... И хотя и еще будут сидети и творити суд в пришествие Господне, в воскресение мертвых: обаче и зде сие сбыстся, Духу Святому возседшу на престолах разумов их"[38].
Как Петр, один из Судей Божиих над коленами израилевыми, повинный Богу род израильский, исполненным духовной силы словом судил не к осуждению и погибели, но к покаянию и спасению, так ты, судия Божий в языце нашем, Преподобне Сергие, исполненным благодати примером жития твоего суди исполненную грехами жизнь нашу к очищению, исправлению и обновлению. Твоим воздержанием и умерщвлением плоти суди нашу роскошь и негу и исправи нас по крайней мере в здравую умеренность и простоту в удовлетворении потребностям телесным. Твоим неусыпным трудолюбием суди нашу леность и праздность и возбуди нас к полезной деятельности и к безропотному исполнению наших обязанностей. Твоею кротостию и смирением суди нашу гордость и презорчивость и научи нас не мудрствовати о себе паче, еже подобает мудрствовати. Твоею вольною нищетою суди нашу любостяжательность и наставь нас быть довольными тем, что кому дарует Промысл Божий, и не прилагать сердца к богатству, аще и течет оно. Наипаче живущим в тебе духом благодати суди и осуди плотское наше мудрование и мудрованием сим угашаемый дух благодати возжги в нас неугасимо. Предстательствуй о нас пред Престолом Верховного Судии, Господа нашего Иисуса Христа, да приимем участие в искуплении от суда смертного животворящею Его кровию, и, если не может прейти нас суд и наказание, пусть ныне судимы, от Господа наказуемся временно, да не с миром осудимся (1Кор.11:32) навеки. Аминь.
Слово в день Святителя Николая, 1822 г.[39]
Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)
Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)
Сие пишет Апостол Павел к Евреям, то есть к обратившимся в Христианство из Еврейского народа и, вероятно, к тем, которые жили в Иудее. Посему догадываться можно, что наставники, которых он имел в мыслях, суть именно Апостолы Иаков, брат Иоанна, и Иаков, брат Господень. Первый из сих скончался от меча, поднятого на Церковь Иерусалимскую Иродом, а второй пострадал от Иудейского первосвященника Анны и его скопища. Естественно, что дети Церкви с горестью вспоминали столь бедственную потерю столь великих наставников. Сие-то расположение духа исправляет и возвышает Апостол, поучая вспоминать кончину благочестивых наставников не с печалию, но с благоговением, не для оплакивания, но для подражания: Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их.
Поелику Апостолы говорили то, что подаваемо было им от Духа Святого, то послушные дети Церкви наставления их принимали как законы и слово их обращали в дело. Отсюда обыкновение торжественно вспоминать отшедших к Богу наставников Христианских. И когда уже не поучают они словом, поучают их примером.
Иные наставники просияли словом мудрости, иные - иными дарованиями духовными на пользу Церкви. Вспоминаемый ныне наставник - Святитель Николай ознаменовал себя преимущественно сильной верою и ревностью по вере.
Вспоминайте же его так, чтобы при том поучаться и самым делом подражать его ревности по вере.
Ревность есть духовный огонь. Как мудрость светит в уме, как любовь согревает сердце, так ревность, сложное действие оных двух сил, воспламеняет все существо, в котором она есть. Она является в нем напряженною деятельностию, которая все, что может ей покориться, могущественно направляет к своей цели - способное к очищению очищает, смешанное разделяет, нечистое и тленное разрушает, противоборствующее отражает и рассыпает. Так ревность Самого Бога изображает Апостол, когда называет ее ревностию огня, поясти хотящаго сопротивныя (Евр.10:27).
По сему образу ревность человека в отношении к вере есть такое качество и расположение духа, по которому человек с пламенным желанием и живейшей деятельностию старается истинную веру, которую он познал и возлюбил, сохранить, распространить, очистить от примешения суеверий, и соблазнов, и врагов ее или умягчить и обратить, или довести до невозможности вредить ей.
Ревность по вере есть алчба и жажда правды в вере, которая поколику обретает веру правую, потолику насыщается и блаженствует, а, когда или не обретает правыя веры, или видит ее ослабляему нерадением ложных Христиан, колеблему раздорами, угрожаему бедами, тогда снедает (Ин.2:17) самого ревнителя. Соломон, изображая сию огненную, или снедающую, силу ревности, говорит: Жестока, яко ад, ревность (Песн.8:6). Аду ее уподобляет не потому, чтобы она хотела кого-либо низринуть в ад, ибо сего не может быть от истинной ревности, поелику в составе ее есть любовь, но или потому, что она, видя возлюбленные творения Божии на пути к аду и с живейшим состраданием представляя себе погибель, им предстоящую, сама в себе чувствует их ад, или потому, что ревность, с избытком растворенная любовью, готова бывает разделить даже адскую участь с теми, по которых ревнует, дабы облегчить участь сию для них и своею опасностью исхитить их от опасности. Так, Апостол Павел, ревнуя по Израильтянам ревностью Божией, побужден был сказать, что он молил бых ся сам отлучен быти от Христа по братии своей (Рим.9:3), то есть дабы они во Христа уверовали.
По сему и подобным примерам некоторые, может быть, думают, что сия святая ревность не есть общая и всегдашняя обязанность, но дар, ниспосылаемый благодатью немногим на некоторые, особенные случаи, когда необыкновенные опасности веры требуют необыкновенных усилий для ее сохранения и утверждения. Подозрением в сем образе рассуждения не касаемся мы тех, которые охладели в вере до такой степени, что не исполняют и обыкновенных, всеми признанных ее обязанностей. Как искать ревности по вере у тех, у которых и самой веры в делах найти не можно? Нет ли таких, которые чтят веру, желают и употребляют некоторые усилия исполнять ее обязанности, поколику знают их, но у которых ни в исчислении должностей, ни в списке добродетелей не найдешь имени ревности? Не думают ли, что нам нет нужды в ревности Павла, когда мы не назначены сражаться с упорством Иудеев, ни в ревности Моисея, или Финееса, или Илии, когда мы не живем среди мерзостей язычества?
Конечно, не всякому быть Моисеем или Финеесом, Илиею или Павлом, когда Моисей в известное время не мог быть Финеесом, ни Финеес - Моисеем. Но, если Моисей в одном, а Финеес в другом случае спасли целый народ Божий своею ревностию, не лучше ли было бы еще, когда бы таких ревнителей было более? А из сего уже и видно, что, если святая ревность не есть необходимая обязанность, по крайней мере она есть желательная добродетель.
Но осмотримся внимательнее. Не найдем ли мы ревности и между необходимыми нашими обязанностями. Что может быть необходимее и повсеместнее обязанностей, которые Сам Бог возложил на нас десятью заповедями?! Здесь ищу я закона ревности, и сие искание нет нужды простирать далее первой заповеди: Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии [Исх.20:2-3]. Слышите ли вы в сих словах вместе с заповедию веры и любви заповедь ревности? Вслушайтесь разборчиво. Когда Небесный Законодатель провозглашает Себя Господом и Богом, Он возвещает Свою власть и требует нашей покорности, возвещает Свое величие и поставляет нас в благоговение пред Ним. Когда же не стыдится, как выражается в сем самом предмете Апостол (см.: Евр.11:16), нарицаться Господом и Богом нашим, что являет Он нам в Себе, как не любовь, и что возбуждает в нас к Себе, как не любовь? Ибо что может быть полнее любови от лица говорящего, что любезнее для слышащего, как сказать, как услышать говорящего: Я есмь твой. Итак, вот заповедь любви. Но что далее? Да не будут тебе бози инии, разве Мене. Что сие значит, как не то, что Бог, постановив между Собою и человеком союз любви, желает укрепить его и возвысить до такого совершенства, чтобы любовь сия исключала всякую другую любовь, которая с нею несогласна и ей не подчинена или, что то же, открывает Свою ревность и ревность нам заповедует? Итак, вот заповедь ревности. Изъяснение сие не вымышлено, а дано Самим Творцом закона в продолжение десятословия: Аз бо есмь Господь Бог твой, Бог ревнитель (Исх.20:5).
Из сего нетрудно усмотреть как то, что обязанность быть ревностным по Боге и по вере в Него лежит на каждом человеке, так и то, что обязанность сия простирается на все времена и случаи, поелику заповедь ревности неразрывно связана Высочайшим Законоположником с заповедью любви к Богу, которая никогда никакому исключению подвержена быть не может.
Но, дабы ближе, в самом действии усмотреть, как далеко может и должна простираться святая ревность, вопрошаю: должно ли быть ревнительну по таком богослужении, которое хотя и было правильное и Богом установленное, но по Его же судьбам уже начало терять свое достоинство и значение и вскоре совершенно должно быть разрушено? Как многие души, не воспламененные Божественным огнем, подумали бы, что они, не нарушая своих обязанностей, с хладным равнодушием смотреть могут на какое бы то ни было уничижение такого Богослужения. Не подумают ли некоторые, что в таком случае ревность была бы даже неуместна и нерассудительна, усиливаясь подкреплять то, что непременно должно быть разрушено? Примечайте же здесь, как много может обмануть нас мнимое благоразумие, лишенное живого чувствования сердечного, или, лучше сказать, нерадение, прикрытое видом благоразумия. Не так мыслил, не так поступал Тот, Который есть Самая Премудрость и вместе Самая Любовь и потому чистейший образец ревности. Иерусалимское Богослужение, состоявшее из теней и гаданий, должно было прекратиться, когда явился Иисус Христос, Свет теней и разрешение гаданий, и самому храму вскоре надлежало быть предану язычникам для конечного разрушения. Но что в сие время чувствовал, что сказал, что сделал Иисус Христос, когда увидел в храме недостойное храма? Он чувствовал то, что изображено у Пророка: ревность по доме Твоем снедает Меня. Не творите, - говорил Он, - дома Отца Моего домом торговли. И самым делом изгнал продающих из храма (Ин.2:14-17).
Видите, Христиане, пример святой ревности в таком случае, по которому должно заключить, что и каждому из нас не будет недостатка в случаях к подвигам ревности. И сей образ ревности показан точно всем, ибо Иисус Христос поступил в сем случае не яко принадлежащий храму по особенной к нему обязанности, поелику известно, что он никогда не поставлял Себя в такое положение, но во всех случаях для исполнения обязанностей установленного богослужения, даже очудодействованных им, отсылал к священникам - Он действовал здесь по свободной всеобщей ревности.
Итак, Христианин, если ты веруешь и желаешь быть верен твоей вере, то надлежит тебе быть и ревнителем по вере. Не отрицайся от сего тем, что ты не видишь врагов веры и не встречаешь предметов ревности. Иисус Христос нашел предмет ревности в самом храме истинного Бога. Встречается и в истинной Церкви Христианской то, что ревностного Христианина снедает ревностью.
Можно ли равнодушно видеть многих из чад веры, живущих в таком неведении о том, во что они веруют, что им точно можно сказать сказанное Самарянам: Вы кланяетеся, Егоже не весте (Ин.4:22)? Если Бог даровал тебе истинный свет веры и разумение тайны Христовы, то возревнуй по таковых с Апостолом Божией ревностию (2Кор.11:2) и болезнуй спасительной болезнию, дондеже вообразится в них Христос (Гал.4:19).
Не встречаем ли Христиан, которые право так именовать себя основывают токмо на исполнении некоторых наружных, по легкости предпочтительно восприемлемых обязанностей, без внутреннего исправления сердца, без очищения совести, без возвышения духа к общению с Богом? Если ты Христианин не по одному имени, но по духу и силе, скажи хотя одному из таковых, кому можешь: "Почто ты, Христианин сый, Иудейски или даже язычески живеши?"
Трудно было бы окончить, если бы мы захотели продолжать исчисление подобных случаев к святой ревности, которые внимательный Христианин ежедневно может встречать, обращаясь с подобными себе Христианами. Но еще не далеко ли мы оных ищем, когда ищем далее самих себя?
Обратись, Христианин, в собственную твою храмину, войди в себя самого - не найдешь ли и здесь того, что должно снедать тебя ревностию?
Если ум твой прилагается в поучения странна и различна (Евр.13:9) и не хочет отдать себя в свободный плен и блаженное послушание вере, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Святых отцов, которые силою веры низлагали взимавшияся на разум Божий возношения (2Кор.10:5) гордого разума ересеначальников?
Если корысть или суета наполняет сердце твое предметами мира и оно занимается ими более, нежели Богом, для Которого сотворено, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Моисея и Илии, обличавших и истреблявших идолослужение?
Если чувства твои отверсты к удовольствиям, растлевающим и оскверняющим душу, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Финееса, дабы, если можно, решительным ударом умертвить уды сущия на земли, страсть и похоть злую (Кол.3:5)?
Ревнуя поревнуй по Господе Бозе твоем (3Цар.19:10). Не одному Финеесу ревность принесла завет священства вечного. И нам, если будем чистыми и неизменными ревнителями и поборниками по Царствии Божием в нас и в ближних наших, сия ревность принесет обет или, лучше, самое исполнение обета - да сотворит нас Христос цари и иереи Богу Отцу Своему. Тому слава и держава во веки веков. Аминь (Апок.1:6).
Слово в день Святого Архистратига Михаила, 1821 г.[40]
Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? (Евр.1:14)
Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? (Евр.1:14)
Торжественно собрался ныне собор земной воздать честь Собору Небесному; собрался собор человеков воспеть хвалы Собору Ангелов. Для чего? Не все ли они, говорит Апостол, изъясняя высокое превосходство Сына Божия пред Ангелами, - не все ли они суть служебные духи? Для чего же Церковь, которая часто изъявляет желание вместе с Ангелами служить Богу и славословить Его благость, теперь, так сказать, остается позади них и совершает род служения в честь их самих? Сие тем более требует исследования, что и древний закон, вчиненный Ангелами (Гал.3:19), не представляет никакого торжественного установления в честь Ангелов.
Самое обыкновенное основание священных установлений, - говоря сие, мы не колеблем других оснований, глубоких и таинственных, - самое, говорю, обыкновенное основание церковных установлений есть благочестивое напоминание. Помни день субботний, - говорит заповедь (Исх.20:8). Будет вам день сей в память, - говорит закон Пасхи (Исх.12:14). Сие творите в Мое воспоминание, - говорит Сам Иисус Христос, устанавливая таинство Тела и Крови Своей (Лк.22:19). На сем основании древний закон не мог основать особенного церковного установления в честь Святых Ангелов в такие времена, когда человеки наклонны были воздавать служебным силам честь Божескую и когда всего более нужно было напоминать о подобающем служении единому Богу. Ныне, под законом Христовым, совсем иные времена. Единство Божие как солнце озаряет умы, но, как звезды неприметны при солнце, так при занятии любомудрствующего ума одной великой мыслью о Свете несотворенном некоторые уже не примечают светов сотворенных, малых, конечно, пред Оным, впрочем, чистых и благодетельных, - не примечают служебных духов, посылаемых от Бога в служение для тех, которые должны наследовать спасение, а, не примечая их, устраняются от их благодетельного сообщества и помощи. Для таких времен прозорливо и премудро установила Церковь торжествовать в честь Собора Небесных Сил, дабы мы, немощные земнородные, получали назидательное напоминание о сих споспешниках нашего спасения.
Удивительно, что забвение о Небесных Силах в некоторых из Христиан простирается до того, что сомневаются даже о существовании невидимого мира. Если бы не имели мы о сем свидетельства в книге Откровения, мы могли бы найти оное в книге природы. На всем видимом написано свидетельство о невидимом. Апостол Павел говорит, что невидимое Божие, Его присносущая сила и Божество, от создания мира, чрез разсматривание тварей, есть видимо (Рим.1:20), но как не все видимое может отнесено быть непосредственно к невидимой силе Божией, то на основании Апостольского изречения можно видеть мир невидимый сквозь мир переходящих образов - мир постоянных Сил, посредством которых вседетельная сила Божия держит, носит (Евр.1:3), движет, управляет и сохраняет все видимое. Посмотрите на дерево или траву - то, что вы видите, может только увянуть, засохнуть и разрушиться, а то, что производит зелень, рост, цвет и плод, не есть ли невидимое? Оглянитесь на самих себя - то, что в вас чувствует, желает, мыслит, не есть ли невидимое? Приметьте подобную лестнице постепенность тварей, которые потолику совершеннее одна другой, поколику более открывается в них действие невидимого. Начните от земли и камня, в которых невидимое совершенно погребено, взойдите по лестнице видимых тварей до человека, в котором невидимое может уже господствовать, не естественно ли над сею степенью предполагать твари, в которых видимое совершенно поглощено, - существа чисто невидимые, духовные?
Правда, в нынешнем омраченном состоянии человека и мира сквозь письмена видимых вещей тускло мелькает свет мира невидимого. Но зато в книге Откровения очищенное верою око усматривает не только существование мира невидимого, но и его близость и тесный союз его с видимым. Там Херувим стережет путь древа жизни (см.: Быт.3:24), здесь Ангел утешает отчаянную Агарь (см.: Быт.16:7-12), в другом месте Ангелы вместе с Господом гостят у Авраама (см.: Быт.18); Ангелы спасают Лота из погибающего Содома (см.: Быт.19), Ангел сохраняет жизнь умирающему от жажды Измаилу (см.: Быт.21:17-19); Ангел и, может быть, более, нежели Ангел по существу, однако же Ангел по явлению и по наименованию в священном бытописании удерживает руку Авраама, вознесенную на заклание Исаака и осыпает его благословениями (см.: Быт.22:15,17); Ангела обещает Авраам в руководство рабу своему (см.: Быт.24:7), и сей раб дивно руководствуется в обретении Ревекки. Иаков, то спящий во множестве видит Ангелов, по лестнице восходящих на небо и нисходящих на землю (см.: Быт.28:12), то бдящий встречается с полками Ангелов (см.: Быт.32:1). Ангел является Моисею в горящей купине (см.: Исх.3:2) для приготовления его к изведению Израильтян из Египта. Ангел в столпе огненном и облачном предшествует Израильтянам из Египта, заграждает их от преследующих Египтян (см.: Исх.14:19), сопровождает чрез Чермное море и сорок лет непрерывно странствует с ними по пустыне. Под распоряжением Ангелов приемлют (Деян.7:53) Израильтяне закон Моисеев, Архистратиг силы Господни является Иисусу Навину (см.: Нав.5:14) и распоряжает чудесное завоевание Иерихона. Ангел вместо Пророка проповедует Израильтянам, и плачущий от его проповеди народ ознаменовывает место его явления именем Плача (см.: Суд.2:1-6); Ангел призывает Гедеона к избавлению Израильтян от порабощения (см.: Суд.6:14); Ангел двукратно посещает родителей Самсона, предсказывает необыкновенное рождение и научает воздержанием матери охранять плод чрева (см.: Суд.13); Ангел поражает Иерусалимлян за тщеславие Давида (см.: 2Цар.24:16) и Ассириан за гордость Сеннахирима (см.: 4Цар.19:35). Пророк Илия неоднократно в действиях своих руководствуется Ангелом (см.: 3Цар.19:5; 4Цар.1:15); Елисей показывает отроку своему сонм Ангелов, подобный охранительному воинству (см.: 4Цар.6:17). Исаия видит Серафимов окружающих Престол Господень, и от одного из них приемлет огненное очищение (см.: Ис.6); Иезекииль среди отверстых небес созерцает четырех Богоносных животных и одушевленные колеса (см.: Иез.1); Даниил зрит тысящи тысящь служащих Ветхому деньми, и тмы тем предстоящих Ему (Дан.7:10); иногда встречает он Ангела-хранителя и, может быть, более, нежели Ангела, в разжженной пещи (см.: Дан.3:92), иногда во рве львином (см.: Дан.6:22); иногда Гавриил парит над ним, и прикасается к нему, и изъясняет ему видения (см.: Дан.9:21); иногда в откровениях своих он слышит о Михаиле, едином от первых старейшин небесных и князе народа своего (Дан.10:13,21). Захария, кроме того, что видит и слышит Ангелов, многократно в себе ощущает Ангела глаголющаго (Зах.1:14). О Господи сил! Какие воистину Соборы Небесных Сил собираешь Ты для земнородных! Как дивно ополчаешь Ангелов Твоих окрест боящихся Тебе (Пс.33:8)! Каким содружеством, каким единством сопрягаешь духи Ангельские и человеческие!
Может быть, некоторые думают, что Ангелам покорены были только ветхозаветные времена теней и гаданий, подобно тому как видимые звезды поставлены для обладания ночию. Посмотрим. Откроем Новый Завет. Се восходит солнце духов, является Царь откровений Иисус Христос. Что же? Должны ли исчезнуть звезды? Должны ли удалиться служебные духи Света? Или присутствие солнца не уничтожит звезд, а только сделает их менее приметными? Или и в присутствии Царя царственные служители будут учреждать и облегчать доступ к Нему? Но почто вопрошать о сем? Сам Царь провозглашает, чему быть надлежит: Отселе узрите небо отверсто и Ангелы Божия восходяща и нисходяща к Сыну человеческому (Ин.1:51). И действительно, мы видим Ангела, возвещающего неплодное зачатие Предтечи (см.: Лк.1:11) и бессеменное зачатие Спасителя (см.: Лк.1:26); целое воинство Ангелов, воспевающих славу рождества Спасителева (см.: Лк.2:13); Ангела, разрешающего недоумение Иосифа (см.: Мф.1:20) и устрояющего безопасность Младенца Иисуса от ищущих души Его (см.: Мф.2:13); Ангелов, служащих Иисусу по искушении Его в пустыне (см.: Мф.4:11); Ангелов усвоенных каждому младенцу, выну видящих лице Отца Небесного (Мф.18:10); более двенадцати легионов Ангелов, готовых ополчиться за Иисуса против Иудеев (Мф.26:53); Ангела, явившегося для укрепления Его в Гефсиманском подвиге (см.: Лк.22:43); Ангелов, отверзающих Гроб Его (см.: Мф.28:2), возвещающих Его Воскресение (см.: Ин.20:12); Ангелов сопровождающих Его вознесение и возвещающих Его паки пришествие (см.: Деян.1:10,11); Ангелов, разрешающих узы (см.: Деян.12:7) и отверзающих темницы для Апостолов (см.: Деян.5:19); наконец, Ангела только еще возникающему от тьмы язычества Корнилию, явившегося для того, чтобы указать ему вход в Церковь Христианскую (см.: Деян.10:3-6).
Христиане! Иисус Христос, по изречению Иоанна Богослова, есть Святый, истинный имеяй ключ Давидов, отверзаяй, и никтоже затворит (Апок.3:7). Итак, если Он отверз небо, кто же смеет затворить его? Или кто смеет сказать, что теперь уже не время видеть Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по воле сына человеческого? Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? Кто же и ныне может утверждать, что они уже без дела и мы без помощи?
Но, чем несомненнее удостоверяемся мы о близости к нам Святых Ангелов и об их готовности на помощь нам, тем с большей заботливостью мы должны помыслить о том, отчего в наши дни так мало слышат о сей помощи, а еще менее верят слышанному о том. Или нет при нас Ангелов, или мы не примечаем их, или удаляем от себя. Что их нет, то неправда, как мы видели. Следственно, правда то, что мы или не примечаем их, или удаляем от себя.
Как в видимых своих явлениях Святые Ангелы нередко принимаемы были человеками за подобных человеков, так легко случиться может, что и невидимые их действия человек примет за собственные человеческие или обыкновенные естественные действия. Не случается ли, например, что среди недоумения или некоего бездействия ума вдруг как молния просиявает чистая, святая и спасительная мысль, что в обуреваемом или хладном сердце мгновенно водворяется тишина или возгорается небесный пламень любви к Богу? Если всякое явление по роду своему свидетельствует о присутствии действующей силы, то сии внутренние явления души нашей не свидетельствуют ли о присутствии Небесных Сил, по человеколюбию бросающих лучи свои в наш ум и искры в наше сердце? Не суть ли это действия Ангелов, по изречению Пророка Захарии, глаголющих в нас? Как достойно сожаления, если мы не примечаем сей Ангельской помощи! Ибо, не примечая, не приемлем ее, как должно, и не пользуемся ею; не пользуясь, остаемся неблагодарными и виновными, не приготовляем себя к другим подобным посещениям и таким образом даже удаляем от себя хранителей наших.
Если мы, человеки, удаляемся от человеков, которых расположения противны нашим расположениям, если наставник наконец отрекается от ученика, не внемлющего наставлениям, или пестун - от воспитанника, отвергающего руководство, если самый отец удаляет от себя непокорливого сына, - то как не удалиться, наконец, от нас Святым Ангелам, когда мы не следуем их спасительным внушениям и оставляем бесплодным для нас их служение? Как не удалиться от нас Небесным Силам, когда мы предаемся токмо земному? Как не удалиться чистым духам, когда мы живем в нечистотах плоти? Как не удалиться Ангелам Божиим, когда мы непрестанно имеем в мыслях и в желаниях не Бога и Христа Его, но мир и самих себя?
Чада Церкви! Чада Божии! Будем ходить, яко чада послушания. Не слышим ли, как матерь ежедневно просит нам у Господа и Отца нашего Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших? Не отвергнем блага, о которых она столько для нас подвизается. Презрим земное и приблизимся к небесному. Очистим чувства, и узрим сверхчувственное. Изгоним из души нашей плотские желания и суетные помыслы, и тогда посетят ее бесплотные Силы и поведут нас с собою от силы в силу, доколе наконец и Сам явится Господь Бог в Сионе духа нашего (см.: Пс.83:8) и сотворит в нем Себе обитель (см.: Ин.14:23). Аминь.
Слово в день Святого Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1822 г.[41]
Темже и страждущии по воли Божией, яко верну Зиждителю да предадят души своя во благотворении (1Пет.4:19)
Темже и страждущии по воли Божией, яко верну Зиждителю да предадят души своя во благотворении (1Пет.4:19)
Для чего так часто Церковь возобновляет пред нами зрелища неповинного страдания, торжественно возобновляя память невинно пострадавших? Для чего само Провидение поспешествует в сем Церкви, для чего и оно так долго и непрерывно представляет нам зрелища неповинного страдания, чудесно сохраняя пред нами нетленные останки невинно пострадавших?
Для чего, Святое отроча, благородное в жизни земной по крови царской, багрянородное и в жизни Небесной по крови мученической, - для чего еще оставляешь между нами твои рассеченные члены и таким образом соделываешь потомков очевидцами того, как ты пострадал, без сомнения, не без воли Божией, хотя то было по воле и действию забывших Бога человеков? Домышляюсь. Губители принесли тебя в печальную жертву законопреступному властолюбию, на погибель законной власти царской, и дивный в судьбах Своих Бог попустил быть сему, дабы беззаконием вельможи обличить и наказать грехи народа, но, дабы не вотще пролита была чистая кровь твоя, он сберег ее ко времени, повелел ей, как Авелевой, вопиять против мятежников и похитителей царского венца и таким образом соделал тебя священною жертвою, агнцем, закланным за спасение законной власти царской.
Только сие нужно на время. Для чего же и теперь еще призываемся мы быть свидетелями более нежели за два века пред сим совершившегося неповинного страдания? Для чего так открыто, по изречению Церкви, сеются мощи Мучеников по всей вселенной? Для того, как она же говорит, чтобы от них прозябал плод исцелений? Правда. Но для чего и дар исцелений дается невинно пострадавшим, и притом иногда таким, которые не совершили великих подвигов добродетели, как сие, впрочем благословенное, отроча? Для чего, повторяю, дар исцелений? Для тела ли только, когда самое тело не для себя, но для души?
Как одним концом нити разрешается многосплетенный узел, так все сии вопросы разрешаются одною простою мыслию, что Бог сохраняет и украшает дарованиями чудес останки невинно пострадавших, а Церковь, таинница путей и намерений Божиих, возобновляет и прославляет память их на тот конец, чтобы приучить нас к мысли о неповинном страдании и соделать нас готовыми предать на сие души наши, если на то будет воля Божия. Мне кажется, на каждом гробе Мучеников написано то, что написал Апостол Петр при мысли о Стефане, Апостоле Иакове и других Мучениках первенствующей Христианской Церкви: ...и так страждущие по воле Божией, Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро [1Пет.4:19].
Должно признаться, что нелегко привыкнуть к мысли о неповинном страдании. Против нее восстает некоторым образом вся природа, как человеческая, так и прочих тварей Божиих. Поелику все сотворил единый, премудрый и всеблагий Бог, то все сотворено в единстве, расположено по закону порядка и направлено к блаженству, смерти же Бог и не сотворил (Прем.1:13). Итак, естественно, что никакая вещь не расположена к тому, чем рассекается единство, чем нарушается порядок, что уклоняет от блаженства. Таким образом, всякая жизнь любит жить и не хочет смерти, всякое орудие познания или ощущения желает находить свою пищу и радость в предметах, сообразных с его устроением, а не страдать от тех, которые несообразны с его свойствами и разрушительны для его состава.
В человеке, кроме естественного отвращения от страдания, против мысли о неповинном страдании восстает чувство справедливости, свойственное высшей его природе. Если чувственная природа по началу своего устроения требует, чтобы жизнь пользовалась безопасностью, то нравственная природа по началу свободы и правды Божией, в ней впечатленному, еще сильнее требует, чтобы невинный был безопасен. И потому как вид разрушения приводит в содрогание чувственную природу, так нравственную природу приводит в сугубый трепет и смятение вид незаслуженного страдания.
Но вот странность и противоречие природы самой себе, которое должно погрузить размышляющего в безутешное уныние и отчаянную скорбь, если он не откроет источника утешения и надежды выше природы! Та же природа, которая внушает отвращение к ужасам от страдания, особенно неповинного, та же самая природа возвещает, что страдание, даже и неповинное, неизбежно. Пройдите по всем степеням видимых тварей, пройдите по всем областям земной природы - где нет страдания? Что не страждет? И не более ли страждет то, в чем более видны черты невинности? Агнец трепещет от волка, кроткая птица - от хищной, сильнейшие животные то по естественному побуждению и необходимости, то по случаю истребляют слабейших, а иногда и сильнейших - хитрейшие, то, что есть лучшего в растениях, терзается и разрушается животными, составляя их пищу. Всякое благо, всякая радость, всякое удовольствие в природе более или менее дорого покупается страданием. Зерно должно расторгнуться и совсем погибнуть, чтобы родилось растение и плод; чувство чадолюбия, источник живейшей радости в животной природе, очевидно растворено и в бессловесных тоскою и заботами, приятность питания и насыщения почти соразмерна бывает с предшествовавшим изнурением голода, и сладость сна - с утомлением бдения. Во всех, и самых благодетельных, силах природы открыты источники страдания и разрушения. Солнце согревает, но и палит зноем, хлад укрепляет, но и убивает, вода орошает, но и потопляет, ветер освежает, но и наносит болезни, земля приносит человеку хлеб, но требует у него пота. Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону. Рождающая мучится, рождаемое плачет, умирающий страдает, плачут оставшиеся после умершего. С начала жизни человек страждет от недостатка сил, от несовершенного развития способностей, под конец жизни - от утраты сил и способностей; если между сими крайностями есть какая середина, она через край наполняется страданиями, оттого что человек никогда не находит способностей и желаний своих удовлетворенными. А сколько разнообразных случайностей! Болезни, страсти, оскорбления от людей, беспомощная бедность, обременительное богатство, тяжкая подчиненность, расстроенное управление - сколько стрел или, точнее, сколько тулов, наполненных стрелами, на уязвление сердца человеческого!
Какая участь! Страдать не хочется, но страдать надобно! Несносно, а неизбежно!
Что же делать? "Тяжело, - говорит один размышляющий язычник, - но терпением облегчается то, чего переменить не можно". Сей пример показывает, что и язычники признавали необходимость приучать себя к мысли о страдании и даже к готовности на страдание неповинное. Но языцы, не имущие упования (Еф.2:12), не знали терпения, которое упование соделывает (Рим. 5:4), и учили терпению отчаянному. "Терпи охотно, - говорили они, - иначе невольно терпеть будешь". Или: "Погибай великодушно, потому что все погибает, приятно пасть под огромными развалинами". Горькие утешения! Как будто горькая чаша может сделаться сладкой от соединения с морем той же горечи и от той мысли, что она менее горька быть не может! Так мало может человек усладить чашу судьбы своей без познания Того, Который есть утеха Израилева и чаяние языков (Лк.2:25; Быт.49:10)!
Только в истинном благочестии - одним словом, только в Христианстве можно найти чудесный камень, превращающий мрачное железо в чистое золото, горечь - в сладость, зло - в добро, смерть - в жизнь, страдание - в блаженство. И так страждущие по воле Божией, Ему, как верному Создателю, да предают души свои.
И от сей мысли, что мы страждем по воле Божией, неверующий ужаснулся бы и возроптал бы на верного Создателя. Но верующий, углубляясь в сию мысль, обретает в ней обильный источник утешения, который растворяет сладостью всякую горечь. Одобряющая и обнадеживающая мысль о воле Божьей, о воле верного Создателя, мирит верующего с угрожающей мыслью о неповинном страдании.
Мы страдаем по воле Божией, по воле Того, от Которого всякое даяние благо и всяк дар совершен сходит свыше (Иак.1:17), по воле Того, Который питает птицу, не стоящую ассария, Который траву сельную одевает великолепнее, нежели Соломон облачался в славе своей, и Который чрез Единородного Сына своего уверяет нас, что мы, даже мы, маловеры, дороже у Него какого-нибудь крина или врабия, по воле Того, Который солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на праведныя и неправедныя (Мф.5:45) и заповедует нам подражать совершенству Своего милосердия. Как же можно, чтобы Тот, Который есть и от Которого происходит единое благо, имел волю поставить нас в такое состояние, в котором нет ничего, кроме зла? Как можно, чтобы Тот, Который бережет врабия и травное былие, не хранил человека, хотя бы проводил его сквозь огнь и воду, когда то находит нужным? Как можно, чтобы Тот, Который являет милосердие Свое даже злым, не явил даже правосудия Своего невинно страждущим? Если Благий посылает страдание, то, конечно, и в страдании есть некоторое благо. Если Милователь и Питатель наш питает нас хлебом слезным, и напаяет слезами (Пс.79:6), то, конечно, есть нужда и польза приготовить нам такую пищу, подобно как находят нужным с туком или сладостью обыкновенной пищи соединять остроту соли, кислоту или горечь. Если бесконечно Милосердный бесконечным милосердием не удерживается от того, чтобы показать людем Своим жестокая (Пс.59:5), то, конечно, не может статься, чтобы Он допустил сие вопреки правосудию. Скажут: посему и не было бы неправедного и неповинного страдания. И не знаю, есть ли в отношении к Богу неповинное старадание, кроме страдания Того, Который язвень бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша (Ис.53:5). Кроме Него, вси согрешиша (Рим.5:12), и потому все повинны страданию, а вместе с виновными человеками и покоренная им тварь покорена суете неволею и оттого вместе с ними совоздыхает и сболезнует в надежде очищения и освобождения вместе с ними. Если же и есть страждущие неповинно в отношении к себе и своим делам, правосудие и благость Божия с избытком являются над ними в делах Божиих чудесных и спасительных, совершаемых в воздаяние за неповинное страдание. Осязательный образ сего представлен нам в Евангельском слепорожденном, если слепота его была темной загадкой в отношении к понятию о правосудии наказательном: Сей согреши, или родители его, да слеп родися (Ин.9:2), то загадка сия совершенно разрешена правосудием воздаятельным: Ни сей согреши, ни родителя его, но да явятся дела Божия на нем (Ин.9:3). Тяжко ли не видеть несколько лет света телесного, чтобы в награду за сие узреть свет духовный, Божественный, просвещающий всякого человека к жизни вечной?
Но если мысль о Боге, яко верном Создателе, может облегчить для нас неповинное страдание, то мысль о Иисусе Христе, яко возлюбленном Спасителе, может сделать страдание любезным, сладостным, блаженным. Кто имеет сердце, тот знает, что есть страдание из любви и благодарности - и как сладостно сие страдание! Христианин! Кто может так любить тебя и кто так достоин любви твоей и благодарности, как не Тот, Который из любви к тебе оставил славу Небесную, вкусил все скорби и горести земные, пострадал на Кресте, прошел даже сквозь адские мучения, дабы исхитить тебя из ада и возвратить в славу Божественную? Можешь ли ты отречься, если нужно из любви к Нему, вкусить несколько капель из чаши, которую Он для тебя испил без остатка? Что я говорю? Не чувствуешь ли ты неизъяснимой сладости сей чаши, которая так обильно растворена Божественной любовью, что горечь страдания составляет в ней едва приметную пряность? Ах! Если ты сего не чувствуешь, то духовный вкус твой туп и мертв - болезнь, для уврачевания которой опять не иное что нужно, как умножить горечь в чаше твоей участи!
Итак, ученики пострадавшего, в наказание ли, в залог ли милости, в наслаждение ли или во исцеление, только непременно нужно нам приобщиться страдания. Христу пострадавшу за ны плотию, и вы в туже мысль вооружитеся: зане пострадавый плотию преста от греха (1Пет.4:1). Возлюбении, не дивитеся еже в вас раждежению ко искушению вам бываему, яко чужду вам случающуся: но понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, да и в явление славы Его возрадуетеся веселящеся. Аще укоряеми бываете о имени Христове, блажени есте: яко славы и Божий Дух на вас почивает. Да не кто от вас постраждет яко убийца, или яко тать, или яко злодей, или яко чуждопосетителъ: аше ли же яко Христианин, да не стыдится, да прославляет же Бога в части сей (1Пет.4:12-16). Аминь.
Слово в день Святого Мученика Димитрия Царевича, 1825 г.[42]
Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде (Ин.15:18)
Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде (Ин.15:18)
Нередко мир делает такие дела, которые не только для ненавидимых им ужасны, но и для любимых им ненавистны. И спросил бы я у него, имеет ли он какие средства успокоить или утешить людей, пораженных такими делами.
Отдайте на суд самого мира дело, которое одна из великих сил мира, страсть честолюбия, совершила над сыном Царевым, не смягчась невинностию отрока, не устрашась крови, которую самый мир, для блага своего, должен признавать священною. Без сомнения, и мир скажет: ужасно! ненавистно! А что может он сделать, чтобы сие ужасное и ненавистное дело загладить или исправить?
Един Иисус Христос творит сие чудо, что зло, которое мир делает и которое уничтожить не может, не только уничтожается, но и превращается в добро для тех, которые злостраждут от мира, что на событие, в высочайшей степени ужасное и ненавистное, можно взирать спокойно и с любовию, что вопреки естественным понятиям и чувствованиям, по которым самая благополучная смерть бывает печальна, самая злополучная смерть становится предметом праздника.
Так мир во зле самоосужден и бессилен. Так Иисус Христос во благе могуществен и победоносен.
Посему Иисус Христос, предваряя своих учеников и последователей о ненависти мира, не подает им средств, не требует от них усилий против сего врага, не мирит их с миром, как недостойным их союза, и не вооружает их против мира, как недостойного их противоборства. Он только предостерегает их, чтобы ненависть мира не привела их в страх и смятение; Он учит взирать на нее равнодушно, как на дело уже не новое. Аще мир ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде.
Научись же подлинно, Христианин, не страшиться ненависти мира, восстающей против тебя за то, что ты последуешь Христу, что стараешься мыслить благочестиво и поступаешь добродетельно.
Могут некоторые подумать, что наставление Господа не страшиться ненависти мира к ним не относится, и дано совсем не для наших времен и обстоятельств. Мы не живем ныне, скажут они, среди врагов и гонителей Христианства, как жили первые последователи Христовы; мы живем Христиане между Христианами; мир, который некогда ненавидел Христианский род, в продолжении времен сам переродился в мир Христианский. Кому неизвестна победа, победившая мир, вера наша (1Ин.5:4)? Так, победоносцы, торжествующие победу, может быть, не для вас еще приобретенную! Мир побежден, однако не уничтожен: он еще живет и по-прежнему ненавидит тех, которые суть Христовы или хотя стараются быть таковыми. Мир, побежденный верою, плененный в ее послушание, допущенный посему в область ее, неприметно внес в нее с собою и распространил в ней свой собственный дух, и таким образом сей враг Христа и Христианства очутился в пределах самого Христианства, прикрывшись именем Христианского мира, он действует свободно и учреждает себе мирское Христианство; старается обратно перерождать сынов веры в сынов мира, сынов мира не допускать до возрождения в истинную жизнь Христианскую, а на не покоряющихся ему - ненавистию, лукавством, злословием, клеветою, презрением, кратко сказать, всяким оружием неправды вооружается.
Справедливо ли то, что теперь сказано, удостовериться не трудно. Внимательный тотчас может поверить сие опытом. Кто же так часто среди самого Христианства воздвигал и воздвигает вражды, раздоры, смятения, ненавидит и гонит лучших из Христиан, старается угашать светильники Христианства? Кто наполнил Христианство Мучениками, пострадавшими от людей, которые также назывались Христианами? Кто не давал спокойного дня в жизни Василию или Григорию? Кто несколько раз изгонял Афанасия? Кто заточил Златоуста? Кто сию столь священную и Богоприятную жертву заклал столь нечестиво и безбожно? Кто? Неужели Христиане, которым вдохновенный от Христа дух есть дух любви и мира, кротости и незлобия, послушания и терпения? Кто же производил и производит таковые ужасы, как не мир, некогда побежденный верою нашею, но потом - о горе и бесславие Христианству! - нередко побеждающий в нас веру нашу, не по ее немощи, но по нашему расслаблению и малодушию?
Кто хочет еще ближе видеть, как и ныне мир ненавидит тех, которые истинно суть или желают быть Христовы, тот может испытать сие над самим собою тем скорее, чем совершеннее облечется в ум Христов и дела Христовы и чем более приметен будет миру в сем образе. Пусть предстанет кто премудрым и разумным века сего с учением о премудрости Божией в тайне сокровенной (1Кор.2:7), о коренном повреждении человеческого естества, о самоотвержении, о возрождении, о внутреннем человеке, о жизни созерцательной, о действиях Св. Духа, Которым, по изречению Святого Дамаскина, всяка душа живится и чистотою возвышается и наконец светлеется Тройческим единством священнотайне. Чем глубже будет он излагать сие бесконечно глубокое учение, тем менее разумные будут разуметь его и тем удобнее, по уверенности в превосходстве своего разума, или презрят его, как мечтателя, или возненавидят, как опасного нововводителя, хотя сие учение может называться новым только потому, что оно есть учение нового, а не ветхого человека, и опасным только для плоти и мира, поелику оно имеет целью умерщвление плоти и победу над миром. Или пусть отважится кто из людей, не скрытых от мира низостию своего состояния, с полною Христианскою решимостию отвергнуть пышность и роскошь, оставить забавы и зрелища, расточить имение на нищих, прилепиться исключительно к храму Божию и духовным упражнениям; какими уязвляющими взорами преследовать будут сего беглеца люди так называемого хорошего общества и изящного вкуса! Сколько стрел остроумия, или, справедливее, острого безумия на него посыплется! Нет сомнения, что найдутся люди, которые усомнятся в его здравомыслии потому только, что он решился мыслить и поступать по-христиански, не применяясь к миру и его ложным понятиям и неправильным правилам.
Итак, нельзя не признать, что не только в первые времена Христианства была, но есть и во дни наши ненависть мира против истинных Христиан, и если хотим быть беспристрастны, нельзя, думаю, не признаться многим из нас, что есть и страх, производимый сею ненавистию, и малодушное угождение миру именно для того, чтобы не подвергнуться сей ненависти. Для сего благоразумными и основательными кажущиеся люди позволяют себе дела легкомысленные и суетные, для сего желающие быть честными людьми допускают себя впадать в дела бесчестные. Оскорбительно было бы для целого общества подумать, что нет в нем ни одного человека, могущего рассудить, что игра есть упражнение детское и потому людям зрелого возраста и ума едва изредка и на краткое время позволительное для облегчения сил, утомленных долгим напряжением во время важнейшей деятельности; как же изъяснить сие странное явление общежития, что целые общества людей зрелого возраста и ума игрою в уреченные часы каждого дня вернее и постояннее занимаются, нежели делом звания или молитвою? Не иначе можно изъяснить сие, как тем, что рассудительные хотя и понимают суетность сего упражнения, боятся быть отлученными от сонмища суеты, и потому добровольно порабощают себя суете, чтобы убивать ею свое время, а иногда и свое благосостояние. Нетрудно благовоспитанной деве или жене понять, что искусство Иродиады, награжденное некогда кровавою главою проповедника покаяния и целомудрия, по сему одному воспоминанию не может быть для размышляющего Христианина приятным упражнением и ни в каком отношении не есть благородное искусство, как же идет Христианка на поприще Иродиады? Вероятно, боится она, чтобы мир не наказал ее презрением за презрение к законам мира. Благородный служитель правосудия желал бы сохранить руки свои чистыми от мздоимства, но боится, чтобы другие не уничижили его благородной бедности, чтобы корыстолюбивый начальник не изгнал его, не получая от него дани, и, начав дарами благодарности, оканчивает мздою неправды.
Вот случаи, которые показывают, как в самом обыкновенном течении жизни в мире Христианин искушается опасением ненависти от мира и как удобно чрез сие опасение делается он или по некоторой неволе рабом мира, или охотно становится его другом. И что же? Страх быть отверженным миром доводит его до того, что он действительно бывает отвержен Богом. Ибо никтоже может двема господинома работати (Мф.6:24). Иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак.4:4).
Научись же подлинно, Христианин, не страшиться ненависти мира, восстающей против тебя за то, что ты последуешь Христу, что стараешься мыслить благочестиво и жить добродетельно.
Что страшиться? Утешая, глаголет тебе Иисус Христос. Твое состояние не есть необыкновенное, опасность твоя не есть нечаянная. Воззри на жизнь Учителя и Господа твоего и познай, что с Ним произошло все, что происходит или еще может произойти с тобою. Аще мир вас ненавидит: ведите, яко Мене прежде вас возненавиде.
Но, Господи Иисусе! Какое в том утешение для нас, ненавидимых миром, что и Ты был им возненавиден прежде нас? Не сугубая ли в том для нас скорбь, что и Ты, самая Любовь, был ненавидим? Не сугубая ли в том для нас опасность, что и Ты, самая Жизнь, убиен был ненавидящими?
Не усомнимся, Христиане, во утешении Господнем. Если вся, елика преднаписана быша, в наше наставление преднаписашася, да терпением и утешением писаний упование имамы (Рим.15:4), возможно ли, чтобы слово Господа, особенно для утешения сказанное, не было для нас источником утешения? Если сей источник глубок, углубим наше внимание; чем более углубим, тем обильнее почерпнем.
Ведите, глаголет, яко Мене прежде вас возненавиде. Ведать, что и Христос был ненавидим, утешительно для нас, Христиане, во-первых потому, что сие может послужить к разрешению сомнения, на правом ли пути мы находимся. Ибо мир, ненавидящий нас за Христа, старается дать ненависти своей такой вид, что не он против Христа враждует, но мы Христа недостойны. Образ мыслей и жизни, не такой чувственный и рассеянный, какой любят в мире, мир называет безрассудной и бесполезной строгостию, упрямством, странностию; стремление к духовному - мечтательством; понятия о жизни созерцательной, о искреннем соединении человека с Богом - крайним безумием и даже хулою на Бога. Но когда слышим, что и о Христе, называвшем Себя хлебом животным, сшедшим с небес, и Сыном Божиим, или возвещавшем смерть Свою, говорили: Жестоко слово сие (Ин.6:60); беса имать: неистов есть (Ин.10:20); хулу глаголет (Лк.5:21), - тогда познаем, что и мы на пути Христовом, когда с нами подобное встречается. Тогда терние, по которому ступаем, не столько уязвляет нас, сколько утешает, как ощутительный признак истинного пути. Тогда горькая чаша, которую подают нам, услаждается уверенностью, что мы пием чашу, юже Господь пил, и что, следственно, это не чаша гнева, но чаша спасения.
Во-вторых, ведать, что и Господь наш был ненавидим, утешительно нам потому, что чрез сие можем усматривать последствия ненависти, которую претерпеваем от мира, и конец нашего бедствия. Если бы ненависть мира против Господа не окончилась победою и славою Господа, то не мог бы Он указывать на оную во утешение ненавидимых миром учеников Своих. Но когда, видя себя на Его терновом пути, видим конец сего пути для Него, нет сомнения, что и для нас конец того же пути видим. Итак, пусть клевещут на истину, пусть ненавидят любовь, пусть убивают жизнь, истина оправдается, любовь победит; жизнь воскреснет.
В-третьих, без всяких дальнейших соображений, ненавидимым от мира ведать, что и Господь был ненавидим, утешительно по тому самому, что в сем открывается их сообразность Его возлюбленному и вожделенному образу. Неужели приятнее было бы Христианину быть любимым миром, который Христа ненавидит? Нет! Пусть ненавидит меня сей мир, пусть презирает, пусть отверзает, любезна мне сия ненависть, славно для меня сие презрение, приятно сие отвержение, которые приближают меня к Христу и Ему уподобляют.
Сподоби нас, Господи, уподобиться Тебе если не делами, Твоим подобными, то по крайней мере терпением скорбей и бед, Твоему терпению подобным. Но сохрани от беды малодушия, чтобы из страха скорбей не покориться врагу Твоему, не уподобиться миру прелюбодейному и грешному. Сотвори сие с нами благодатию Твоею, Милосердный к грешным, Дивный во Святых, Препрославленный во веки! Аминь.
Слово в день Святаго Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1843 г.[43]
Молю убо вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше (Рим.12:1)
Молю убо вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше (Рим.12:1)
Указанием на щедроты Божии Святой Апостол возбуждает в Христианах усердие приносить Богу нескудные и достойные Его дары благодарности. Долг праведный и очевидно для всех и каждого обязательный, потому что и все мы вообще, и каждый в особенности пользуемся щедротами Божиими.
Имея пред очами Царственного Мученика, жертву некогда оплаканную, но и ныне еще живую, Царству и людям благотворную, помыслим, братия, о должной и от нас Богу жертве, руководствуясь Апостольским увещеванием: Молю вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше.
Говоря о жертве первоначально братиям Церкви Римской - людям, недавно вступившим в Христианство из Иудейства и язычества, Святой Павел, со свойственною Богомудрому наставнику мудростию, применяется к понятиям о Богослужении, какие имели они до Христианства, дабы легким образом их возвести от образного, несовершенного, или даже суетного, к истинному и совершенному, от наружного ко внутреннему, от чувственного к духовному. Прежде - как бы так говорит он им, - вы приносили в жертву земные плоды и плоть бессловесных животных; теперь вы знаете, что Бог не приимет от дому твоего тельцов, ниже от стад твоих козлов (Пс.49:9); ни от рук человеческих угождения приемлет, как бы требуя что, Сам дая всем живот и дыхание и вся (Деян.17:25); принесите же Ему лучшую жертву - ваше тело, или, лучше сказать, самих себя: Представите телеса ваша жертву. Прежде для жертвы вашей вы убивали живущее и разрушали бездушное, ныне научитесь служить Богу не разрушением твари Его, но сохранением ее или даже возрождением в лучшую жизнь: Представите телеса ваша жертву живу. Прежде вы наблюдали, чтобы ваша жертва была из рода чистых животных и не имела на себе никакого телесного порока, отныне наблюдайте, чтобы тело ваше, как жертва Всесвятому, не было повреждаемо или оскверняемо душевными пороками и страстями нечистыми: Представите телеса ваша жертву святу. Как прежние жертвоприношения ваши вы учреждали в самом язычестве не по своему одному произволу, а в Иудействе точно по установлению Божественному, так и жертвоприношение тела вашего совершайте по воле Божией, дабы во всем благоуждать Единому Богу: Представите телеса ваша жертву благоугодну Богови. Как посредством жертвоприношения бессловесных животных и вещей бесчувственных совершалось чувственное, наружное Богослужение, у Иудеев несовершенное и только предуготовительное, а у язычников совсем суетное и бесплодное, так, напротив, посредством непрестанного жертвоприношения разумного существа вашего вы, Христиане, совершайте духовное Богослужение, приличествующее Богу Духу, внутреннее, достойное Испытующего сердца и утробы, деятельно словесное, открытое Богом Словом, прямо к Нему ведущее и с Ним соединяющее: Представите телеса ваша жертву Богови, словесное служение ваше.
Братия Церкви Христовы, в ней рожденные, воспитанные и наставленные! Не напрасно ли мы расточаем слова, думая объяснять вам изречение, которое Апостол к нововступившим в Церковь написал, как само по себе ясное и вразумительное? Или, напротив, пусть каждый по сему примечает за собою - довольно ли углублен разум его в тайне Христовой, или само по себе ясное учение Апостольское и после некоторого усилия объяснить оное для некоторых из нас еще кажется темною загадкою? Что подлинно значит принести тело свое в жертву? Не значит ли сие претерпеть мученичество, так как в сем точно разуме тот же Апостол в другом послании написал о себе: Аз уже жрен бываю (2Тим.4:6)? Но мученичество видимое не есть общий жребий всех Христиан во всякое время, а заповедь о жертве дает Апостол всем Христианам, не изъемля никого и не ограничивая времени. Мученичеством умерщвляется тело, а заповедь Апостольская требует его в жертву живую. На мученичество должно быть предану от других, как и Апостол говорит о себе, что он жрен бывает, а не сам себя приносит в жертву; напротив того, в заповеди своей он требует, чтобы вы сами себя приносили в жертву: Представите телеса ваша жертву. Что значит при том, что он повелевает принести в жертву телеса наши, когда Дух есть Бог и иже кланяется Ему, духом достоит кланятися (Ин.4:24)? Сей последний вопрос несомнительно, думаю, разрешится для каждого, если вспомним, как тот же Апостол в другом месте подобным образом говорит: Или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть? (1Кор.6:19). А еще в другом месте о сем самом предмете объясняется так: Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? (1Кор.3:16). Из сличения сих изречений ясно усматривается, что когда Святый Павел храмом ли Духа Святаго, жертвою ли называет телеса ваши, тогда он разумеет не одно тело, но всего человека в целом его составе и, следственно, предметом Христианского жертвоприношения полагает и душу и тело вместе. Как же должны мы соделать жертвою и душу и тело наше?
Жертва существует прежде, нежели становится жертвою, жертвою делает ее назначение. Агнец на пажити не есть жертва, тот же агнец, когда приведен к Олтарю, становится жертвою. Посему и человек доколе ходит в мире, поникши к земле, собирая и поглощая пажить земных благ и чувственных удовольствий, дотоле он и тело его не есть жертва Богу, в сем случае он или бывает жертвою тварей, работая, вместо Бога, богатству, боготворя чрево, или, напротив, поставляет себя идолом и требует себе в жертву всего, что земля производит. Таким образом, Христиане, одним именем не превозноситеся и не обольщайтесь наружностию. Кто не живет истинно по-Христиански, тот находится в состоянии нравственного идолослужения. Но когда дух Христов, дух покаяния и благодати, берет человека с пажити мира, обращает и влечет к Богу, а человек, веруя, повинуется сему влечению, вменяет за уметы и оставляет позади себя все, что привлекало его в мире, всецело посвящает Богу и душу, и тело, и дела, и желания, и помышления, решается с безропотностью агнца, ведомого на заклание, и действовать и страдать, и жить и умереть для Иисуса Христа, - с сего времени он, пользуясь духовною силою священнодействий и таинств видимого, изобразительного храма, невидимо входит и сам таинственно зиждется в храм духовен и вступает в чин живой жертвы Божией. Хотя разные жертвы скинии Моисеевой или храма Соломонова в своих образах, в тени, в гадании представляли первоначально единую существенную, всеспасительную крестную жертву Господа нашего Иисуса Христа, впрочем, по причастию и подражанию сей всеобщей жертве, и над каждою живою жертвою Христианской в некоторой степени и с применением к особенному ее состоянию может и должно совершаться то, что некогда представлялось жертвами преобразовательными. Ты закалаешь твою жертву, когда духом умерщвляешь плоть со страстями и похотями, омываешь ее, когда оплакиваешь прежние грехи твои, возжигаешь ее, когда огонь любви Божией объемлет и наполняет сердце твое так, что силою оного темные стихии ветхой плотской жизни разрушаются и очищаются, и сквозь них проникает новая, светоносная, горе идущая жизнь духа. Ты приносишь фимиам - одну из самых внутренних жертв, проникающую во Святая Святых и усовершающую многие другие жертвы, - когда приносишь молитву; так еще во дни теней и гаданий разрешал сие священное гадание тот, который воспевал: Да исправится молитва моя яко кадило пред Тобою [Пс.140:2], Господи! Приносишь в жертву главу, когда пленяешь разум [2Кор.10:5] твой в послушании веры [Рим.1:5] и умом твоим предаешься Богомыслию. Приносишь рамо, когда благодарственно приписываешь Богу силу, тебе дарованную. Приносишь тук, когда посвящаешь Богу твою радость и веселие. Приносишь агнца, когда ходишь в незлобии. Приносишь птенца голубиного, когда хранишь чистоту. Приносишь работного тельца или юницу, когда ревностно подвизаешься для Бога или благодушно трудишься в пользу ближнего.
Но будь внимателен, чтобы жертва твоя была истинно живая, святая, благоугодная Богу. Если вера твоя остается без дел и потому мертва есть [Иак.2:17], если велеречиво мудрствуешь о возрождении, о созерцании, о таинственности, но не радеешь о исполнении заповедей Божиих, не поступаешь по установлениям матери-Церкви, как свойственно сыну послушания, то жертва духа твоего не есть живая, ты думаешь покланяться Богу духом, но не покланяешься Ему истиною. Если дела твои не одушевляются верою и потому Кровь Христова не очищает совести твоей от мертвых или умерщвляющих беззаконных дел (Евр.9:14); если и в тонких, чистых и наиболее свойственных духовному Богопоклонению образах, коими облекается оно в Христианстве, ты не почерпаешь для себя духа и силы, приносишь фимиам, но не приносишь молитвы, возжигаешь свечу, но не горишь духом, слышишь премудрость Божественную в церковном чтении и пении, но не воспеваешь в сердце твоем Господеви, покланяешься телом, но не сокрушаешься духом - то жертва тела твоего не есть живая. Ты имеешь один образ благочестия, за что отвержены Иудеи, а не силу (2Тим.3:5) оного, которою спасаются Христиане. Кто приносит во святой храм Божий сердце, отягченное объядением и пиянством, плоть с неукрощенными похотями, уста лживые и язык уязвляющий, тот вместо агнца или голубя животное нечистое или змею хочет принести в жертву. Кто храмлет на оба колена, преклоняется то к Богу, то к миру, в одной добродетели стоит, а в другой колеблется или беспечно падает, тот приносит в жертву хромое. Кто не старается успевать в познании Сына Божия и Его спасительного учения и думает угодить Богу, как случится, тот приносит в жертву слепое. Кто мнится служить Богу, но тайно ищет в том своей выгоды или славы человеческой, тот святотатственно служит себе и людям, а не Богу жертву приносит. Все таковые жертвы как не могут назваться Святыми, так не могут и быть благоугодны Богу.
Христиане! Еще с той минуты, как мы крещены во имя Отца и Сына и Святаго Духа, сим самым действием обречены мы в жертву Богу Триипостасному. Сочтемся с собою, сколько раз потом сия непокорная жертва отторгалась от своего жертвенника и убегала из храма, сколько раз вновь уловляема была благодатию Божией, возвращаема покаянием и опять рвалась и убегала! Может быть, столько раз, что мы не найдем тому и счета. Долго ли же так будет? Когда наконец решительно, невозвратно и совершенно представим мы телеса наши жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение наше? Молил бы я вас о сем страхом суда Божия, молил бы чаянием собственного вашего блаженства, но повинуясь Апостолу, наипаче молю вас, братие, щедротами Божиими. Молю щедротами Бога, от не сущих сотворшаго нас и образом Своим почтившего, покорившего нам тварь и даже предавшего ее в повиновение суете нашей, дабы мы не имели никакого предлога отказать Ему в чем-либо. Молю щедротами Бога, тако возлюбившаго мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть в жертву, да всяк веруяй в Онь, взаимно представив себя в жертву Ему, не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Молю щедротами помазавшего нас Бога, Иже и запечатле нас Себе и даде обручение Духа в сердца наша (2Кор.1:21,22). Молю щедротами Господа нашего Иисуса Христа, давшего нам Плоть Свою и Кровь Свою, высочайшую, животворящую жертву спасения. Бог вседовольный предает все, и Самого Себя, в жертву для человека, человек ли ничтожный не представит всего себя единожды навсегда в жертву Богу?
Господь же да помянет всякую духовную жертву вашу, братия Христиане, и внутренне всесожжение ваше тучно пред Ним да будет (Пс.19:4). Аминь.
Слово в день Святыя Пасхи, 1825 г.[44]
Христос воскресе!
Тогда отверзе им ум (Лк.24:45)
Христос воскресе!
Тогда отверзе им ум (Лк.24:45)
Сколько храмин отперто, сколько дверей отворено ныне одним ключом Давидовым [Апок.3:7], и одним его движением!
В доме укрепляют и запирают двери, чтобы не допустить татя, или чтобы удержать буйного домочадца. Так и в доме Божием. Когда возделыватель и страж рая Божия похитил плод с древа познания, тогда он изгнан, рай от него заперт, и у входа поставлен сильнейший его страж с пламенным оружием. А поелику, сверх того, преступника надлежало наказать, притом и после его изгнания продолжал господствовать в роде его дух преступнический и мятежный, то как он, так и его потомки, один по другому, чрез дверь смерти, препровождаемы были в темницу, где заключались не на дни, но на веки. Отсюда само собою видно и то, как загражден и заключен был от недостойного домочадца самый дом Господень, то есть небо, к которому надлежало идти чрез сад Едемский.
Наконец Единородный Сын Домувладыки небесного, по Его милосердию и по Своему человеколюбию, приходит освободить заключенных и возвратить изгнанных. Ключ Давидов, отпирающий все двери, есть Богочеловечество Иисуса Христа, Которым как Божество проникает во все состояния человечества, так и человечество входит во внутреннее Божества. Всеотверзающее движение сего ключа есть воскресение Христово. Им отверзается темница, и отдает заключенных; отверзается рай, и приемлет изгнанных; отверзается небо, и ожидает избранных. Что сказал я теперь во уши ваши, то говорит Церковь и глазам вашим, представляя вам здесь, во все продолжение настоящего праздника, отверзтые двери к Престолу Божественных таинств.
Приметим и еще дверь, которую тот же ключ Давидов и в то же время отверзает, дверь, может быть, не большую, но которая ведет в великую сокровищницу Божию. Тогда отверзе им ум, пишет Святой Евангелист. Тогда отверз Господь ум Апостолам. Когда? Тогда, как воскрес, явился им, показал им раны Свои, яде пред ними, когда совершенно утвердил веру их во Свое воскресение. Тогда отверзе им ум разумети писания и рече им, яко тако писано есть, и тако подобаше пострадати Христу и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима [Лк.24:45-47]. Да отверзется ум каждого слышащего сие, дабы принять открывающуюся важную истину, что воскресение Христово, и вера в сие воскресение, отверзает заключенный ум человеческий к истинному разумению высоких и спасительных предметов знания.
В самом деле, как давно уже начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство Небесное (Мф.4:17)! И ранее всех прочих начали слушать сию проповедь Апостолы. Как давно и сами они посланы с такою же проповедию: Ходяще проповедуйте, глаголюще, яко приближися Царствие Божие (Мф.10:7)! И так они долго слушали проповедь о покаянии и о Царствии Божием и сами о сем проповедовали, но еще ум их был заключен? Почти невероятно и, однако, по слову Господню, справедливо. Не прежде, как по воскресении Своем, тогда отверзе им ум, разумети писания, и уже как разумевающим, рече им: яко тако подобаше проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов. До сего времени они знали покаяние как подвиг, теперь глубже познают покаяние во имя Иисуса, как дух и силу подвига. Они знали покаяние более, как нужду и должность, теперь совершеннее познают его плод и награду, отпущение грехов. Они могли проповедовать приближение Царствия Небесного, теперь могут свидетельствовать о действительном его явлении пред ними и в них самих.
Как рано также, как многократно и как подробно предсказал Господь Апостолам и страдание Свое, и воскресение! Иногда облекал Он сие предсказание притчей, как, например, когда сказал Иудеям: Разорите церковь сию, и трети денми воздвигну ю (Ин.2:19). Они при сих словах думали о храме: Он же глаголаше о церкви тела Своего (Ин.2:21). Впрочем, и притча о сем была у него иногда почти столько же понятна, как простое слово, как, например: Якоже бе Иона во чреве китове три дни и три нощи, тако будет и Сын Человеческий в сердцы земли три дни и три нощи (Мф.12:40). Но сего не довольно. Так говорил Он при Апостолах посторонним, а самим Апостолам неоднократно говорил о сем без притчи, ясно, точно, подробно, например: Се восходим во Иерусалим, и скончаются вся писанная пророки о Сыне Человечесте; предадят бо Его языком и поругаются Ему, и укорят Его и оплюют Его, и бивше убиют Его: и в третий день воскреснет. Можно ли говорить яснее? Можно ли, кажется, не понять сего? И неужели, скажете, вероятно, неужели сего не поняли? Святой Евангелист предвидел сие сомнение и потому с особенным напряжением слова удостоверяет, что подлинно не поняли. И тии, говорит он, то есть Апостолы, ничесоже от сих разумеша: и бе глагол сей сокровен от них, и не разумеваху глаголемым (Лк.18:31-34). Другой Евангелист повествует, что некогда, услышав от Господа о воскресении Его, Апостолы так затруднились в разумении слов Его, что, как будто на неразрешимой притче, остановились на них и состязались между собою о их знаменовании. И слово удержаша в себе стязающеся, что есть, еже из мертвых воскреснути (Мк.9:10). Итак, точно не прежде, как по воскресении Господа, - тогда отверзе им ум разумети писания, яко тако подобаше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых во третий день (Лк.24:45,46).
Опасаюсь, что несмотря на столь ясные свидетельства Евангельские, столь закрытое состояние ума в Апостолах прежде воскресения Христова и столь внезапное озарение целой области разумения их одним лицезрением воскресшего Христа будет для некоторых глаголом сокровенным. О если бы Господь и нам отверз ум - сказать нечто вразумительное и услышать нечто наставительное о том, как отверзается ум светом воскресшего Христа и верою в Него!
Слово Божие ум называет оком, разумение видением, неведение слепотой, как, например, в сем изречении Господа: На суд Аз в мир сей приидох, да невидящии видят, и видящии слепи будут (Ин.9:39). Известно, что пришествие Христово в мир никого не сделало слепым глазами, но многие оказались во время оного слепы умом. Последуем же указанию слова Божия на состояния и действия ума чрез состояния и действия ока. Око видит вещи частию по свойству самых вещей, как, например, свет видит светлым; частию - по образу своего устроения и по своему особенному состоянию, как, например, око слепого, постепенно отверзаемое, сперва видит человеки, яко древие ходяща [Мк.8:24], по совершенном же исцелении зрит ясно все; частью - по действию общего посредствующего между зрителем и зримыми вещами света, как, например, иное видеть вещи при свете лунном или звездном, а иное - при солнечном. Подобно сему духовное око видит духовные предметы, или, иначе сказать, ум разумевает их частью по свойству самых предметов - так невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть умом [Рим.1:20]; частью по образу своего внутреннего устроения и по своему особенному состоянию - так младенчествующий ум видит предметы более чувственно, поверхностно, большею частию без союза и порядка в понятиях, а ум образованный видит менее чувственно, более углубляется в предметы и открывает между ними союз и порядок; частию по действию посредствующего между умом и предметами света, который может быть или естественный, или сверхъестественный, или свойственный миру, в котором мы живем, смешанный из чувственного и духовного, или чисто духовный и даже Божественный, по реченному: Во свете Твоем, Господи, узрим свет [Пс.35:10]. Устроение ока телесного не ко многим родам и степеням света приспособлено, так что некоторое уменьшение света лишает оное силы видения, и некоторое увеличение света ослепляет оное. Устроение ума, как орудия духовного, несравненно пространее и разнообразнее. Один и тот же ум человеческий может сделаться или своего рода ночною птицею, которой только темнота дает зрение и у которой свет отъемлет оное, или зверем, который при лунном и звездном свете ходит восхитить пищу себе, или, как свойственно человеческому естеству, при свете дня делать дело свое и рассматривать многообразные красоты мира. Он нисходит и заключается в области чувственной; восходит - и становится способным к свету духовному, очищается и отверзается для принятия света Божественного.
Кто желает видеть духовные предметы, для того, без сомнения, не довольно открыть глаза телесные и зажечь светильник телесного света. Чем возвышеннее предметы видения, тем возвышеннее должно быть состояние ока и свет, который ему посредствует в видении. Следственно, для созерцания предметов Божественных потребен и свет Божественный, и устроение ума с тем сообразное. Во свете Твоем, Господи, узрим свет.
Слово Божие, тайны Царствия Божия, спасительное учение и спасительные дела Христовы, без сомнения, суть предметы Божественные, следственно, чтобы созерцать оные ясно и чисто, потребен человеку свет Божественный, свет Христов, свет Духа Святаго и отверзтие ума силою сего света. Доколе сие не совершилось в человеке, дотоле он, хотя и слышит слово Божие, и даже видит его действующим, не постигает его пространства, высоты и глубины, поелику духовное око его стоит в нисшем свете естественном и к сему только свету приспособлено. Вот почему Апостолы после того, как уже видели телесными очами воскрешение сына вдовы Наинской, не могли еще возвыситься созерцающим умом до разрешения вопроса, что есть, еже из мертвых воскреснути [Мк.9:10]. Вот почему и Господь сказал Апостолам: Еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне. Когда же, Господи, могут они носити слово Твое и разумети дела Твоя? Он ответствует: Егда же приидет Он, Дух истины, наставив вы на всяку истину (Ин.16:12,13). Но что препятствует скорее прийти Духу истины? Опять ответствует Евангелие: Не у бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен (Ин.7:39). Наконец Он воскресает. Вместо того, что до сего времени Божественное в Нем погружалось в человеческое, с сего времени человеческое в Нем восходит в Божественное. Таким образом отверзается Его человечество, и преисполняется уже не сокровенным, но являемым светом Божества, и разливает оный окрест себя; Богочеловек является солнцем всего человечества и начинает разделять облака и мрак, облежащий оное; Божественный свет Его ударяет в очи, которые вера в Его воскресение отверзла и устремила к созерцанию, и еще отверзает оныя, или возвышает к новому, небесному, Божественному зрению или разумению слова Божия и дел Божиих. Тогда отверз им ум разумети.
Если сие отверзтие ума, или духовное озарение, представляется скорым и внезапным, сие не только не должно казаться странным, но и весьма свойственно свету, особенно духовному. Солнце, когда восходит, отверзает целый мир разнообразных красот, удивительно ли, что и свет благодатный, свет Духа Святаго, которого действие в сердцах Апостол уподобляет дню озаряющему и деннице возсиявающей [2Пет.1:19], скоро и внезапно отверзает беспредельную область духовного разумения. Впрочем, как естественный свет, так и свет Божественный имеют в отношении к освящаемым свою зарю и свой полный день: для Апостолов ясная заря взошла тогда, когда Господь дуну, и глагола им: приимите Дух свят (Ин.20:22); полный же день открылся в сошествии Святого Духа в огненных языках.
Но если око наше еще слабо, чтобы в полноте наслаждаться светом, которым воскресший Господь отверзает умы, обратим на минуту взоры на противоположную оному тьму, чтобы тем паче возлюбить чудный поистине свет, в который мы призываемся. Посмотрите, как в то самое время, когда вера в Воскресшего отверзает ум Апостолов, неверие в Воскресшего заключает ум Иудеев во тьму осязаемую, до невероятности грубую. Что думают, что говорят они о воскресении Господа? Промчеся слово сие в Иудеех даже до сего дне. Какое слово? Слово, которому их архиерей со старцами научили воинов, стражей Гроба Господня: Ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим (Мф.28:13,15). Итак, сие-то слово промчалось между Иудеями, и они ему поверили? Возможно ли? Как можно было украсть Его, когда вы окружили гроб Его воинами? Они спали, говорят Иудеи. Военные стражи спали! Так, по мнению Иудеев. Неужели все до одного? Так. Неужели ни один не проснулся, когда для взятия тела необходимо было отвалить камень велий зело, для чего потребно было несколько человек, и что не могло быть без шума? Ни один не проснулся. Но кто же свидетельствует о том, что тело украдено? Те же стражи. Как? Те же стражи, которые спали и не проснулись, свидетельствуют о том, что произошло во время сна их и чего они не слыхали? Кто может иметь дерзость разглашать такую басню? Неверующие Иудеи. Кто может иметь безумие верить ей? Неверующие. Спросим еще, как могло статься, чтобы ученики Иисуса, которые при первом виде предстоящей Ему опасности обратились в бегство, - как могло статься, чтобы они решились на дерзкое и бесполезное предприятие - украсть тело умершего Учителя своего из гроба запечатанного и окруженного стражею, по повелению правительства? Неверие не рассуждает, оно мчит по всему свету слова, которые ему нравятся потому только, что дышат неверием. Но если сделалось известно, что сделано похищение из-за стражи, из-под печати правительства и похитители известны, то преданы ли суду стражи и похитители? Отнюдь нет. Военный начальник стражей не заботится, стражи беспечальны, мнимые похитители не менее восьми дней остаются в Иерусалиме, и никто из строгих до сего времени начальников Иудейских не требует их к суду за столь важное похищение. Возможно ли, чтоб и после сего басня о похищении тела Иисусова еще носилась между Иудеями как нечто достойное выслушивания? Возможно, потому что закоснелый в неверии ум, как ночная птица, видит только во тьме неверия, любит только свои грезы и убегает от света истины, который жжет ему глаза. Промчеся слово сие во Иудеех даже до сего дне [Мф.28:15].
Христиане! Воскресший Христос отверз ум Апостолам, и чрез веру просветил их светом Божественным не для них только самих, но и для того, чтоб они отверзли нам ум, и чтоб мы чрез веру сделались сынами света. Он допустил, чтоб и до нас донеслось нелепое слово, обличающее крайнюю слепоту неверующих Иудеев, дабы мы страшились неверия. Не говорите с Фомою: Аще не вижу, не иму веры [Ин.20:25]. Помните слова Господа: Веруеши, болыиа сих узриши [Ин.1:50]; блажени невидевшии и веровавше [Ин.20:29]. Веруйте во свет, да сынове света будете (Ин.12:36). Вера и любовь да привлекут к вам воссиявший от Гроба свет животный; сей свет да отверзнет ум ваш, к разумению тайн вашего спасения, и сердце - к ощущению Царствия Божия, которое внутрь вас есть; в отверзтом Царствию Божию сердце да отверзется вам и рай и небо. Да не затворим сами от себя грехом и неверием того, что для нас отверзает ключ Давидов. Аминь.
Слово в день Святыя Пасхи, 1827 г. [45]
Христос Воскресе!
Еще Бог привел нас узреть сего царя дней, сию главу праздников. Благословен, положивый времена и лета во своей власти!
Воистину, день Воскресения Христова есть царь дней, ибо как от благотворной власти царя приемлют подданные безопасность, мир, достоинство, так от благотворной силы дня воскресения Христова приемлют все прочии дни безопасность и мир, ибо иначе мы были бы страхом смерти чрез все житие повинни работе [Евр.2:15], - приемлют достоинство, ибо каждый день рождения, жизни, смерти каждого из нас был бы достоин проклятия, если бы не благословились все они днем воскресения Христова. Может быть, для сего-то между прочим свет неблагословенных дней погас во мгновение смерти Иисус Христовой, чтобы из Его смерти и воскресения воссиял новый свет дней благословенных, чудесным образом освещающий как все грядущие, так и все прошедшие веки. И прошедшие, говорю, ибо Авраам за столь многие веки до дня воскресения Христова наслаждался светом не тех дней, которые тогда видел, но сего дня, которого по вере ожидал, как сказует сам Иисус Христос Иудеям: Авраам отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде и возрадовася (Ин.8:56), видел же он сей вожделенный день особенно тогда, когда Исаака, в течение трех дней приносимого в жертву в сердце намерением, наконец действительно на жертвеннике, на дровах всесожжения, под жертвенным ножом, под смертоносною рукою лежащего, по выражению Апостола, в притчи прият (Евр.11:19), то есть вновь получил живого, в предзнаменование будущего из мертвых воскресения Христова, тридневного, после видимого на кресте заклания и внутреннего всесожжения. А дабы день воскресения Христова освещал грядущие по нем дни и веки, смотрите, как дает ему неоскудевающий свет само Солнце правды - Иисус Христос, когда говорит сынам света, Апостолам: Паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас (Ин.16:22). Если никто не похитит сея радости, то очевидно, что она сиять будет во все грядущие дни и веки.
Христиане, сыны света, хотя, может быть, меньшие! О, если бы сей день, который Авраам рад был бы видеть, и который Апостолам принес радость неотъемлемую, с каждым возвращением своим приносил нам новое приращение света духовного, новое утверждение в радости спасения!
Может быть, некоторым покажется, что я ожесточаю просити, - слишком много желаю и требую, чтобы свет и радость воскресения Христова всегда возрастали в нас, между тем как начало их всегда есть одно и то же, а потому и действует одинаково, даже, по-видимому, действует на нас не всею полнотою силы, какою действовало на Апостолов, поелику они сами слышали обетование радости и сами видели Воскресшего, сообразно с обетованием. На сей случай выслушайте мое оправдание, надеюсь оправдаться скоро.
Вникните в обетование радости, данное Апостолам, а в лице их и всем нам: Паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше. По нашему понятию, надлежало бы сказать: вы Меня увидите, и возрадуется сердце ваше, ибо мы радуемся тогда, когда мы видим, кого любим, а то, что видит нас он, может для нас оставаться без всякого действия, ибо когда не видим его мы, тогда не отчего возрадоваться сердцу нашему. Вопреки сему Господь сказал: Я увижу вас, и возрадуется сердце ваше, - так, как бы все дело зависело от того, что Он увидит учеников Своих, и как бы не было никакой примечательной разности в том, увидят ли они Его или нет. Что же хочет сказать чрез сие Премудрость Божия? То, что как свет сего видимого мира исходит от солнца, которое есть око сего мира, так свет душ и радость сердец исходит из очей Сына Божия Иисуса Христа, Который есть Солнце мира невидимого, что как солнце, когда восходит и зрит на землю, сим самым дает благотворный свет земным существам, поколику каждое из них способно принимать оный, так Богочеловек Иисус, когда призирает на души и сердца - особенно после того, как Он в истинную весну и новое утро мира восшел от земли в препрославленном уже Своем человечестве, которое, быв возвышено чрез страдания, сделалось, так сказать, прозрачным для живущего в нем исполнения Божества, и которого язвы суть отверстые двери Божественного света, - таковым Своим присутствием дарует благодатный свет душам и радость сердцам по мере их духовной способности принимать оный, то есть по мере веры и любви; что как наслаждение светом солнца не зависит определительно от того, видит ли кто над собою круг солнца или нет, но и тот, кто для сего не возводит и не напрягает ока, пользуется светом, и даже тот, кто сидит в тени или стоит под облаком, - так наслаждение светом Христовым и радостию о Господе не привязано к тому необходимо, зрит ли кто Христа, образно являющегося телесным даже очам, но и тот, кто не дерзает возвести взора на высоту славы Его, по смирению, и тот, кто стоит под облаком веры, и тот, кто покоится в тени надежды, также могут наслаждаться духовным светом и небесною радостию, и еще иногда безопаснее, нежели зритель необыкновенных явлений, для которых надобно иметь орлиное око, чтобы узрел нас воскресший Господь, и нет никакой примечательной разности в том, узрели ль Его мы очами телесными или нет, величайшая же важность заключается в том, чтобы Господь узрел нас не только неомрачаемым оком Своего вездесущия и всеведения, которым Он проницает все и от которого в самой мрачной глубине ада самая черная мысль утаиться не может, но чтобы узрел Он нас светлым и светодательным оком благодати, пламенным и воспламеняющим оком любви, которым Он взирает не на всех без различия, но по выбору, как узрел по воскресении своем Мироносиц и Апостолов. Впрочем, из самого сего выбора, по милосердию Своему, не исключает Он никого, если кто сам себя не исключит из оного. Не ожидает, чтобы мы искали взора благодати Его, но, предваряя нас, ищет между нами Сам, на кого бы мог воззреть взором благодати, и Сам указует нам то положение, в какое нам должно стать, чтобы взор Его мог на нас успокоиться. На кого воззрю? - взывает Он чрез Пророка, - токмо на кроткаго и молчаливаго, или сокрушенного духом, и трепещущаго словес Моих? (Ис.66:2) Если не можешь более, имей только кротость, сокрушение духа, страх Божий, и Господь воззрит на тебя по закону избрания, который Он сам Себе положил и объявил всем нам, а за сим и на тебе, так же как на Апостолах, исполнит Он данное и тебе в лице их обетование: Узрю вы, и возрадуется сердце ваше [Ин.16:22].
Чтобы поверить сие размышление несомненным опытом, воззрим на первых и ближайших причастников радости воскресения Христова, которых разнообразные опыты дают нам сколько твердых доказательств для удостоверения в сем вожделенном событии, столько же верных наставлений для спасительного и блаженного участия в оном. Радость их о воскресении была ли необходимо привязана к видению Воскресшего телесным образом? Лишением сего видения оправдывалось ли у них уменьшение радости? Не противное ли сему показывают их приключения? Вы напомните мне при сем слово Иоанна: Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа [Ин.20:20]. Так, но еще прежде их Мироносицы не радовались ли уже великою радостию, не видав Его? Изшедше, пишет Святый Матфей, скоро от гроба со страхом и радостию велиею, текосте возвестити учеником Его (Мф.28:8). Фома думал, что он вправе домогаться видения, и успел в своем домогательстве, правда, что сие привело его не только в радость, но и в восторг, однако подлинно ли сие особенное видение сделало его особенно счастливым? Совсем иначе судил сам Датель видения, Он упрекнул Фому видением и ублажил не видевших. Видев Мя, веровал еси: блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29). А быть блаженну, без сомнения, есть нечто выше мгновенных восторгов и совершеннее радости. И Апостол Петр, как самовидец Воскресшего, зная цену его видения, приписывает, однако, самую высокую степень радости верующим без видения. Его же, говорит, не видевше любите, и на Него же ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною, приемлюще кончину вере вашей, спасение душам (1Пет.1:8,9).
Таким образом, надеюсь, доказано, что начало внутреннего света и духовной радости, заключенное в воскресении Христовом, и на нас, не видевших Господа, может действовать всею полнотою силы своей, какою действовало на самовидцев и слуг бывших Словесе. Если же их опыты покажут нам и то, что сия радость не только сохранялась в них сообразно с обетованием, что никтоже возмет ее, но для сего самого качества неотъемлемости должна была в них возрастать и совершенствоваться, то чрез сие докажется, что не есть излишняя взыскательность желать и требовать, чтобы радость сия и в нас не только не оскудевала, но еще всегда возрастала, как свет утра, даже до полного дня внутреннего просвещения от Духа Святого, даже до невечернего дня Царствия Христова. Итак - еще взор на опыты очевидных свидетелей воскресения Христова.
Когда, по сказанию Евангелиста, возрадовашася ученицы, видевше Господа [Ин.20:20], сие не было еще высокой степенью и совершенством радости, поелику, как дополняет другой Евангелист, она смешана была вначале с неверованием, и для своего утверждения требовала еще более чувственного доказательства воскресения. Еще же не верующим им от радости и чудящимся, рече им: имате ли что снедно зде? И взем, пред ними яде (Лк.24:41,43). Но когда они, расставшись с Господом, возносящимся на небо, поклонишася Ему, и возвратишася в Иерусалим с радостию великою [Лк.24:52], не видите ли, что радость в них сделалась гораздо возвышеннее и сильней прежней, ибо и разлучение с Виновником радости не уменьшает ея, но представляет великою паче прежнего? Наконец посмотрите далее, как те же Апостолы идяху радующеся от лица собора Иудейского, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти [Деян.5:41], вот радость еще более возвышенная и сильная, и подлинно неотъемлемая, когда ни вражда, ни гонение, ни бесчестие, ни раны не могли нарушить ее.
Итак, возвращаюсь к моему желанию: о если бы радость настоящего дня соделалась для нас радостию жизни, всегда возврастающею, как жизнь юности, и никогда не стареющеюся, как жизнь небесная!
Но как сие сделать? - спросят, вероятно. Как сие сделать? Как сделать то, чтобы радость, по началу своему вечная, не была кратковременною? Как сделать, чтобы радость, по своим последствиям бесконечная и беспредельная, возрастала и увеличивалась на пути к своей бесконечности и беспредельности? Мне кажется, не то трудно, как сие сделать, но труднее понять то, как делается иначе. Только не препятствуйте Божественной радости, только не изгоняйте или не подавляйте ее, она будет сама собою продолжаться, возрастать, совершенствоваться, доколе наконец превратится в блаженство.
В книге Пророка Иоиля есть примечательное изречение о том, как люди теряют радость и подвергаются скорбям и бедствиям. Виноград изсше, и смоквы умалишася: шипки и финикс, и яблонь, и вся древа польская изсхоша, яко посрамиша радость сынове человечи (Иоил.1:12). Чистая радость есть благородная и целомудренная дева, которая имеет неразлучною спутницею чистую совесть, которая может быть в обществе только с теми, которых и поступки непорочны, и слова скромны, и намерения чисты и возвышенны. Как скоро вы позволяете себе дела порочные, слова праздные и легкомысленные, намерения нечистые и низкие, она тонко примечает сие, и ее благородство посрамляется, ее целомудрие стыдится, и она убегает и скрывается от вас. Если грубое и безумное веселие мира заступает ее место, тем хуже. Мщение небесное, за оскорбление небесной радости, посылает проклятие на все источники радости земной. Виноград изсше, и смоквы умалишася: шипки и финикс, и яблонь, и вся древа польская изсхоша, яко посрамиша радость сынове человечи.
Сынове человечи! Или, лучше, сынове Божии во Христе! Не посрамим радости небесной и Божественной житием нечистым и делами грубой чувственности, да даст Бог веселие в сердца наши лучшее, нежели у тех, у которых плоды пшеницы, вина и елея умножишася [Пс.4:8] и да никтоже возмет радости нашей о воскресшем и вечно живущем Иисусе Христе, Господе нашем. Аминь.
Слово в день Святого Пророка Илии, 1830 г.[46]
И иде в крепости яди тоя четыредесять дний, и четыредесятъ нощей до горы Божия Хорив. И вниде тамо в пещеру, и вселися в ней, и се, глагол Господень к нему (3Цар.19:8,9)
И иде в крепости яди тоя четыредесять дний, и четыредесятъ нощей до горы Божия Хорив. И вниде тамо в пещеру, и вселися в ней, и се, глагол Господень к нему (3Цар.19:8,9)
Во многих церквах, как здесь, память Святого Пророка Илии совершается по особенному Церковному чину. Усердствующие собираются в первенствующий храм места и с предношением священных знамений веры, с пением духовных песней путешествуют в другой храм, особенно посвященный памяти Пророка, и здесь уже совершается торжественное Богослужение. Что была за мысль Богомудрых отцов наших в сем учреждении, какового для многих других Святых, и даже для многих Господних праздников, не сделано?
Чтобы с основанием отвечать на сей вопрос, заметим общее правило святой Церкви: представлять видимые образы и подобия того, что воспоминается или созерцается духовно в ее праздниках. Так, воспоминая Крещение Господа, она ведет вас на реку и совершает молитвы над водою; торжествуя Воскресение Господне, она пробуждает вас в полночь и преизобильным светом светильников во храме изображает день вечной жизни в горнем Иерусалиме, где светильник Агнец, где солнце не нужно, где ночи не будет.
По сему правилу, по сим примерам догадываться можно, что наше крестное хождение в день Илии Пророка есть для назидания нашего представленный, уменьшенный образ многих его хождений, поистине крестных, то есть соединенных с подвигом и страданием ради Бога и благочестия, и, в особенности, образ великого и чудесного путешествия его в гору Хорив, где он сподобился созерцать торжественное явление Божества.
Итак, с благоговейным вниманием приведем себе на память хождение Пророка Илии во время бездождия и глада к потоку Хорафову и здесь его чудесное препитание служением вранов, потом его хождение в Сарепту и там чудеса неоскудевающей горсти муки, неиссякающего елея, воскресения сына вдовицы, обратное хождение в землю Израильскую и чудеса низведения дождя на землю, и огня небесного на жертву; бежание пред Ахаавом во Иезреель, может быть, с желанием и нечестивую Иезавель обратить к Богу силою совершившихся чудес, и обратное отшествие души ради своей, не потому, чтобы подвизающийся для неба дорожил земною жизнию, но потому, что не хотел доставить торжества нечестию в предосуждение благочестию; наконец великое, как я сказал, путешествие, к которому Ангел приготовляет Пророка двукратным сряду обедом, без сомнения, потому, что постник не хотел вкусить довольно, тогда как сие нужно было для его укрепления на долгий путь, - чудесно трудное путешествие в продолжение четыредесяти дней и четыредесяти нощей без пищи, впрочем, достаточно награжденное беседою с Богом и непостижимым для нас блаженным ощущением: Тамо Господь. Не буду говорить о последнем путешествии Пророка из Галгал в Вефиль, из Вефиля в Иерихон, из Иерихона за Иордан, причем Илия старался скрыть себя и славу своего вознесения от Елисея. С нашими еще очень земными движениями ума и сердца не догнать нам путешественника, поспешающего на небо.
Особенно меня останавливает вопрос о Хоривском путешествии Пророка, подобный вопросу о нынешнем нашем крестном хождении: что была за мысль послать его в столь дальний и необыкновенный путь? Если бы спросили, зачем послан он был во время бездождия на поток Хорафов, ответ не труден, там еще сохранялось естественно хотя одно из средств жизни, вода. Зачем в Сарепту? Затем, что в Хорафе воды не стало, а в Сарепте нашлась верующая женщина, которая достойна была и сама быть сохранена от глада чудесно, и послужить сохранению человека Божия. Но зачем в Хорив? Для беседы с Богом? Для явления Божия? Но не беседовал ли Бог с Илиею и в Хорафе, и в Сарепте? Не равно ли для Вездесущего явиться в пустыне Иудейской или Аравийской? Не обвините меня по сим вопросам в любопытстве или дерзости. Внимайте спокойно, я ищу наставления.
Подлинно Бог везде может беседовать с верующим, везде может дать узреть Себя чистому сердцем. Однако из сего не можно заключить, что Илии не нужно было идти в Хорив, ибо идти туда повелел ему Бог, а Бог не может повелеть что-либо излишнее или бесполезное. Благодатное общение всегда готово для человека со стороны Бога, но человек с своей стороны не всегда готов для общения с Богом и требует большего или меньшего приготовления, смотря по тому, в каком состоянии обыкновенно находится и к чему приготовляется. Очисти я днесь и утре, и да исперут ризы, и да будут готовы в день третий (Исх.19:10,11). Сим повелением сам Бог очевидно приготовлял Евреев к великому откровению на горе Синайской. Уготовихся и не смутихся сохранити заповеди Твоя (Пс.118:60), говорит к Богу Псалмопевец и тем дает разуметь, что если для исполнения заповедей Божиих в порядке, без смущения, нужно приготовление, кольми паче для принятия благодатных общений и духовных откровений. Чем особеннее общение, к которому Бог призывал Пророка Илию, тем особеннее требовалось к оному приготовление, которое и заключалось в его четыредесятидневном крестном ходе.
Ход Илии был в мире, но от мира к Богу, во плоти, но от плоти к духу, по земле, но от земли к небу.
Ход его был от мира, потому что час от часа далее оставлял он за собою и невразумимое безумие Ахаава, и неукротимую злобу Иезавели, и мерзости лжепророков, и бедственное ослепление Израильского народа. Как луна от тумана и облаков, душа Пророка освобождалась от темных, печальных и нечистых воспоминаний мирской суеты, порока и нечестия; возвышалась в светлости, в спокойствии, в чистоте, и силою уподобления более и более открывала себя Богу, который есть свет и мир.
Ход Илии был от плоти к духу, ибо хотя он и прежде сего не покорялся плоти, а предстоял Богу духом, почему и был способен слышать глас Его, и принимать его повеления, но когда надлежало ему вступить в ближайшее и после сокровенного в открытое некоторым образом общение с Богом, тогда потребовалось крайнее очищение и утончение внешнего человека, дабы сей бренный сосуд не распался от прикосновения высочайшей духовной силы. Больной глаз не может сносить обыкновенного света, который приятен оку здравому, но чтобы смотреть безопасно на солнце, потребно зрение орлиное. Так плотский, грехом зараженный человек не способен к благодатным ощущениям даже низшей степени, но чтобы откровенным лицом взирать на славу Божию или хотя под покрывалом предстоять ей вблизи, для сего и очистившийся от скверн плоти, и причастившийся духа требует нового возведения. Посему, как Синайскому с Богом общению Моисея сопутствовал четыредесятидневный пост, так и Хоривскому с Богом общению Илии предшествовало четыредесятидневное путешествие, в котором он не питался ничем другим, как только помышлением о Боге и молитвою.
Ход Илии был к небу и к Богу, ибо хотя он, вероятно, не знал предварительно, что будет с ним в Хориве, но идучи на сию гору, которая сопредельна и в основании своем есть одна с Синаем, почему и названа горою Божиею, без сомнения, вспоминал славное Богоявление Синайское, и сим благоговейным воспоминанием не только приступал к горе осязаемой и разгоревшемуся огню, и облаку и сумраку, и буре и трубному звуку, и гласу глагол небесных, но, как созерцатель, и к самому Глаголателю Небесному, Егоже глас землю тогда поколеба (Евр.12:18,19,26), и таким образом, когда ноги Илиины текли все по земли, дух Илиин все восходил к небу и приготовлялся к высокому общению с Богом.
Таков, братия, великий крестный ход Илии, таков его святый праздник, в который он нимало не работал плоти, нимало не занимался миром, точию праздновал единому Богу. По сему можно судить, каков должен быть и наш, хотя малый, крестный ход, и наш, хотя не столь совершенный, духовный